Формальность - Павел Юрьевич Фёдоров

в единое целое – единую живую сущность и неделимую. Восьмой понял, что кристалл что-то сообщил ему или передал, он осторожно положил его на прежнее место и сразу всё успокоилось, молнии исчезли, вибрация прекратилась, наступила абсолютная тишина. Восьмой вернулся к стоящему неподвижно на прежнем месте Георгию, они вышли из пещеры и вместе шли молча вдоль колонн к комнате восьмого.

– Что это было, они живые… эти молнии, кристаллы? Я чувствовал, что они со мной разговаривали, смотрели на меня, как-то по-своему, непонятно, но именно смотрели, даже изучали.

– Это так, можно даже сказать, что здесь сердце Земли, её душа…, условно конечно. Что ты почувствовал, когда взял в руки кристалл, первое ощущение, в первое мгновение, когда коснулся? Вспомни, это очень важно?

– Я испугался…

– Испугался? Почему, что тебя напугало или насторожило, ты чего-то ожидал, опасался?

– Нет, нет… не то, что я именно испугался, нет, не страх, а скорее, очень сильное волнение, что я могу, что-то нарушить, потревожить, что-то очень хрупкое, нежное или, даже, неуловимое, испортить, что ли, своим прикосновением. Я почувствовал себя очень грубым, тяжёлым, неуклюжим…, не знаю, но, что я не готов, не имею права ещё прикасаться к чему-то. Я взял его только тогда, когда вдруг почувствовал, что это можно, мне разрешили, и я могу не опасаться ничего испортить, я просто этого не смогу сделать, вот что это было!

– Чудесно, ты молодец, ты просто не представляешь какой ты молодец, я горжусь тобой! Что угодно я предполагал, но что она тебя примет, таким, какой ты есть, как родного, этого я не ожидал. Не ожидал, прежде всего, от тебя, – восьмой чувствовал, как сильно Георгий волнуется и улыбается внутри себя, не показывая это, своим мыслям, чувствам.

Восьмого тоже захватила эта энергия, исходящая от Георгия, но уже ему знакомая, некоей внутренней радости, даже отдалённого грустного и недостижимого ощущения счастья. Лёжа уже под одеялом, и услышав отдалённый звук гонга, восьмой опять констатировал для себя: а ведь время опять остановилось и ждало меня, пока я буду в пещере, он засмеялся от переполнявшей его радости. Надо же, он прикоснулся к сердцу Земли, самой Земли…, уже во сне, улыбаясь, всё вспоминал восьмой.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

– А Я первопричина в источнике моём свершения твои!

– Иллюзии они – Тебя забыть мне суждено.

– Хоть время не убьёшь но я могу его остановить

Во времени лишь всё и только в нём

Оно хоть бесконечно но как и пустота – не вечно!

Молчит оно – молчишь и ты.

– Остановить? Не сделаешь того что Сам страшишься

Меня создав Ты растворён во мне и в нём

Тебя же только отрицая живу во времени Твоём!

Творить – но только что решу я – вечно!

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Выскочив со звонком в зал, восьмой даже растерялся в первое мгновение, в зале было всего несколько человек, а где остальные? Он уже давно замечал, что строй постепенно тает, то один человек пропадёт, то другой. Они прибежали прямо к основанию подъёма на вершину, Георгий, как и у развилки, спустился чуть ниже и по тропинке прошёл за выступ, где находилась ещё одна пещера с инструментами, песком и камнями. Восьмой подбирал соответствующие камни по размеру и конфигурации и точно укладывал их в мозаику. Солнце целый день довольно сильно припекало и восьмой от жары и усталости воспринимал окружающий мир, как мираж, в глазах двоилось и всё расплывалось. К вечеру он уже еле двигался, стёртые о камни пальцы горели, а руки уже не слушались совсем. Только что двое рабочих подкатили большую тачку с камнями, восьмой краем глаза заметил какою-то тень, падающую на него, он резко повернул голову и отчётливо увидел, что тачка начала опрокидываться набок прямо на его напарника, работающего к ней спиной. Ещё мгновение и он окажется под грудой камней, восьмой молниеносно вытянул руку, чтобы вытолкнуть напарника из-под тачки, но не успел, в тот же момент он получил сокрушительный удар в спину. Восьмому показалось, что он с оглушительным треском сломался пополам, а голова разлетелась на мелкие кусочки, как лопнувший воздушный шарик, наполненный водой.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

– Ты можешь отрицать себя Меня кого угодно

Что Миру дать готов ты отрицая – знаешь?!

Лишь отрицанием в себе не дашь любви и жизни – слова одни

Нет даже Смерти как ни странно хоть смерти ищешь ты

Её же заслужить и то ведь надо не всё ведь бескорыстно как ни говори

Нет жертвы – в тебе нет ничего что ты готов отдать

Ты ищешь лишь спасение от жизни – не смерти!

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Очнулся восьмой уже у себя в комнате, он лежал в комбинезоне поверх одеяла на кровати. Первое и единственное, что дошло до его сознания, когда он очнулся, была боль. Попытавшись только чуть пошевелиться восьмой закричал от пронзившей всё его тело резкой нестерпимой боли и снова на какое-то время потерял сознание. Очнувшись, восьмой лежал неподвижно глядя в потолок, в комнате было темно, боль в позвоночнике была нестерпимой, он сопротивлялся всеми своими силами, но они были ничтожны, по сравнению с ней. Эта боль его захватила целиком: острая, постоянная и изнуряющая, она его буквально парализовала, ему казалось, что кто-то огромный сжал его сейчас в своём кулаке и вырваться нет никакой возможности, он просто раздавит его, как сухой лист. Видимо сломан позвоночник, с трудом пытался хоть как-то оценить своё положение восьмой. Это конец, я уже не встану, мне даже не пошевелиться, не то, что встать. Через некоторое время восьмой заставил себя отрывками, но вспоминать, а что есть в его карманах комбинезона для такого случая, то, что должно быть что-то он в этом не сомневался.

Разом вспыхнул центральный свет, кто-то вошёл в комнату. Восьмой невольно дёрнулся от неожиданности и застонал от боли, которая как световой меч пронзила его насквозь, жестоко и неумолимо. Лёжа с закрытыми глазами восьмой старался даже еле дышать, чтобы совсем, по возможности, исключить любое движение. Кто-то прошёл к окну и остановился напротив него, восьмой это скорее отдалённо чувствовал, чем слышал и понимал происходящее вокруг него. Вдруг восьмой резко и неожиданно испугался…, он панически испугался Георгия, этот страх, как огромный камень придавил его своим весом, что даже дышать стало невозможно. Ему вдруг вспомнилось, как тот вправлял сломанные кости рабочему, а если он сейчас сделает тоже самое со мной, я умру от такой страшной боли в жутких мучениях, но ему-то это совершенно безразлично…. Восьмой чувствовал себя