Юрий Никитин - Сборник "Русские идут!"

– Да еще под водочку, – воскликнул Игнатьев бодренько. Он потер руки. – Ни одна простуда не прицепится.

Белович взглянул укоризненно, он из той части интеллигенции, что только с шампанским, хоть и самым что ни есть дешевым, подделкой, но зато шампанским, звучит!

– А где мой Сережка? – поинтересовался он.

– Я его посадил за комп, – сообщил я. – Пусть играет. Я записал там пару новеньких стрелялок, а зять пока что только осваивает комп, стереть еще не умеет.

– Ничего не сломает?

– Не должен, – успокоил я. Видя его озабоченное лицо, добавил безмятежно, – да и не мой это комп, а моего зятя.

Лицо Беловича вытянулось еще больше. Он тоже знал, что зять у меня хозяйственный, бережливый. Даже муху сгоняет с капота своего автомобиля, чтобы не топала грязными лапами.

– Не стоит его приучать к этой штуке, – сказал он с неодобрением. – Глаза портить... Да и ваше пристрастие к компьютерным играм какое-то странное...

– А к чему же еще? – удивился я.

Он пожал плечами:

– Ну хотя бы... хотя бы к красивым женщинам! Посмотрите на них. Разве Фира не чудо? А Валя?

Я посмотрел. Как и он, пожал плечами:

– Кому чего недостает... Через мои руки их прошло, прошло... И все как доски в заборе. Нет, не плоские, а одинаковые. Хоть блондинки, хоть брюнетки, хоть толстые, хоть спичечные... Негритянки и скандинавки... групповухи и всякое такое-эдакое... Кой черт, оргазм всегда тот же! Как ни выпендривайся. А вот компьютерные игры с каждым годом, да что там с годом – каждым месяцем поднимаются на уровень! Ярче, интереснее, красочнее. Графика уже на тыщу шестьсот, тридэакселераторы... Эх, тьма, даже слов таких не понимаешь. А тоже мне о бабах! Они что в Древнем Египте, что в Риме, что сейчас...

Он обиженно умолк, отвернулся. шампур обиженно подрагивал в тонких интеллигентный пальцах. Запястье у него тоже тонкое, одухотворенное, интеллигентное. Даже рука и то интеллигентная.

Из сарайчика поблизости вкусно пахло свежеоструганным деревом. Когда влажный воздух, запахи становятся особенно осязаемыми, я чувствовал тяжелые массивные ароматы дуба – зять потихоньку столярничает, сейчас в моде все «делать руками», хотя по мне все лучше поручать специалистам, запахи сосны проникали тонкие и щекочущие, похожие на приправу к мясным блюдам, зато ароматы досок из яблонь или груш были чисто десертными: сладкими, пахучими, почти липкими настолько, что я невольно провел ладонью по губам, будто меня уже чмокнули конфетные губы.

Эта мастерская – норка зятя, человека неглупого, но до мозга костей русского интеллигента, который с древнейших доцарских времен до свинячьего писка страшился действовать в открытом мире и отвечать за свои действия. За то здесь не боится отвечать за криво построганные доски, за сломанное сверло или лопнувшую ножовку. Но отвечать за что-то более серьезное...

Да, все тот ж извечный страх российской интеллигенции действовать, который скрывается под «надо все взвесить, обдумать, сформулировать, оценить, а кто решать будет...» и пр. При этом подается так, что кто дольше всех бездействует, тот самый мудрый, т.к. дольше всех обдумывает! Как в России к власти пришли полуграмотные коммунисты... ну ладно, это перехлест, но все же им противостояли еще более образованная масса интеллигенции. Или не противостояла? А все обдумывала, взвешивала, оценивала и мыслила как спасать Россию? А большевики не мыслили, а пошли и взяли власть? Как получилось, что в самой просвещенной стране мира, в стране, давшей миру Гегеля, Шопенгауэра и разных всяких кантов, власть взяла примитивненькая идея нацистов? И в власти пришла вовсе не интеллектуальная сила? Ну, та самая, что при слове «культура», хваталась за пистолет? Какого черта мой зять саркастически хохочет на кухне, глядя на придурков в правительстве, дебилов в Думе? Они же не сами туда попали!!! Сам избрал, постеснявшись выдвинуть себя, ибо политика – дело грязное, пусть ею занимаются люди грязные. А мы, чистые, так не запачкаемся... Хрен, не запачкаетесь. Уже запачкались куда хуже, позволяя ничтожествам править великой страной. Запачкали всю страну. Обгадились на весь мир. А когда они всех вас ставят на четыре кости, не отгавкивайтесь. Терпите, а то и постарайтесь получить удовольствие, ведь вас готовили жить по рецептам Империи!

