Терри Биссон - Комната Наверху и другие истории

— Глаза у него как выкатятся! Обозвал меня… ой, простите. Вскочил и ударил. Совсем как прежний Виппер Вилл.

— Простите нас, Буз, и спасибо, что позвонили мне, а не вызвали Гейтерс.

— Да ладно вам, Кэнди. У стариков с Альцгеймером такие случаи бывают. — Буз произнес «случаи» с ударением на «-ча». — Гейтерс подняла бы, конечно, шум.

— Буз, — проговорила Кэнди, — познакомьтесь, пожалуйста, с… — Я надеялся, что она представит меня как будущего жениха, но пришлось разочароваться — …с моим другом из Нью-Йорка. — Вот как меня назвали.

— Янки Виппера Вилла, — понимающе кивнул Буз. — Я про него слышал.

— Простите еще раз за этот синяк, — повторила Кэнди. — Я правда ценю, что вы не вызвали Гейтерс. Может, вы хотите бифштекс? Прикроем им синяк.

— Я вегетарианец, — ответил Буз. — Да не берите в голову, Кэнди. Ваш папаша еще ничего, если не считать этого случая. Он позволяет себя помыть и гулять ходит каждое утро, такой покладистый, правда ведь, мистер Нойдарт? И Ти-эн-эн мы смотрим вместе. Он зовет меня каждый раз, когда появляется Пам Тиллис, правда ведь, мистер Нойдарт? Конечно, он не всегда такой милый. Я ведь помню, однажды он накинулся на мою мать, это когда мы жили на трейлерной парковке в Кибер-Крик. Обозвал ее… Ой, простите, Кэнди, но так и было.

— Мы с Бузом старые друзья, — рассказывала Кэнди, пока мы шли к машине. — Когда я училась в старших классах, он был там первым черным ребенком, извини — афроамериканцем или как там теперь говорят? А я — дочь Виппера Вилла, так что мы оба были отверженными. Я присматривала за ним, а он и до сих пор обо мне заботится. И слава Богу. Если Гейтерс узнает, как папа себя ведет, она точно выкинет его из «Беличьего Хребта», а мне больше некуда его деть. Мы окажемся в тупике, и что тогда делать?

— Да, невесело, — отозвался я.

— К счастью, все обошлось. Просто случай. — Она произнесла это так же, как Буз.

— Будем надеяться, — с сомнением пробормотал я.

— Вот странно, — задумчиво проговорила Кэнди. — Тебе не показалось, что папа сегодня выглядит лучше?

— Лучше?

— Мне кажется, Буз моет ему голову «Греческой формулой». Буз всегда хотел стать парикмахером. В больнице он работает временно.

Мы умудрились пропустить ленч. И договорились вместе пообедать, а потом «покататься» (сегодня я запланировал «поднять вопрос»). Кэнди высадила меня возле офиса. Было только три часа, а потому пришлось мне доставать вишневую диетическую «колу» без кофеина и раскладывать на подоконнике «Юридический журнал» с твердым намерением наверстать упущенное. Проснулся я от ритмичного позвякивания, постукивания, потрескивания, посапывания, подпрыгивания и легкого электрического запаха. Пол дрожал мелкой дрожью. Стоячий факс Виппера Вилла как раз выплевывал перемазанный алыми чернилами листок бумаги, который медленно спланировал на пол.

Я подхватил бумажку за один уголок и, пока она остывала, начал ее рассматривать.

Но прежде чем я успел понять, что это может значить (кто его мне послал, догадаться было нетрудно), зазвонил телефон.

— Это ответ на твой вопрос, — проговорил голос By.

— Какой вопрос?

— Ты спрашивал, может ли кое-что где-нибудь у нас уже сейчас раскручиваться в обратную сторону.

— Не где-нибудь, а прямо здесь.

— Под словом «у нас» я имею в виду — на Земле, — пояснил By. — Как видишь, мои расчеты показывают, что теоретически это возможно. И пожалуй, даже неизбежно. Ты, конечно, знаешь про суперструны?

— Это что-нибудь вроде суперклея или супермоделей?

— Вот именно. Они удерживают Вселенную как единое образование. И они до предела напряжены. Существует вероятность, что гармонические вибрации этих суперструн могут растрясти отдельные объекты, и они появятся в виде пузырьков или реверсов в локальных полях энтропии.

— Полях? А как насчет пустырей? — И я рассказал By про сиденье из деревянных бусин.

— Гм-гм-гм… — замычал By. Мне казалось, я слышу, как вращаются шарики у него в голове. — Может, в твоих словах что-то и есть, Ирв. Обертоны вибрирующих супернитей могут пройти по линии моего зрения от Края Вселенной, затем попасть в нашу факсовую и телефонную связь. Примерно так стекло бьется по начерченной на нем линии. Но нужно в этом убедиться. Пришли-ка мне пару фотографий, чтобы провести количественный… Охо-хо-хо… — Его голос упал до едва различимого шепота. — Идет мой босс. Передавай привет Кэнди. Я позвоню.

