Рассвет Жатвы - Сьюзен Коллинз

появляются команды Третьего и Четвертого, и я понимаю, что мы будем последними. Спортзал медленно пустеет. Возвращается Прозерпина со свежепокрашенными хвостиками и недовольный Вит, чью комнату мать отрядила под бар для гостей вечеринки. Трибутов Одиннадцатого уводит их стилист, и тут возвращается Друзилла в ботинках на платформе и с меховым цилиндром под мышкой.

– Где этот идиот Магно? – спрашивает она у моей команды подготовки. Они беспомощно пожимают плечами. – Из-за него мы опоздаем на одну из самых грандиозных вечеринок года!

Наша сопровождающая помешана на вечеринках.

Проходит еще десять минут.

– Мне нужно отлить, – говорю я.

Миротворцы отстегивают нас от цепи и ведут в женскую раздевалку, где мы и справляем нужду. Магно все еще нет. Я сажусь на скамью рядом с Луэллой. Волосы ей заплели в косички, нарисовали выразительные брови. Белокурые локоны Мейсили завили в тугие кудряшки, что ей очень идет, а Вайет выглядит точно так же, как и до преображения.

– Если стилист не придет, можем ли мы пропустить мероприятие с колесницами? – спрашивает Луэлла. – Или просто поедем, завернувшись в бумагу?

Похоже, об этом никто не задумывался. И тут все ударяются в панику, включая меня. Как бы я ни противился всему этому, я не хочу войти в историю Игр завернутым в бумагу. Если у меня есть хоть какой-то шанс, если я хочу привлечь спонсоров, то никак не могу выйти на всеобщее обозрение с голой задницей.

– Дайте мне платье, в котором я приехала! – требует Мейсили. – Я могу сколоть его булавками.

– Уже сожгли, – отвечает миротворец.

Когда время выходит, Друзилла приказывает команде подготовки одолжить нам свою одежду. Я тщетно пытаюсь втиснуться в голубые бархатные шортики Вита, и тут появляется наш стилист с пластиковым пакетом на плече.

Загорелая кожа Магно Стифта покрыта татуировками, изображающими змеиную кожу. Он надел длинную рубаху из металлических ромбиков и вроде бы забыл про штаны. Ремешки сандалий поднимаются до самого таза, а в ушах Магно с несчастным видом извиваются крошечные живые змейки.

– Ты ведь знаешь, что их запретили! – взвизгивает Друзилла. – Я на тебя пожалуюсь!

– Ах, Друзи, все равно они сдохнут через пару часов, – говорит Магно. Он вываливает на пол содержимое пакета – полдюжины одинаковых костюмов, которые я видел на трибутах Дистрикта-12 сколько себя помню и вскидывает руки в притворном торжестве. – Ну, кто готов поразить всех в самое сердце?

Мы настолько перенервничали, что мигом расхватываем поношенные костюмы. Судя по всему, Магно на это и рассчитывал. Я без звука напяливаю пропахший по́том черный шахтерский комбез, скрепленный булавками, и дешевую пластиковую каску. Ботинки жмут большие пальцы, но я все равно их шнурую, радуясь хоть какой-то обуви.

И лишь Друзилла пытается призвать его к ответу.

– Что случилось с потрясными новыми костюмами?

Магно с размаху зажигает лампочку на каске Мейсили. Слабый лучик едва видать.

– Опля! Я заменил батарейки.

– И это все, на что ты сподобился для Квартальной Бойни? – ядовито осведомляется Друзилла. – После такого тебя точно вышвырнут!

Магно просто смеется.

– Никому нет дела до Двенадцатого. И особенно тебе. Пристегните этих сопляков к цепи и отведите в конюшню. Моя работа здесь окончена.

