ОПЯТА (роман-зеркало для массового чтения) - Алексей Константинович Смирнов

Он чуть возбудился, подумав, как здорово оттрахать свой собственный дубль. Вскоре все случайно узнали, что Крышин и Ключевой уже пробовали, остались очень довольны. Двойники вели себя достаточно самостоятельно, но в главном покорялись воле прототипа. Конечно, желательно приукрасить такую копию парой женских черточек...

- Что за удобрение? - серьезно и вдумчиво поинтересовался студент.

- Гостья ваша, свежего помола и посола.

Младший Амбигуус не вдруг догадался, что речь идет о болтливой, заоблачной Оранской. Он поволок мешок волоком; могучий Гастрыч отстранил его локтем, взвалил поклажу на плечо и снес к оранжерее.

- Эх, не сообразили, - он ударил себя по лбу. - Надо было сперва посолить, а уж потом поливать.

- Ничего, мы разбудим родителей, - отозвался Артур Амбигуус, давая понять Гастрычу, что обо всем догадался, но никому не проговорится.

От порога до унитаза был проложен узкий деревянный настил, чтобы все-таки не все удобрения попадали на пашню.

- Кот уже порылся, - отметил Гастрыч, присматриваясь к следам и различая их без всякой лупы, подобно опытному следопыту из числа коренных обитателей Южной Америки.

Они развязали мешок, полный мелкого рыжего порошка и вкраплений, чуть побольше размером. Очень тяжелый, сущее мучение для Дона Хуана.

- Подай совок, - распорядился сосед.

Он зачерпнул из мешка и начал сеять вокруг себя космическое разумное и вечное.

- Больно много в ней было разнообразного волшебного дерьма, - объяснял по ходу работы трудолюбивый Гастрыч. - Мистика, а не женщина. Инопланетянка. Гиперборейка. Я хочу сказать, что у нас завязалась гиперборьба.

Амбигуус младший смотрел на вкрапления и думал, что они напоминают ему сухой собачий корм. Еще ему пришло в голову, что он отныне не в состоянии достаточно эффективно управлять процессом, так как Оранской не было в его формулах и замыслах. С обычными удобрениями - например, мочевиной - все было более или менее понятно.

- Одежонку спалил, - буднично приговаривал Гастрыч, будто стоял у плиты и жарил яичницу. - Царевна-лягушка...

Звучало так, как если бы он позавтракал куриной кожицей.

От их активной деятельности квартира постепенно просыпалась.

...К вечеру собрались в полном составе и устроили вечер двойников. Краснобрызжей, сдавшейся после долгих уговоров, понадобились уже не два, а четыре стула.

Пьяный Гастрыч подрался с двойником Крышина.

- Я хочу ежедневного праздника Военно-Морской Сабли, - орал сосед. - Песен с нею и танцев с папахами.

- Последнее можно устроить, - сострил - как ему показалось, удачно, - Крышин. - У нас есть специальный клуб для пожилых и разбитых сердец.

- Инфаркту мне хочешь?! - взревел Гастрыч, подымаясь на дыбы. - У меня не сердце - у меня там атомный реактор.

Крышин не убоялся, потому что был двойником, готовым вот-вот исчезнуть.

- Надеюсь, четвертый энергоблок в порядке?

Гастрыч замахнулся, но хам растворился в послеобеденном воздухе, отчасти повысив радиационный фон.

- Он говорил о четвертой камере сердца, - успокоил соседа старший Амбигуус. - Видимо, намекал на четвертый желудочек.

- Пусть поменьше о камерах треплется, - пробурчал Гастрыч. - Небось, ни одной ходки за плечами. Только лежка...

- А как там наши посевы? - игривым и потому отвратительным ввиду ее сложения голосом спросила Краснобрызжая, желая погасить конфликт.

Конфликт угас быстро. Оранжерея интересовала всех. За ужином-обедом употребляли отвар малого калибра, с утра приготовленный младшим Артуром Амбигуусом. И все убедились, что призраки закалились: стали сильнее физически, да и духом покрепче; сохранялись дольше, вели себя нахальнее, когда позволяли, но зато выказывали усиленную волю к повиновению. Их растущая наглость не распространялась на прототипов, ибо те подсознательно представлялись им богами.

- Завтра мы вместе пойдем на твою поляну, - шепнул студенту Гастрыч. - Надо собрать всё. Понимаешь? Всё. Что не сварим, то засушим. Заморозим, спечем, спрессуем в брикеты - неважно.

- Пушку прихватите, - посоветовал младший Артур.

- Я им армию выставлю, - успокоил его сосед. - Поставлю раком, и всех заставлю вкалывать, а после порву. Они будут грелками, а я - Тузиком.

...На первый взгляд пашня казалась прежней. Принесли лупу, но и та не помогла - то ли мелкий помол, то ли шариковые зародыши.

- А микроскопа у тебя нет? - раздраженно спросил Гастрыч. - Не упустить бы спорообразование.

- Завтра будет, - пообещал Артур Амбигуус-старший. - Я возьму на работе. У нас некого микроскопировать.

- Не надо спешить с такими вещами, - вмешался Извлекунов. - Небось, валяется в загашнике какое-нибудь старье, с колотыми-битыми линзами. Коли смотреть не на что. Я сам принесу микроскоп, - оповестил он собрание. - Это будет настоящая вещь. И предметные стекла, и красители - что угодно. При желании сумеем и блоху подковать, и гонококка.

- Гонококка без мелкоскопа можно, - заметил Гастрыч, в очередной раз обнаруживая знакомство с отечественной классикой. Он сделал это уважительным употреблением слова "мелкоскоп".

Кушаньева, работавшая в лаборатории при детской поликлинике, взяла щепоть землицы, высыпала на ладонь и стала водить насобачившимся носом.

- Пахнет грибами, - заявила она с твердой уверенностью. - Как в лесу, знаете? На рассвете, на исходе августа... или июня...

- Поэтично, с этим не поспоришь. Вы анализами занимаетесь? - уточнил Извлекунов.

- В основном, да. А что такое?

- Да нет, ничего смертельного. Погибло обоняние. Тут пахнет так, что скоро и взаправду ментов позовут: решат, что кто-нибудь умер и разлагается...

- И что же вы так ментов боитесь? - поразился Гастрыч. - Ну, приедут. Ну, не найдут они тела. И уберутся восвояси.

- Какого тела? - старший Амбигуус вдруг насторожился.

- Убиенного, мертвого, - спокойно ответил тот. - Нет его, и не было. Все сидят и чинно ужинают. В чем дело, товарищи? У нас плохо пахнет? Так и у вас не лучше. Побывал я однажды в одном дому, запомнилось на всю жизню...

Ключевой сидел на корточках, ковыряясь в земле.

- Вот! - неожиданно воскликнул он, выколупывая круглый шарик, бесспорный гриб. - И вот! И вот!

Грянули аплодисменты.

- Перезимуем, - уверенно пошутил Гастрыч.

А Краснобрызжая, стоявшая посреди настила и качаясь, как бычок, подпрыгнула от радости, да так, что переломила его, досточку, напополам. Агния Барто явно поторопилась с концовкой.

16. Тридцать три богатыря и Батька грибной

Все повторялось: и раннее утро, сулящее день, неизвестно еще какой; и запах грибов, и пение невидимых птиц. Наверное, это