Гиблое дело - Кори Доктороу

все ли из согласившихся еще готовы к тому, что завтра утром придется много готовить.

Я заехал за куриными яйцами в младшую школу Брет Харт и как раз возвращался, когда телефон настойчиво завибрировал: в чате явно обсуждали нечто важное. Остановившись на обочине Норт-Голливуд, я достал его и открыл сообщения.

Оказывается, к нам приехали не только беженцы. Прибывшая в Лонг-Бич Флотилия принимала гостей.

До этого Флотилия ни разу не приплывала в Лос-Анджелес, и шум поднялся немалый. Вся лента ругалась, пытаясь решить, что с ними делать: бежать в гости или разбомбить их прямо в международных водах, где они обычно базировались, отправив суперъяхты и авианосцы на дно к Дейви Джонсу.

Покачав головой, я убрал телефон в карман. Яйца сами себя не отвезут, а о живущих в море кочевниках-гиперкапиталистах у меня еще будет время подумать.

* * *

Но избежать разговоров о Флотилии не получилось. Дети, нарезающие картошку, постоянно отвлекались на их видеоролики – особенно «Загонщиков», очень жестокую высокобюджетную адаптацию романа Саттона «Ступающие сквозь скот». Книга была ужасной – в младших классах ее читали практически все, а некоторые буквально боготворили, будто попали в секту. Потом эти ребята постепенно перестали с нами общаться, и наши пути разошлись. Она пугала меня своим влиянием на людей, а еще больше пугало то, что сам я категорически не понимал восхищения – сколько бы ни садился ее читать, засыпал уже ко второй главе. Она была дико скучной.

Зато «Загонщики» на девяносто процентов состояли из взрывов, драк, взломов и прыжков с парашютом. Я даже немного втянулся, но в итоге только сильнее испугался за детей. Их родители вообще знали, что они смотрят?

В конце концов я уговорил детей оторваться от телефонов и помочь мне приготовить фриттату. Попытался завлечь их выбором разных ингредиентов, но сдался и сделал все на свой вкус – с чили, оливками и фермерским сыром. Грибы положил только в половину – их, бывало, не любили даже объективно дельные люди, хотя лично я не понимал, как такое возможно.

Когда все фриттаты были доставлены в столовые и рестораны, согласившиеся помочь с готовкой, я вернулся домой поужинать и выпить пива. Там, разумеется, все гудело: друзья Аны-Люсии приезжали и уезжали, развозя по домам оставшуюся одежду и игрушки и в целом готовясь к завтрашнему дню.

Я подумал помочь, но сил не было, а есть хотелось просто ужасно. Поэтому я сварганил себе быстрый сэндвич – острая оливковая заправка, сыр, курочка и большая кайзерка – и вышел с ним на задний двор, прихватив с собой складной стул.

– Черт, вкусно выглядит, – сказала Ана-Люсия, садясь рядом. Кое-как разорвав сэндвич пополам, я протянул половину ей. – Чел, ну не буду же я красть твой ужин.

– На кухне полно еды, – сказал я. – Не наедимся одним – сделаем второй и тоже поделим.

– Какой же ты человечище, – сказала она. Потом пошла на кухню за вторым сэндвичем, а заодно вынесла пива. Мы чокнулись бутылками. – Ну и денек, – сказала она. Вокруг все ужинали, разбившись на группки по двое-трое, обмахивались веерами и пили пиво. Кто-то включил музыку. Солнце опускалось за горизонт, окрашивая небо волшебными красками.

– Отличный денек, – сказал я. – Были дела, я их сделал, и теперь эти дела помогут другим. Что может быть лучше.

– Человечище, – рассмеялась она, и я к ней присоединился. – Ну, за новоприбывших! – сказала она, и мы снова чокнулись.

– За новоприбывших! Ты, наверное, уже ждешь не дождешься. Я сам уже хочу со всеми познакомиться. До вашего каравана я вообще думал уехать, а теперь…

– Чел, – сказала она. – Ты серьезно?

– А?

– Я о Флотилии. Караван караваном, но давай начистоту: это просто очередной паршивый эпизод нашей паршивой жизни. Сколько лет уже этому говну – фермы рушатся, города вымирают, вода высыхает. Зато вот Флотилия…

Я вспомнил ночь, когда лежал без сна после налета спецназа и думал о том, как нежелание обидеть колоритных людей с нетрадиционными идеями сыграло на руку чудовищам.

– Ана-Люсия, там не ангелы заправляют.

– Я в курсе, – ответила она. – Зато они не полагаются на правительство и сами решают свои проблемы. Как минимум обеспечивают людей инструментами для самоорганизации.

Опять она про Биткоин.

Рот я открыл раньше, чем успел включить мозг.

– Да там живут одни отбросы. Военные преступники, вот они кто! Сами утопили планету, потом заявили, что последний оставшийся пик Большого Каймана – это внезапно суверенное государство, и сбежали жить вокруг него на своих яхтах.

Она тоже распалялась. Я понимал, что мы вот-вот поругаемся, но срать на это хотел. Она меня выбесила.

– Легко тебе говорить. У тебя все есть – дом вон, участок. Конечно, ты будешь доверять государству. Мне вот не так повезло, Брукс. У меня больше нет дома. Матери нет, отца тоже. Я потеряла их, я все потеряла, так что не надо мне тут рассказывать о военных преступниках. Здесь их, по-твоему, нет?

Бутылка выпала из онемевших пальцев, и я просто ушел. Вышел на улицу, свернул направо, подальше от Вердуго и пересекающих его авеню, и пошел вслепую, не разбирая дороги. По щекам текли слезы, и вскоре я понял, что рядом кто-то рыдает. А потом понял, что рыдал я.

Послышались шаги, и кто-то схватил меня за руку. Что-то сказал. Видимо, соседи заметили меня и пришли успокаивать.

– Ничего, ничего, все нормально, простите, – задыхаясь, пролепетал я, вырвал руку из хватки и свернул за угол.

Но человек не ушел. Он обогнал меня, преграждая дорогу, и я осознал, что все это время это был Вилмар.

– Брукс, – сказал он, протягивая руки. – Тише, тише, держись.

Твою мать. Я вытер глаза, шмыгая носом. Взяв у Вилмара платок, промокнул слезы.

– Прости, – сказал я.

Он явно за меня волновался, из-за чего мне стало только хуже – насколько это вообще было возможно.

– Не извиняйся. – Он крепко обнял меня, и я подозревал, что народ пялится на нас в окна. Но обнимать его было приятно. – Хочешь поговорить? – пробормотал он мне на ухо.

– Давай пройдемся, – сказал я.

– Отличная мысль.

Мы вышли на Олив-авеню, направившись в сторону Риверсайд, потом пересекли улицу и долго пробирались через офисные здания на Уорнерс, пока не добрались до пешеходной тропинки, ведущей к реке. Чистая и быстрая, наполненная дождями, она омывала мшистые камни берегов, по которым гуляли гуси. Вид бегущей воды, гогот гусей и отдаленный шум автобусов на автостраде мгновенно помогли успокоиться. На сердце стало полегче, и кулаки разжались сами собой. Сев на бетонную набережную, я уставился в воду и какое-то время просто