Мы бежим сломя голову к ожидающему фургону, и тот несется по улицам Капитолия, ревя клаксоном, который не в силах заглушить звуков гимна, ревущего на весь город. Церемония открытия Голодных игр началась без нас. Когда гимн смолкает, мы с визгом останавливаемся, дверцы распахиваются – мы въехали прямо в просторную конюшню с высоким потолком на бетонных колоннах. Конюшие пытаются втиснуть сорок восемь нарядных трибутов в двенадцать колесниц и запрячь лошадей, которые повезут нас по улицам столицы. Все кричат, никто никого не слушает.

Начинает играть музыка для парада, огромные двери конюшни распахиваются, и трибуты Дистрикта-1 позируют фотографам перед тем, как выкатиться на аллею под рев толпы. Фотограф подбегает, делает несколько снимков, потом исчезает. Это и есть наша фотосессия? В цепях, в фургоне?

Появляется Друзилла и подгоняет конюхов.

– Займитесь Дистриктом-12!

Нас отстегивают от цепи, освобождают от наручников и затаскивают в шаткую колесницу, запряженную четверкой норовистых серых кляч. Я оглядываю конюшню и убеждаюсь в своих подозрениях: все смотрятся гораздо лучше нас. У остальных трибутов новые костюмы, отражающие специфику их дистриктов: сексуальные красные ковбойские наряды для Дистрикта-10, сверкающие темно-синие русалочьи – для Дистрикта-4, переливчатые серые с коронами в виде колес – для Дистрикта-6. И колесницы у них навороченные – у кого-то угрожающие, у кого-то элегантные и у всех весьма эффектные. Лоснящиеся лошади наряжены в плюмажи и украшены цветами, а наши – с непокрытыми головами.

Для четверых тележка явно маловата. Лошади нервно пританцовывают, колесница дергается, и влезать в нее явно опасно. Одна из животин пятится, и Луэлла едва не падает на спину.

– Поосторожней, – говорю я, ловя девочку. – Ты справишься.

– Вряд ли. – Колени ее подгибаются, и она опускается на пол.

– На ноги, малявка! – орет Друзилла.

Я помогаю Луэлле встать.

– Смотри на меня! Ты в тысячу раз лучше любого в Капитолии. Тебя больше любят, ты воспитана лучше них, и находиться с тобой рядом гораздо приятнее. Ты – лучший союзник, о котором я мог бы мечтать. Ясно, милая?

Она кивает и выпрямляется.

– Ты да я, вместе до конца. Верно, Хей?

– Вместе до конца, – обещаю я.

– Девочек вперед! – велит Друзилла.

Мейсили с Луэллой взбираются в колесницу и хватаются за передний поручень. Мы с Вайетом лезем следом и прислоняемся к боковинам: имидж отходит на второй план, если рискуешь свернуть шею. Одна из лошадей брыкается, ударяет копытом в тележку и пронзительно ржет. Мы вроде бы должны двигаться вперед, но конюхи удерживают лошадей. Колесница Дистрикта-11 исчезает за дверями, и нас наконец отпускают.

Предполагается, что лошадей обучили самостоятельно шествовать по заданному маршруту величественным шагом. Наши, напротив, вылетают на ночной воздух без всякого промедления и проносятся мимо второго фотографа, окончательно лишая нас фотосессии.

Первую сотню ярдов клячи действуют слаженно и трусят по аллее под музыку. Я смотрю на огромный экран над забитыми трибунами и вижу себя в дрянном костюме, сгорбившегося у поручня. «Аутсайдер», – думаю я и заставляю себя выпрямиться.

Толпа выглядит пьяной – все улюлюкают и радостно вопят, рожи красные, потные. Люди бросают в нас бутылки и мусор. Некоторые блюют, свесившись через заграждение, установленное по маршруту парада. При всей ее нарядности от публики разит, как от оравы пьянчужек в Котле субботним вечером: толпа источает запахи пота, спиртного и блевотины.

Парень, пытающийся ткнуть Мейсили в лицо тростью, падает лицом на мостовую и лишается переднего зуба. Полуголая женщина делает мне