Евгений Гуляковский - Мир в латах (сборник)

Кфилонг поднялся. Но у порога вдруг задержался и произнес фразу, над которой Роман размышлял долгие часы, оставшись один: “В нашем мире многое становится яснее и проще. Не мучай себя, все образуется само собой. Здесь тебе искренне рады”. И вышел, не попрощавшись, как Элия. Роман долго слушал тишину пустого дома, вдыхал его аромат. Потом встал, выплел на крыльцо. Двор был чистый, ухоженный, в хлеву ворочались домашние животные. Впервые в жизни ему принадлежал дом. И это было очень странное, давно забытое людьми его расы чувство…

Далеко в темном небе мелькнула какая-то быстрая тень. Роман проводил ее глазами до ближайших холмов и подумал о том, что надо будет спросить Кфилонга, летают ли по ночам люди-птицы. Что-то ему не понравилось в этой тени. Птица летела слишком странным зигзагом, упорно стараясь скрыться за крышами высоких строений. Но стражи на башнях не подняли тревоги, а он знал еще об этом мире слишком мало, чтобы беспокоиться всерьез.

Глава 2

Дом принял Романа как своего, и он спал крепко, без сновидений. Но, возможно, ему снились добрые сны, те самые, которые так трудно бывает вспомнить утром, когда ослепительно яркое солнце, не затененное ни единым облаком, заглянет в окно.

Он проснулся от его нежарких лучей и долго лежал бездумно, пока крики голодных животных во дворе не вывели его из полусонного оцепенения. Пора было вставать и начинать новую жизнь. За стенами бревенчатого дома его, человека двадцать второго столетия, ожидал семнадцатый век. А он все еще не знал, радоваться этому или огорчаться.

В хорошо налаженном хозяйстве хлопоты по уходу за скотом и домом не показались ему слишком обременительными. Раздражала лишь новизна обстановки. Некоторые нужные предметы приходилось искать по полчаса. И он ворчал на местные порядки, на то, что здесь довольно странно обращаются с гостями, и особенно хороша Элия, забывшая о нем. К обеду, закончив хлопоты по дому, решил выбраться на улицу и разобраться в своем не очень-то определенном положении. У ворот он встретил Кфилонга, который торжественно сообщил, что старшие родов ждут Романа в доме собраний.

Дом собраний стоял посреди центральной площади городка. В зале за большим овальным столом сидели восемь пожилых мужчин. В повседневной домотканой одежде они Казались крестьянами, сошедшими с музейной картины.

Серьезная причина заставила этих людей бросить все дела и собраться здесь. Им предстояло решить судьбу пришельца из чужого мира.

Если община отказывала человеку в гостеприимстве, он должен был в течение часа покинуть пределы города, и все хорошо понимали, что это означает в мире, полном опасностей и врагов.

Кфилонг и Роман сели рядом, напротив остальных старейшин. Кфилонг выступал поручителем чужака, и многие поглядывали в его сторону неодобрительно.

Заседание начал сухонький и седой старикан с пронзительными голубыми глазами.

— Друзья, — начал он. — Здесь не принято тратить время на пустые слова, поэтому перейдем к делу. Этот человек спас жизнь дочери Кфилонга, что дает ему право претендовать на №аше гостеприимство. Кто возражает против этого?

— Я прошу для него не права гостя, — сразу же вмешался Кфилонг. — Он получил от меня усадьбу предков и по старинному обычаю является теперь членом моего рода. Кто откажет члену рода Кфилонга в праве войти в общину нашего города?

— Ты слишком торопишься, Кфилонг, — заговорил мужчина могучего сложения. Даже сидя, он на две головы возвышался над всеми остальными, — и ставишь телегу впереди коня. Усадьбу предков можно дарить лишь члену общины. А пришельников община наша доселе не привечала.

— Жизнь нашим дочерям прищельники не спасали, оттого и не привечали мы их, а этот человек спас мою дочь! Теперь он член моего рода! — Кфилонг грохнул по столу своим огромным кулаком и вскочил, его глаза сверкали.

— Сядь, Кфилонг! — требовательно произнес старейшина, открывший собрание, и Кфилонг подчинился. — Нам нужно во всем разобраться.

— Пусть чужеземец расскажет, как попал в наши земли, — настойчиво потребовало сразу несколько голосов.

