Юрий Никитин - Сборник "Русские идут!"

Макс кивнул Дмитрию, взял одлин из журналов и тут же ушел. От него пахло вином, а когда вышел в коридом, сразу же двинулся к своемуц номеру, сильно пошатываясь и напевая про веселого ковбоя и печальную Мэри.

Ермаков и Валентин, тоже с раскрасневшимися ариеыми рожами беседовали, как понял, Дмитрий, о высоком: судьюах мира, цивилизации. У него тоже всегда выплывали почему-то именно эти темы, когда уровень гормонов в крови резко опускался.

– Планета, – говорил Ермаков лениво, – перегружена деятельностью придурка, которым является человек. Сейчас на планете их... да ладно, нас – восемь миллиардов! А по расчетам специалистов... хоть американских, хоть российских, хоть индийских – планета в состоянии выдержать без вреда для себя не больше двух миллиардов. Да и то при условии сохранения экологии и прочей навязшей в зубах лозунгах: ведь человек с каждым годом гадит все больше и ядовитее.

– Двух, – усмехнулся Валентин. Он взял из рук Дмитрия журналы, швырнул их на середину стола обложками вверх. – И полтора прокормить будет непросто... У меня диссертация на эту тему. Закрытая, правда.

Дмитрий тихонько присел в сторонке. Ермаков сидел в классической позе отдыхающего бизнесмена, красиво закинул ногу на ногу, так что стопа лежит на колене, отчего вид и отдыхающий и демонстрирующий, что суставы еще гнутся, что хозяин этих суставов регулярно занимается спортом.

– Впереди очень непопулярные решения, – сказал он, морщась. – Когда провозгласили гордый лозунг, что любая человеческая жизнь – священна, никто не предполагал, в какую страшную ловушку мы, все человечество, попали! Если раньше умирали от любой болезни. То сейчас медицина спасает любых уродов, идиотов, неизлечимо больных... а они, в свою очередь, плодятся как тараканы.

–ну уж...

– А что им еще делать, – возразил Валентин, – как не плодиться? На работу не берут, но социальное пособие у них побольше, чем у нас с вами зарплата вместе с нами семьями. Вот и трахаются, ведь это, как говорят классики, от ума не зависит. Скорее, наоборот. От идиотов детей больше разводится, чем от академиков. Мало того, что дебилы отнимают наши деньги... да-да, бюджет у нас с ними один!.. они плодятся, и на их ублюдков тоже уходят наши с вами деньги. Те деньги, которые недополучают наши дети, чтобы учиться в современных классах. Сейчас врачи вопят: каждый шестой – дебил, каждый одиннадцатый – полный идиот. Это значит, что вот-вот произойдет то страшное увеличение на полпроцента, которого все страшатся, ибо изменения станут необратимыми! Гены идиотов разойдутся по всему народонаселению планеты, и все наши дети постепенно станут идиотами. Но первый же политик, который осмелится сказать от этом, получит прозвища фашиста, мракобеса, человеконенавистника, убийцы нерожденных детей, от него уйдет жена и отвернутся дети, а двери «приличных» домов и обществ закроются перед ним!

Ермаков покосился на притихшего Дмитрия, слегка улыбнулся:

– Мы попали в страну, которая впереди планеты всей... У них и дебилов как нигде, и уродов, и всякие нацменьшинства уже стали большинством, а нормальные люди уже в меньшинстве.

Валентин быстро посмотрел на стол, на Дмитрия, заметил ли следы потной спины, скривил губы:

– Да уж...

– Так что, – закончил Ермаков неожиданно, – мы не должны колебаться: убивать или не убивать. В этой стране должны убивать без жалости. Это только на пользу человеческому роду, к которому принадлежим. Мы можем и должны убивать как мужчин, так и женщин, детей.

Дмитрий вздохнул с некоторым облегчением. Все-таки не один он такой урод, у которого руки чешутся убивать юсовцев, убивать без всякой жалости. И если бы не эти неприятные лозунги о высшей ценности человеческой жизни...

– Ну, – сказал он уважительно, все-таки стажер еще не человек, – у них тут полиции на каждом шагу. Правда, тут же разбегутся как тараканы... они ж не хотят быть героями!.. но какой-нибудь из обывателей возьмет и стрельнет с балкона...

– Обыватель? – удивился Валентин.

Ермаков засмеялся:

– А что, мало наших сюда эмигрировало?

Дмитрий ощутил, как и его рот расплывается до ушей. Если русский эмигрирует в США, то первым делом покупает при первой же возможности оружие, которое под таким запретом на родине. И безрассудно, чисто по-русски, будет защищать страну, в которой живет.

