Юрий Никитин - Сборник "Русские идут!"

Я же иду протаптывать новую дорожку. Как вытоптал незадолго до этого строительную площадку для прекрасного «Княжеского пира» – серии о киевских богатырях, которую успешно продолжают молодые авторы.

До новых встреч!

ЮРИЙ НИКИТИН

ГЛАВА 1

Через центр города, перекрыв движение, двигались сотни роскошных автомобилей. Все черные, как холодный космос, все с тонированными стеклами, не отличить по цвету от окраски кузова. Не пяток-другой, когда перевозят главу правительства, и даже не десяток, когда встречают глав государств на исторические совещания по вопросам жизни всего человечества, а именно сотни породистых лимузинов.

Десятки милицейских машин с мигалками неслись через весь город, перекрывали движение. Колонна автомобилей двигалась медленно, скорбно, с достоинством. В центре двигался катафалк, влекомый восьмеркой вороных коней. Сбруя тускло и мрачно поблескивала, огромные черные султаны на конских головах слегка колыхались. Форейторы в высоких черных цилиндрах торжественно и скорбно смотрели поверх машин и смертных людей. В руках перевернутые факелы, символизирующие конец земной жизни достойного человека, которого сопровождают в последний путь, на бледных лицах отрешенность…

Вся Москва затаилась, люди пугливо смотрели с балконов. О похоронах короля местной братвы, которого милиция называла иначе, не по-королевски… да и не только милиция, было объявлено заранее. Все кладбище, где приготовлен роскошный склеп… ему позавидовала бы иная королевская семья… весь вчерашний день и эту ночь высококлассные специалисты проверяли на предмет мин и фугасов. Бомжей, попрошаек, нищих – вымело как метлой. За них взялась не беспомощная и «самая гуманная в мире», а взялись те, кто считал себя настоящими хозяевами города… Да и страны.

Ровно в полдень в воротах вычищенного и выметенного, как перед визитом президента страны, кладбища показался первый автомобиль. За ним медленно двигался автобус. Автомобиль и автобус свернули на кладбищенскую стоянку. Из автобуса с несвойственной таким солидным и немолодым людям торопливостью высыпали музыканты в черном.

Холодный ветер колыхал верхушки деревьев. Перекликались встревоженные вороны. Музыканты, стараясь не смотреть друг на друга, торопливо расчехляли инструменты. На лицах некоторая стыдливость, все-таки все из Большого театра, хоть гримируйся, зато в глазах горит решимость отработать непривычно большие деньги.

Разделившись, музыканты встали по обе стороны кладбищенских ворот. Едва показалась траурная процессия, ее встретили рев труб и звон медных тарелок. Машины проезжали медленно, сами похожие на немолодых почтенных джентльменов.

Служители кладбища сидели в будочке, считали зеленые бумажки. Быки в солидных черных костюмах указывали место для парковки: вся стоянка уже освобождена от всяких жигулей и прочего мусора.

Лимузин с вдовой и детьми въехал последним. Двое бодигардов бросились к дверцам. Высокий тучный господин с бульдожьим лицом рявкнул:

– Стоять! Я сам открою.

Он и открыл, поклонился с достоинством. Из темного зева показалась голая нога в красной туфельке, удлинилась. Шеи бодигардов вытянулись, как у жирафов. Нога продолжала выдвигаться мучительно медленно, грациозно, исполняя загадочный и очень эротичный танец, двусмысленный и вместе с тем очень откровенный.

Наконец из машины показалась вдова, прекрасная, аристократичная, молодая. Она была в черном платье, плечи оставались обнаженными, демонстрируя безукоризненно чистую молодую кожу.

Тучный господин с поклоном подал ей руку. Она приняла по-царски небрежно, зябко повела плечами:

– Спасибо, дорогой Владлен Исаевич. Какая мерзкая погода!

Господин, которого она назвала Владленом Исаевичем, церемонно поцеловал ее тонкие бледные пальчики.

– Мерзкая, – согласился он. – Синоптики хорошую обещали. Мерзавцы, за что их держат! Иначе бы мы все организовали чин-чинарем…

Она сказала капризно:

– Мэр на праздник города и то велел разогнать тучи!

Владлен Исаевич поклонился. В самом деле, недоглядели. Если уж паршивый мэр посыпал тучи не то серебром, не то еще чем-то, но разогнал, ясную погоду обеспечил, то они могли сделать больше, намного больше.