Роман, путаясь, сбиваясь, понимая, как нелепо и неправдоподобно звучит его рассказ, попытался изложить хотя бы самую суть. Слушали его внимательно и молча. В этих людях чувствовались природное достоинство и сдержанность, они ничем не выдали своего удивления или недоверия невероятным событиям, которые он вынужден был описывать. По мере возможности Роман упрощал ситуации, кое-что пропуская, но в основном передал суть самого главного: знакомство с учителем, специальные тренировки, вербовку на Гридос, схватку с деймом и переход на Ангру.

Умолчал лишь о том, в чем признался одной Элии. О том, что в его сознании рядом живут два человека. Этого он не мог объяснить даже самому себе.

Когда он закончил рассказ, старейшины попросили его выйти и подождать решения. Они совещались не меньше часа. Наконец в дверях показался мрачный Кфилонг. Роман понял, что его дела плохи.

— Жди! — бросил он на ходу, вскакивая на лошадь, и умчался в туче поднятой пыли. Роман вновь остался один. Он сидел на “скамье ожидания” возле дома старейшин и думал о том, что судьба его не балует Видно, ему суждено быть вечным странником. За пределами города могли найтись более гостеприимные общины, вот только Элию он больше не увидит.

В подземных пещерах, в башне стражей ему казалось, что девушка чувствует не только благодарность к нему… Теперь Роман в этом сомневался. Вначале он пытался объяснить ее замкнутость и отчужденность, с момента появления родичей, неизвестными ему правилами поведения, обязательными для женщин общины, однако сейчас он уже так не думал. Ни она сама, ни Кфилонг не обмолвились ни словом о тех древних обрядах, на которые она намекала в подземных штольнях, когда их жизнь висела на волоске.

Все оказалось миражом, пустыми мечтами. Она здесь дома, а он — изгой. Да и кто захочет связывать свою судьбу с человеком после рассказа о стальном шаре?! С человеком, который сам не знает, кто он есть на самом деле. Неопределенность положения, в котором он оказался, лишь усугубляла его мучения. То ему хотелось, не дождавшись решения старейшин и не попрощавшись, уйти из города только для того, чтобы Элия, узнав о его безрассудном поступке, пожалела о своей черствости. То, вопреки всему, хотелось разыскать дом Кфилонга, ворваться туда, объясниться наконец с Элией и покончить с мучительной неопределенностью.

В конце улицы послышался звук копыт. По звонкому перестуку он понял, что всадников двое, а по тому, как вздрогнуло и учащенно забилось сердце, еще издали понял, чей изящный силуэт виднеется над крупом второй лошади… Когда всадники подъехали ближе, он первый раз увидел Элию в ее родной национальной одежде. Раньше он не представлял себе, как может выглядеть такая женщина, как Элия, в седле боевого коня, с обнаженными до бедер ногами, прикрытыми лишь кожаной плетенкой специальных верховых сапог, в облегающей куртке с широким воротником, украшенной блестящими металлическими пластинами. За плечами ее виднелся длинный лук, волосы, лишь слегка скрепленные обручем, летели вслед за всадницей широкой тугой волной.

Элия и в этот раз не произнесла ни слова, только глаза ее сверкнули голубым огнем, и, гордо откинув голову, девушка вошла в дом собраний.

Кфилонг остался с Романом и, устало усмехнувшись, произнес:

— Ей придется сказать им все. Мне они не поверили. Не было еще случая, чтобы наши женщины выбирали себе мужей среди инородцев. Если старейшины признают ее выбор законным, ты будешь участвовать в испытании.

Минуту назад Роман был полон отчаяния, а теперь его сердце готово было выпрыгнуть из груди от радости. Что ему испытание, если все было правдой! Значит, она его любит? Значит, он все-таки не ошибся, и там, в гроте, правдой было каждое ее слово?

Кфилонг, дождавшись, пока Роман вновь обретет способность соображать, продолжил:

— Элии, как и каждой женщине знатного рода, жениха назначает совет старейшин сразу же после рождения. Но потом, когда девушка достигает совершеннолетия, она получает право выбора, и, если он не совпадает с мнением старейшин, назначается испытание.

— Выходит, выбор женщины не может быть полностью свободным?

— Женщина не останется в проигрыше. Она получит в мужья мужчину, который лучше сможет обеспечить ее детей защитой, а дом пищей.

Неожиданно для себя Роман вдруг понял, что не имеет права судить этих людей по законам и правилам, которым до сих пор следовала его жизнь в спокойном и благоустроенном мире. Наконец на крыльце показался все тот же старец с пронзительным взглядом и объявил решение старейшин:

— Твоя дочь представила совету убедительные доказательства силы своего чувства и своего разума. Совет назначает испытание на завтра. Пусть чужой отдохнет. Если он выдержит испытание, никто здесь больше не станет его так называть.