Степь и Империя. Книга IV. Рыцарь Империи - Балтийский Отшельник

Вместе с Нисией раздела незнакомого ей мужчину, провела через ритуал омовения, направляя ее руки и что-то ободряюще нашептывая в ушко, от чего та раз за разом шла волнами румянца по всему телу. А потом опрокинула на ложе, "готовить" для мужчины.

Судя по всему, ранее сестренкам приходилось "обсуждать теорию процесса", и, похоже, это обсуждение протекало увлекательно. Довольно быстро смущенный щепоток сменился звуками поцелуев и слабыми постанываниями, а потом раздалась строгая команда "Тамоко!" - и домашняя рабыня не медля подползла к ложу. Что делать - она знала без дополнительных подсказок...

Рифейну не торопился вмешиваться в происходящее, хотя терпения просто наблюдать возню трех женских тел на освещенном ложе оставалось всё меньше и меньше.

И немалую роль в нарастающем нетерпении играла Тамоко.

В то время, как черноволосая головка в медленном и завораживающем ритме двигалась промеж раскинувшихся мускулистых бедер юной Волчицы, смуглая подтянутая попка призывно оттопыривалась и виляла перед глазами Рифейну, выставляя напоказ безволосую приоткрывшуюся щель и очень смуглое тугое колечко.

Рука Рифейну сама собой потянулась к этим влажным соблазнам, но он успел одернуть себя. Приласкать рабыню в присутствии двух жаждущих его Волчиц, но ранее свободных женщин, было безрассудно и безнравственно.

Он не их оскорбил бы, вовсе нет. Унизился бы он сам, показав себя недостойным ничего лучшего, чем ничтожная рабыня, чем бесплодное лоно для общего пользования.

Невежда, неспособный оценить щедрый дар и изысканные лакомства не может унизить дарителя, он демонстрирует лишь собственную низость.

И в который уже раз Рифейну подивился отшлифованному мастерству рабыни предлагать себя. Будучи занята хозяйкой, Тамоко ни на секунду не забывала о мужчине, который остался за спиной и искусно создавала для него увлекательное зрелище...

В это время Нисия перестала постанывать и затаила дыхание, приготовившись принять сладкую бурю.

Однако рабыня в последний момент отстранилась и через плечо оглянулась на Рифейну своими странными глазами, но не посмела подать голос. Зато Нангута не замешкалась с выбором слов.

- Ну, что же ты медлишь, воин?! Наполни ее своими детьми!

***

... Рифейну снова проснулся на рассвете.

Это была длинная и жаркая ночь. Нангута все время вела "первую партию" и показала себя изобретательной хозяйкой ложа.

Кому-нибудь достанется отличная старшая жена, в какой-то момент без зависти подумал Рифейну. Но закончить мысль о том, многие ли захотят породниться с семьей мрачно известного Скульптора, не успел.

Девушки заняли его другими делами.

Нангута, побеспокоившись о младшей сестре, не забыла и о собственном удовольствии. Заставив Нисию вновь омыть воина ("Ты же не собираешься привязать его к себе, сестра?"), она вдумчиво и не торопясь наверстала то время, когда внимание Рифейну было отдано младшей Волчице.

Взяв свое, она вновь разделила мужскую плоть с сестрой, а когда притомилась сама, то позаботилась даже о восторге рабыни, чьи руки и губы и этой ночью не отдыхали.

Видимо, она окончательно уверилось в том, что Рифейну великий и неутомимый воин.

- Батюшка, когда клал на Тамоко сигил, был в большом гневе на нее, - с этими словами Нангута откуда-то из-за ложа извлекла рабскую многохвостую плеть. - И потому запрятал ее восторг глубоко в глотке, а обязательным условием сделал плеть. С тех пор она вымаливает у господина свой восторг и получает свою радость на глазах у подчиненных ей рабынь, лишь когда ее рот заполнен мужчиной - а по спине гуляет кнут...

Рифейну был поражен мстительной предусмотрительностью Скульптора - старшая над рабынями сама молит о том, чтобы ей указали ее место равной средь остальных бесправных. Невольно ему подумалось, что если Скульптор так расчетлив в гневе - то насколько же он предусмотрителен, когда просто расчетлив?

При виде плети рабыня без слов поняла, что от нее требуется, но в глазах ее светился не страх, а вожделение. Не медля, она на четвереньках подползла к сидящему воину, и искуссный рот ее без остатка вобрал быстро крепнущий член.

Рифейну левой рукой надавил на черноволосый затылок, расплющивая лицо рабыни о свой живот, а правой поднял плеть.

Озвученный Нангутой рецепт сработал безукоризненно.

С первым же ударом плети, легшим вдоль спины, горло Тамоко задергалось, поразительно туго сжимая Рифейну, с пятым - пришедшимся точнехонько между тугих ягодиц - глаза закатились, а руки и ноги словно лишились костей, и потерявшая себя рабыня распласталась ничком.

Тело ее колыхалось и дрожало, как медуза на прибрежных камнях, и только голова, плотно нанизанная на жезл Рифейну, оставалась недвижима. Лишь глотка лихорадочно металась вверх-вниз, выдаивая мужчину прямо в желудок.

Искусство потомственной шлюхи оказалось совершенным - даже на краю восторженного беспамятства она не проронила изо рта ни капли драгоценного мужского сока!

Однако зрелище бурного и долгого восторга рабыни снова взбодрило обеих Волчиц - юная Нисия давно отбросила застенчивость - и они все угомонились еще не скоро.

Жаркая и длинная была ночь.

Но Рифейну все равно проснулся на рассвете. Два горячих женских тела подпирали его с боков, а полное бедро Нангуты по-хозяйски расположилось на его животе.

Рифейну с удовольствием оглядел "пейзаж" - нежные холмы и изгибы - собираясь запомнить его получше.

Ему доводилось просыпаться в постели с несколькими женщинами - да и просто большой компанией, но впервые он просыпался с двумя Волчицами.

Среди женщин Детей Волка не принято было делиться своим мужчиной, а то, кому сегодня спать в шатре мужа, было самой частой причиной ссор между женами, которые обычно старались ладить. И это тоже степной обычай - жизнь Детей Волка и так полна трудностей, незачем их усугублять женскими ссорами вокруг супружеского ложа...

И снова, лишь стоило ему задуматься, как чуткая Нангута приоткрыла глаза.

- Ты останешься ещё на одну ночь?

- Ты хочешь привести ещё одну сестру?

Нангута тихонько рассмеялась.

- Этой ночью я, можно сказать, отдыхала. Сама справлюсь...

- Нет, в ночь Проводник унесёт меня.

- Куда ты торопишься?

- Меня призывает Первый Предок.

- Это так важно?

- Не мне решать. Если Седой зовёт - это всегда важно. Его присутствие в моей жизни придаёт ей смысл.

- А это разве не смысл? - широкий жест Нангуты указывал одновременно на все сразу, на свою тяжёлую грудь, на полуоткрытые губы спящей Нисии, на широкое ложе...

- Это не смысл, это радость, - усмехнулся Рифейну.

- Но многим этого хватает для счастливой жизни, - не унималась Нангута.