Из машины вылезли мальчик и девочка лет десяти и семи, одетые строго, безукоризненно. Владлен Исаевич согнул руку колечком, но голоплечая вдова широким жестом подгребла детей, и Владлен, все поняв, сказал скорбным голосом, пряча досаду:

– Прошу…

Так и пошли по центральной дороге в глубь кладбища: она с двумя детьми, Владлен Исаевич, претендующий на роль Первого, и еще трое сопящих ему в спину ненавистью донов. Конечно, власть захватит кто-то из них четверых, только в гангстерских фильмах вдова продолжает дело убитого мужа, но такая сочная телка – сама по себе клад, не говоря даже о ее заграничных счетах, хоромах в Подмосковье, особняке в Ницце, собственном отеле во Флориде…

От центральной дороги, вымощенной грубым кладбищенским камнем, влево ответвилась еще одна – выложенная мрамором. А дальше открылся простор: окрестные ­могилы то ли сровняли с землей, то ли участок в самом центре привилегированного кладбища берегли для самого президента страны, а теперь это местечко перехватили. Сейчас в окружении гор золотого песка темнел четырехугольный провал.

Четверо здоровенных парней, мастера спорта, как каменные надолбы, застыли у ямы. На их широких лицах с перебитыми носами было видно старание изобразить скорбь.

Еще четверо бодигардов, не допуская к такому священному обряду простых рабочих кладбища, подошли к роскошному катафалку. Приученные кони стояли неподвижно, похожие на застывшие статуи из черного чугуна. Катафалк медленно и торжественно распахнул чрево. Толпа разом вздохнула, по ней прокатился говорок почтительного изумления.

Гроб с телом покойного поражал прежде всего размерами. Не потому, что покойный был великаном, все помнили маленького сухонького старичка, вора в законе, растерявшего здоровье в бесчисленных лагерях, но гроб выглядел громадным из-за барельефов, массивных золотых ручек, что напоминали усы майского жука. Ко всему прочему из-за множества таких же массивных золотых ножек гроб казался сколопендрой неимоверных размеров.

Бодигарды протянули руки к гробу, но Владлен Исаевич, кандидат в Первые, бросил властно:

– Отставить!

Он первым, а за ним и три других вожака группировок подошли и сняли гроб. Оркестр заиграл еще печальнее. По толпе прокатился едва слышный говорок. Называли имена этих четверых, самых известных и авторитетных воров в законе.

Вперед выдвинулась оранжевая, блистающая золотым шитьем ряс, золотыми шапками и золотыми посохами группа людей, толстых и массивных, как бодигарды, но с лишними пудами дурного мяса и жира. Все как один в колоколообразных рясах, что вообще делали их похожими на стога прошлогоднего сена.

Вдова поймала быстрый взгляд старшего из этого кодла, митрополита московской патриархии: оценивающий, мгновенно раздевший ее, перевернувший так и эдак, раздвинувший ей ноги до треска в мышцах… Этому даже ее счет в швейцарском банке не нужен, как четырем донам, у него свои банки в Швейцарии.

Она улыбнулась митрополиту одними глазами, едва-едва, и тут же уловила ответное движение век. Вожак церковной группировки пообещал ей крышу и личное покровительство.

Четверо донов с гробом на плечах медленно разворачивались, побагровели от натуги. Возникла неизбежная суматоха, приглашенных набралось слишком много, бодигарды начали теснить толпу: покойнику нельзя загораживать дорогу.

Дорога к золотым горкам песка открылась прямая, народ в черном выстроился по обе стороны. Траурная музыка заиграла громче, жалостливее. Четверо донов, пошатываясь, понесли гроб.

Вдова шла сразу за гробом, скорбная и молчаливая, ослепительно красивая в траурном платье. Черная вуалька на золотых волосах блестела, абсолютно не пряча их роскошь, а нежное лицо было открыто как свежему воздуху, так и поцелуям будущего хозяина ее тела.

По ту сторону могилы уже сверкала золотыми рясами еще одна группа в ризах-копнах, с высокими золотыми шапками, золотыми посохами, кадилами и прочими шаманскими вещами. Все как один осанистые, с могучими бородищами и широкими бандитско-холеными мордами.

Солнце на миг выглянуло из-за туч. Золотое шитье засияло ослепительным блеском. На пудовых золотых крестах заблестели драгоценные камни. Сверкали золотые пуговицы, длинные, искусно изготовленные за рубежом посохи. Священнослужители выделялись среди одетой в черное братвы, как африканские жрецы среди голых негров.