Я живу в октябре - Максим Николаевич Лыков

под контролем. И ещё – что я могу обидеться.

– Ладно-ладно.

Что именно имела в виду Нелька, для меня осталось загадкой. Никаким давлением я не занимался. Мы встречались, гуляли, целовались. Дядя Кеша ещё после Казани прямо спросил, переспали мы или нет. А когда услышал отрицательный ответ, настойчиво советовал «не мямлить».

– Дядя Кеша, – говорил я. – У нас развиваются отношения, я не хочу её спугнуть. И вообще, если по дням посчитать, то мы встречаемся-то…

– Ты о чём, бухгалтер? – перебил он меня. – Ты мужик или кто? Вы сейчас как Адам и Ева, рядом никого.

– Яблочком угостить хочешь? – обиженно огрызался я.

В общем, если и было давление, то это было разнообразное давление общественности. Между собой мы с Ритой ничего подобного не обсуждали. Как-то было неважно, нам хватало и других тем.

Однажды вечером мы задержались у Риты дома. У нас часто случалось так, что время летело совершенно незаметно. Вот и в этот раз, когда мы опомнились, до прихода Риткиной мамы оставалось минут двадцать (она приходила без пяти одиннадцать). С Галиной Львовной я пару раз уже знакомился, и повторять этот опыт ближе к ночи мне совершенно не хотелось. Вообще, это странно и напряжённо – всякий раз, как в первый, знакомиться с мамой любимой девушки. В обычном линейном времени подобное могло случиться, только если бы Галина Львовна была в глубоком маразме.

Судорожно собираться и уходить не хотелось, а расставаться и терять полтора-два часа было слишком расточительно.

В общем, пришлось тщательно прибрать все мои вещи за пределами Риткиной спальни.

Мы молча лежали, держась за руки. Перед нами в таинственном лунном свете жила своей жизнью стена с фотографиями и гербарием.

За дверью ещё было тихо, но я сказал на всякий случай шёпотом:

– Я понял, на кого у тебя папа похож.

– На кого? – спросила она после паузы.

– На этого советского барда. Который в Штирлице играл.

– Визбор?

– Кажется, да.

Мы лежали под одеялом, выставив наружу только головы. Было удивительно хорошо.

– Я буду думать, как нам провести следующий день.

– Он будет через месяц, – напомнила Рита.

Вот всегда она так. Никак не получается разбудить в ней оптимизм.

– У меня есть месяц на подготовку!

Мы помолчали.

– Лежим и ждём твою маму, – хмыкнул я. – Забавно.

– Она, если видит, что у меня темно, старается побыстрей уйти к себе. Дверь помнишь, как открывается?

– Ты меня уже выгоняешь?

– Тебе же одному придётся уходить.

– Да я понял, шучу же. Справлюсь с дверью, не переживай. Главное, чтобы Галина Львовна меня не застукала.

Снова возникла пауза. Я постарался угадать, о чём думает Рита, но не преуспел. Думала она, оказывается, совершенно о постороннем:

– Ты прав насчёт родителей. Почти не чувствую никакой связи, будто она и не живой человек уже, а тень. Или это я тень, не знаю.

– Лучше сосредоточиться на том, что я прав.

Ритка тихонько хихикнула.

– Смешно. Давай ещё поговорим?

– Давай, – согласился я.

– Тебе нравится осень?

– Больше весна.

– Обидно, наверное, что ты застрял в осени?

– Я в любой момент могу слетать туда, где весна.

– Это да, но как будто искусственно получается? Неестественно.

– Перемены зависят от нас.

– Вот именно, Алекс. Всегда от нас.

– Тебе так не нравится?

– Мне хочется знать, что есть некто больше меня, который направляет, устраивает мою жизнь.

– Как Бог?

– Да, наверное.

Я перевернулся на живот.

– А какое время года нравится тебе?

– Осень, – поколебавшись, ответила Рита. – Начало осени.

– Правда? – развеселился я. – И ты живёшь в сентябре? Лучшее время!

– Да. Но это один и тот же сентябрь.

– О-о-о, – закатил я глаза. – Сколько можно повторять: ты же всякий раз другая! Твоя жизнь меняется! Моя жизнь меняется! Ты у меня появилась! А я – у тебя!

Её зелёные глаза замерцали.

– Поцелуй меня, – сказала она грудным голосом.

Уговаривать меня не пришлось.

Если пришедшая Галина Львовна и слышала странные звуки, то проверять не решилась.

* * *

Наверное, Коршунов был бы мной доволен. Но я за четыре цикла так и не удосужился к нему зайти. У меня был медовый месяц. Интересно, можно ли считать месяц медовым без официальной свадьбы? И как считать? Если по линейному времени, то он растянулся уже на четыре, а если по-нашему, общему дню, то прошло всего-навсего четыре дня. Хитрая хомоновусская математика. Надо будет поинтересоваться мнением Димы с Нелькой как экспертов. Попозже.

Но сказки в нашей жизни обычно короткие и слишком часто обрываются злосчастным «внезапно». В этот день у меня был задуман загородный вояж в Середниково. В последний раз Рита пару раз упоминала Лермонтова, и я решил блеснуть. Но утром я нашёл в телефоне короткое сообщение: «Извини, Алекс. Сегодня никак не получится. Встретимся в следующий раз».

– Она что, серьёзно? – спросил я вслух африканку. Как обычно, рисованная подруга предпочла промолчать, бросая укоризненный взгляд.

«Почему? Что случилось?» – написал я.

Ответа не было.

Я подождал ещё немного и позвонил. Выслушав три раза длинные гудки, я рассудил, что утром девушка может быть занята сотней дел, при которых не до телефона. Например, пошла в душ. Хорошая, кстати, идея.

– Почему бы и мне не последовать сему примеру, ганнибалочка?

Ответом мне был всё тот же немой укор.

Выйдя из душа, я обнаружил на телефоне пропущенный звонок. Это меня приободрило.

– Привет, Рита! Я начал волноваться, – сказал я, перезвонив.

– Всё нормально, – ответила Рита, и я понял, что она солгала.

– Ты заболела?

– Наверное, – неуверенно согласилась она. – Плохо себя чувствую.

– Давай я приеду. Привезу чего-нибудь вкусного. Или полезного. Или всё вместе.

– Не стоит, – сказала она потухшим голосом. – Мне хочется побыть одной. Извини, пожалуйста.

– Хорошо. Давай приду попозже, и мы поговорим.

– Нет-нет. Прости, но я не хочу, чтобы ты меня такой видел.

И отключилась. Минут через пять я поймал себя на том, что тупо смотрю на дверной косяк. Что-то здесь было явно не так. Рита, конечно, иногда падала духом, но сейчас было что-то совсем новенькое. Я вдруг почувствовал ревность. А вдруг у неё появился другой парень? В конце концов, мы видимся раз в месяц, это мало. Найдётся какой-нибудь мистер сентябрь – и всё, поминай как звали.

Я набрал Димку. Он выслушал и кисло сказал:

– Знаешь, приятель, это странно. Но, может, она действительно болеет? Когда с Нелькой хворь приключается, она меня на дух не переносит.

– Вы друг друга видите ежедневно. Мне твоя рожа тоже опостылела бы. А у нас с Риткой всего один день.

– Может, у неё особенный день? – Дима сделал акцент на слове «особенный».

– В