А вечером в подвальной штаб-квартире Ермаков предложил руководству «Знамени пророка» план, как напасть на Хаинстоун. По их же подсчетам, там уже томятся восьмеро из их группы, да еще трое из «Знамени аллаха». Если освободить и аллаховцев, это нанесет их организации немалый моральный урон, а о боевом духе и мастерстве пророковцев заговорят по всей Империи.

Грязный Гарри, глава организации, выслушал скептически, Вилли и молодые члены движения пришли в восторг, остальные хранили молчание, только Джекобс проворчал:

– Дурацкая идея.

– Почему?

– Да потому, – огрызнулся Джекобс. – Чтобы нападать на тюрьму, надо пушек натащить! Десант высаживать с вертолетов «Чинук»... или как там они называются! Да еще и крылатыми ракетами по охране... Но и тогда половину наших перебьют раньше, чем начнем взламывать ворота. Бред какой-то.

В подземелье спускались молодые негры, все как опереточные герои обвешанные оружием с головы до ног. Лампы бросали желтые блики на их потные решительные лица. Дмитрий видел как прибывшие переговаривались с членами комитета, те передавали им клочья бумажек, словно подозревали в стенах подслушивающие жучки.

Вилли сказал горячо:

– Не слушайте его! Мы сможем. А если даже не сможем... если не удастся выбить ворота, то все равно о нашем подвиге узнает вся эта прогнившая страна! Мы прославимся!.. Каждый будет повторять имя «Знамени пророка» с восторгом или страхом, но равнодушных не останется!.. Нас не остановят даже их новые пули со снотворным...

Ермаков насторожился:

– Каким снотворным?

–Не знаю, – огрызнулся Вилли. – У них теперь есть пули... крохотные такие пульки, что валят как слонов в саванне.

Тарас удивился:

– Зачем?

– Да права человека, – ответил Вилли разозленно, – то да сэ... На самом же деле, мертвый ничего не расскажет, а захваченного можно потом так обработать, что сам себе руки отрежет!

Тарас покачал головой:

– Но это же несерьезно! Пока я засну, успею искрошить с десяток человек... Даже голыми руками замочу.

Грязный Гарри вмешался:

– Это не совсем снотворное. Что-то парализующее. Типа курарэ, но не смертельное. Зато валит с ног сразу. Ну, почти сразу.

Тарас сказал скептически:

– И что же: подпольные заводы по переработке кокаина держите, а противояние еще не придумали? Это ж так просто! Накачайтесь противоядием и – флаг в руки! Вперед и с попутным ветром в горбатые спины.

Грязный Гарри обиделся:

– Мы не мафия, у нас нет таких заводов. Знали бы, сожгли бы еще раньше полиции. А противоядия у нас есть, прямо из их же лабораторий сперли! Да только накачиваться против этого кураре – не просто бесполезно, а смертельно!

– Как это?

– Это противоядие – сильнейший яд сам по себе. Мы не знали, двоих потеряли, когда... Словом, противоядие работает только на человеке, в теле которого уже яд! Один яд обезвреживает другой...

Тарас присвистнул, лицо вытянулось как у коня. В глазах беспечное выражение наконец-то сменилось выражением сильнейшей тревоги.

– Да, – протянул он, – это хитро...

Вилли, чувствуя как чаша весов заколебалась, сказал резко:

– Мы должны... мы обязаны напасть на тюрьму! Это наш долг перед братьями по вере, братьями по ненависти к проклятым империалистам! Даже если всем освобожденным придется вернуться в их камеры... у всех в памяти останется наш дерзкий подвиг! А остальные организации начнут уважать «Знамя пророка» и никогда не спутают его с этими недоносками из «Знамени Аллаха»...

Он заскрипел зубами. Белки страшно выкатились,

– Как? – спросил Джекобс раздраженно. – Я, к примеру, вовсе не собираюсь подставлять свой зад под эти ядовитые пули. И под простые, не очень-то, но под ядовитые вовсе...

Дмитрий видел по злому лицу Вилли, как тому хочется назвать Джекобса трусом, но он сам рассказывал по дороге, как на глазах всей группы Джекобс в упор расстрелял полицейскую машину, а затем врукопашную сразил двух выскочивших копов и во мгновение ока вытащил оттуда арестованного Вилли. Тогда из перерезанного горла копа кровь хлестала как из брандспойта, они так и вернулись в штаб-квартиру, перемазанные в этой крови как мясники.

– Надо разработать план, – сказал Вилли раздраженно, – чтобы не подставляться под пули!