Еще был белый день и света хватало, а потому, как только By бросил трубку, я тоже положил свою и кинулся через пустырь к «Доброй гавани», где взял взаймы у Хоппи его «Полароид», которым он фотографирует аварии. Делая снимки, я проводил собственный количественный анализ, подсчитывая бусины. Одиннадцать бусин на четвертом ряду превратились в тринадцать, другие ряды тоже выглядели как будто полнее. В грязи валялось теперь совсем мало бусин. Подушка сиденья стала настолько приличной, что ее можно было (ну, почти можно) положить в мою машину, если бы она у меня была.

Мурашки побежали у меня по спине. Не нравится мне все это.

Я вернул Хоппи его фотоаппарат и направился в офис длинной дорогой, пытаясь разобраться что к чему. Интересно опавшие листья полетят теперь вверх и снова закрепятся на ветках? А у «вольво» появятся четыре задние скорости? Думая обо всех этих штуках, я настолько забылся, что сунул фотографии в контейнер, обозначенный «OUT», на принадлежащем Випперу Виллу факсе раньше, чем успел вспомнись (надо бы сказать «сообразить»), что у меня нет канала выхода. Я мог говорить с By, когда он мне звонил, но ничего не мог отправить ему по факсу.

Я ощутил какую-то извращенную радость: я сделал, что мог, а теперь устал. Устал от мыслей о Вселенной. Мне предстояло важное, можно сказать, историческое свидание, не говоря уж об адвокатском экзамене. Достав из холодильника вишневую диетическую «колу» без кофеина и разложив на подоконнике «Юридический журнал», я погрузился в приятные размышления. В основном о Кэнди и той, последней, пуговичке на ее униформе.

Служащие хантсвиллского Департамента озеленения имеют множество обязанностей, которые выходят за рамки обычного рабочего времени с девяти до пяти. Некоторые из них бывают интересными, некоторые — даже увлекательными. И раз уж Кэнди любит свою работу, то я пытаюсь разделять ее интересы (то есть сопровождать ее), когда это возможно. В тот вечер мы должны были посетить рыбный обед (наверное, надо написать Рыбный Обед) в «Северном объединении баптистской церкви», где Кэнди, в безупречно отглаженной форме цвета хаки, была почетной гостьей. Рыба оказалась как раз такая, как мне нравится — прудовой сомик в кукурузной лепешке, — однако я так и не сумел расслабиться и получить удовольствие. Все думал, что будет дальше, хотелось побыстрее оказаться у Беличьего хребта, у горы, я имею в виду. Но у баптистов хорошо то, что они ничего не затягивают — в 9:15 мы с Кэнди уже любовались горным пейзажем. Ночь была прохладной, мы сидели на еще не остывшем капоте «Р-1800», а перед нами расстилалась долина, полная огней, похожих на плененные звезды. Ладони у меня вспотели. Это должна быть ночь, когда я сделаю предложение, а она его примет (со всеми вытекающими из этого для меня привилегиями).

Мне хотелось, чтобы вечер получился памятным, а потому я ждал, когда взойдет луна. Подразумевалось, что в тот момент она должна быть полной. Наблюдая за мерцанием у восточного горизонта, я думал о By и размышлял, не станет ли луна всходить на западе после того, как разразится этот самый реверс. Заметит ли кто-нибудь разницу? Может, люди просто начнут называть запад востоком и на этом успокоятся?

Все это для меня слишком сложно, к тому же у меня есть другие проблемы, чтобы ломать над ними голову. Как только луна осветила горизонт, я встал с капота, упал на колени и только собрался задать роковой вопрос, как услышал тоненькое бип-бип.

— Что это? — спросил я.

— Буз, — ответила Кэнди.

— А похоже на пейджер.

— Пейджер и есть. Буз одолжил мне свой, — объяснила она, залезла себе за пояс и отключила сигнал.

— Зачем одолжил?

— Сам знаешь зачем.

На Беличьем хребте нет телефонов, так что мы с бешеной скоростью понеслись с горы, то пронзительно скрипя тормозами, то оглашая окрестности диким лаем выхлопной трубы. Больше всего Кэнди боялась разбудить Гейтерс, которая в эту ночь дежурила, а потому мы вкатились на парковку «Беличьего Хребта» — больницы — с выключенными фарами. Я остался в «Р-1800», а Кэнди скользнула в боковую дверь.

Вернулась она через полчаса.

— Ну что? — спросил я.

— Папа снова накинулся на Буза, — тихонько произнесла она (точнее, я думал, что она произнесла именно это). — Но сейчас уже все спокойно. Буз не сказал Гейтерс. Я думаю, будет еще один удар. Три — и все кончено.