Сорока на виселице - Эдуард Николаевич Веркин

class="p">Вблизи Институт выглядел иначе, не так, как сверху.

Вчера утром перед восьмым вектором Уистлер уверял, что здание нарочно построено в новгородском стиле. Его стены словно рукотворны, вылеплены ладонями из белой глины, в них нет ровных линий, стены живые. А Мария спорила, что Институт, безусловно, ранняя Греция, камень, выжженный солнцем, вымытый дождями, соленым ветром. Я в стилях разбираюсь очень поверхностно, мне Институт показался не похожим ни на новгородский, ни на греческий. Мне он больше всего напомнил мегалит, вроде тех, что недавно нашли в море возле Фиджи, я различал уходящую вправо и влево корявую стену, терявшуюся вдалеке, взмывающую на чудовищную высоту; иссохшее белое дерево, умерший Вечный Ясень, ни окон, ни галерей, трещины в коре и выступы вроде старых шрамов от топора. Если бы Институт Пространства увидели жители древних Афин, то они, пожалуй, не опознали бы в нем человеческое творение, приняли бы его за странный горный хребет, за окаменевшую перевернутую лодку, выдолбленную сумасшедшим богом, за косой гребень мертвого дракона.

Я подумал, что, это, наверное, правильно – синхронная физика обещала нам Вселенную; место, где откроются небесные тропы, и должно быть такое. Чтобы потрясать.

Ну или кирпич.

Планета оказалась чересчур твердой.

Перед тем как войти в Институт, я все-таки оглянулся.

С грунта «Тощий дрозд» напоминал бронзового карпа: высокий киль, плавники теплообменников, скругленное рыло. От здания Института успели протянуться черные миноги технических терминалов, впились в борта, по спине тянулась неровная борозда, неглубокая, но шириной метра в два, пернатый змей попытался поймать зубами золотого карпа, не в этот раз. Что-то зацепили при выходе из смерти, надо спросить у Уистлера, я надеялся, что Уистлер или Мария дожидаются меня в холле Института, но он оказался безлюден.

Холл мог поспорить оригинальностью с самим зданием – вход представлял собой узкую длинную щель, тянущуюся вдоль всего фасада, стена словно обрывалась в двух метрах от земли, ни колонн, ни прочих несущих конструкций, Институт словно висел в воздухе, иллюзия была полная.

Я вошел.

Неприятное ощущение, не мог избавиться от опасения, что полированный золотой потолок вот-вот начнет опускаться, он был так низко, что я, наверное, мог бы подпрыгнуть и достать до него рукой, я опустил голову и увидел под ногами звезды. В синеватой глубине пола переливались серебристые шары. Или вспышки – в разные стороны звезды распускали острые световые иглы. Словно стоишь над центром Галактики, понятно теперь, зачем низкий тяжелый потолок – он пытался вдавить тебя в небо.

– Говорят, где-то в здании… в одном из помещений есть памятник Астерию.

Я обернулся. Передо мной стоял высокий человек в черном костюме.

– Голова из черного золота, – уточнил человек. – В натуральную величину, не памятник, разумеется, скульптура.

Человек явно умел носить костюм, сейчас никто не умеет. Разве что мой отец. Брат пробовал надевать, смешно получилось.

– Интересно, – сказал я.

– Лично я думаю, что это легенда. Но ничего исключать нельзя, Институт – весьма необычное место, километры коридоров. Десятки километров коридоров, лесниц, атриумов. Шуйский, – представился человек. – Игорь Шуйский. А вы, вероятно, Ян?

– Да…

– Вас должен был встречать Штайнер, – Шуйский указал в глубь холла. – Он руководитель нашего филиала… и заодно администратор Большого Жюри. Но у него, как всегда, приключилось… так что Штайнер попросил меня. Как добрались?

– Спасибо, хорошо.

Шуйский сощурился.

– Хорошо, – подтвердил я.

– Если хорошо, тогда пойдем… пройдем… проследуем.

Шуйский указал рукой, и мы направились вглубь холла.

– Видели сову? – спросил Шуйский, полуоглядываясь.

– Сову…

– Я тоже всегда вижу сову, – вздохнул Шуйский. – А некоторые видят лебедя, представляете? Но я думаю, что это все-таки легенда. Вроде головы Астерия в коридорах. Хотя про Астерия не уверен, синхронные физики весьма склонны к банальным аллегориям… Я, кстати, экономист. Разумеется, внешних колоний, в Солнечной системе давно не нужны экономисты… А вы? Если память не изменяет…

– Я спасатель.

– Поразительно! – Шуйский остановился. – У меня это плохо укладывается в голове, если честно… Земле нужны спасатели – и не нужны экономисты… Экономика окончательно вымерла как наука и дисциплина, зачем экономика, если у нас синтез и репликация? Незачем. И я, член Академии наук, вынужден искать работу не пойми где… Семь лет на Селесте!

– Там нет репликаторов? – удивился я.

– Есть, как без репликаторов… Но в новых мирах всегда всего не хватает, синтезаторы перегружены, делители Марло выходят из строя, так что приходится создавать постоянные запасы ботинок, перчаток, тарелок… Носков! Однажды их попросту сожрала какая-то местная хлопкоеда, для нее, видите ли, хлопок – первейший деликатес… И вот в одно прекрасное утро Селеста осталась без носков. Я – доктор наук – обеспечиваю колонии необходимым, занимаюсь тем, что сутками сижу у репликаторов и печатаю носки. Как?!

– Ну да…

– Здесь, надо признать, чуть получше…

Черви Вильямса, марал-секач, хлопкоеда Шуйского. В космосе интересно, подумал я. Синхронисты – легкие люди. И экономисты. Скоро сюда еще прилетят интересные люди, станет окончательно весело.

– А в чем заключаются ваши обязанности, Ян? Кого вы обычно спасаете?

– Всех. Но чаще неорганизованных туристов.

– С этим не справляются роботы?

– Как ни странно. Робот не в состоянии отличить, на самом ли деле турист находится в опасной для жизни ситуации, или это часть приключенческого сценария. Туристы жалуются, что их спасают раньше времени, портят отпуск и впечатления… Одним словом, люди еще востребованы.

– Чрезвычайно увлекательно, – сказал Шуйский. – Но я, если честно, думал, что службу экстренного спасения давно расформировали.

– Сократили. Но в некоторых местах спасатели еще нужны.

Потолок нависал. Это было не самое приятное чувство, я то и дело посматривал вверх, Шуйский это заметил.

– Увы, – сказал он. – Почему-то принято считать, что архитектура внешних миров должна быть максимально… внеземной. Вычурной. Нечеловеческой. Я сам предпочитаю утилитарный технологический стиль, а здесь… здесь я чувствую себя муравьем меж двух листов бумаги. И в придачу на тонком льду.

Шуйский осторожно притопнул по прозрачному полу.

– Хотя, надо признаться, все мы на тонком льду, – посетовал Шуйский. – Я ведь в определенной мере…

– В Жюри?

– Нет, что вы! Я лишь координатор… Это большая ответственность – быть в Жюри…

Мне показалось, что это он произнес с сочувствием. И неожиданно протянул руку для приветствия.

Я пожал.

– А остальные уже здесь?

– Пока никто не прилетел, – ответил Шуйский. – Только вы и Кассини. Скоро вы с ним познакомитесь… Ничего не поделаешь, рейсы дальних звездолетов расписаны на две навигации вперед, а членов Совета приходится собирать по всем девяти системам. Да и случайно выбранные на Земле не сидят… Думаю, недели через две соберутся… Впрочем, работать мы начнем скоро, не откладывая…

Шуйский огляделся.

– Но