От калитки донесся шум подъехавшего автомобиля. Затем голоса, легкие и четкие шаги, стук каблучков. Калитка отворилась, вошла молодая девушка, плечи голые, несмотря на непогоду, зато платье длинное, почти до лодыжек... хотя разрез сбоку до середины бедра, и мы сразу уставились на дразняще мелькнувшую голую ногу.

Она производила впечатление яркого цветка, свежего и пахнущего, в который хочется сразу же сунуть нос. Двигалась быстро, бодро, глаза блестели, а подвижный рот с пухлыми губами с готовностью раздвинулся в широкой улыбке:

– Виктор Александрович?.. Я Ксюша, младшая сестренка Леонида. Он там возится с машиной, я не стала его ждать...

Я поклонился, взял ее нежные тонкие пальцы, но целовать не стал, это чересчур, вместо этого задержал в руке, глядя в ее юное очаровательное лицо:

– Добро пожаловать! Леонид о вас много рассказывал.

– Вот как?

– В самом деле много, – соврал я без всякого стеснения. – Вижу, не преувеличил, когда расписывал, насколько вы хорошенькая. Идите в дом, там сынишка вон того, что с шашлыками, покажет вам как убивать русских солдат с одного выстрела по три штуки... Да какой там счет на людей! Они русских считают на штуки...

Ее улыбка стала просительной:

– А можно, я посижу с вами?

– У нас разговоры не очень-то мягкие, – признался я. – Видите, вон Игнатьев... который с газетой, сейчас взорвется!

Она протянула капризно и умоляюще:

– Я очень прошу-у-у...

– Ради бога, – уступил я. – Только не жалуйтесь.

Она тут же устроилась на бревне, даже не стала сразу уж так выставлять ногу, а бедро у нее просто совершенное, я успел заметить безукоризненные линии и холеную изумительную кожу, что явно шелковиста на ощупь...

Игнатьев отложил газету, встал, поклонился несколько запоздало, представился, и тут же, совершенно забыв о красивой женщине, с гневом потряс газетой:

– Вы это серьезно?.. Или ерничаете?.. Я никогда не могу понять, когда говорите всерьез, а когда играете... играете во что-то страшное!..

– Вы о чем? – поинтересовался я.

Глаза мои наконец оторвались от щели на ее платье, чмокнуло, я ощутил как давление в глазных яблоках вернулось к нормальному, а уши мои настроились слушать слова.

– Вы, по сути, защищаете терроризм, – проговорил он с ужасом. – вы защищаете даже не террористов... это всего лишь люди, но... терроризм?.. Это ужасно. Этого я не понимаю. И никогда не пойму.

Он произнес гордо, с достоинством, не понимая даже, что признается в собственной глупости, ограниченности и непроходимой тупости. Хуже того, неспособности учиться.

Я кивнул Ксюше на Игнатьева:

– Видите? Он готов защищать гомосеков, извращенцев, садистов, убийц... Хотя гомосеков и защищать не надо, они уже создали свою партию, гомосека в президенты метят... А если их гомосек победит, то все, кто трахается по-старому, будут отнесены к сексуальным меньшинствам, им будет перекрыт доступ к ряду важных должностей...

Она молчала, несколько шокированная моей грубостью, но сама же напросилась и обещала не дергаться, а Белович вдруг вклинился в разговор с надеждой в голосе:

– К должностям? Тогда, может быть, тех, кто по старинке, и в армию брать не будут? А то у меня сыну в следующем году...

– Еще один, – сказал я с отвращением. – Эх... Уже никого не удивляет, что система юриспуденции охватила защитой все на свете: вплоть до убийства червяка или бабочки. И только одно-единственное явление... явление, порожденное чистотой помыслов и жертвенности духа!.. отвергнуто, предано проклятию. У гомосеков или садистов есть сотни тысяч адвокатов, которые во весь голос доказывают по радио, телевидению, Интернету, что они – благо для человечества... а вот это, повторяю, порождение чистых и горячих душ, готовых на самопожертвование для блага других людей, для блага всего человечества... не имеет своего адвоката!

Игнатьев морщился, затем занялся переворачиванием шампуров, а Белович переспросил с недоумением:

– Так уж и не имеет?

– Нет, – ответил я.

– А вы?

– Ну, я не в счет. Я вообще уникальное существо. Но кто еще? Поройтесь в памяти. Просмотрите периодику. Дайте поиск по всему Интернету

Как же, понял я по его вздрогнувшему лицу, пороется в Интернете! Он и на комп едва не бросается с молотком, как на исчадие, что погубит культуру.