Игорь Пронин - Мао: Душевная повесть

— Да-да уважают! Потому что без меня им давно хана. Я их благодетель. Но людям будет неприятно узнать, что у их благодетеля есть свои слабости. Хотя, что может быть проще?

— Проще, — говорит Саид, — дать нам одежду и прицепить к ближайшему каравану. Причем заметь — ты нас проводишь.

— Прекрати хамить, а? — обиделся Абдулла. Я хотел его попросить, чтоб он не обижался, но поленился. — Я здесь сижу с вами только затем чтобы узнать, какая падла про меня гадости рассказывает. Вы говорите — и вечером будете где вам надо, и чек принимаю. Вы молчите — и можете сразу уходить и не терять время. Так со мной не разговаривают. Ты меня понял? Эй!

Он стал меня тормошить. Я поднял голову, хотел затянуться, но сигарета погасла. У Абдуллы зрачки как будто из черного какого-то металла и мелко-мелко дрожат. У меня голова куда-то вбок повалилась.

— Смотри мне в глаза! — кричит Абдулла.

Абдулла — хороший мужик, я хотел так и сделать, но когда голову стал поднимать, не смог остановить. Голова пошла по кругу, потянула меня за собой, и я упал с лавки. Так было даже лучше — ноги на лавке, голова на траве. Мне не хотелось закладывать Самаркандыча, Абдулла — суровый мужик, хоть и хороший. Но и Абдуллу обижать тоже не хотелось.

— Абдулла, не сердись, но тебе его все равно не достать. Он же мертвый ишак.

— Не бывает таких мертвых ишаков, — важно сказал дервиш, — которых нельзя было бы сделать еще мертвее.

Он уселся на лавку, сбросив с нее мои ноги, и стал крутить ладонями. Все завертелось вокруг нас и ладоней, я попробовал приподняться, чтоб не так тошнило, но не понял — получилось или нет. Вокруг летали какие-то цветные линии, кусочки, а потом вдруг стали собираться как мозаика и получилась комната с обоями в цветочек и тем самым столом, за которым сидел Апулей Самаркандович. Но самого его не было. Еще в комнате была дверь, белая, как у нас в школе, только чистая. За дверью раздались шаги. Абдулла выхватил откуда-то здоровенный тесак и встал за открывающуюся дверь, страшно на меня поглядев. Я хотел уже крикнуть, чтобы предупредить осла, но в комнату вошли Сука-суккубша и покойный узбек с перевязанной головой. Оба радостно мне улыбались.

Я тоже быстрее стал им улыбаться, пока Абдулла обоих не зарезал. Сука немного удивилась, что я ей так рад, и говорит:

— Мао, ты чего так сияешь? Никак потенция подросла? Соскучился?

Я молчу, жду Абдуллу. Но он из-за двери не выходит, как провалился там. Я тогда встал с ковра, на котором лежал, и стал пятиться. И улыбаюсь. Суке это понравилось и она, лапы волосатые растопырив, за мной пошла. Так я пятился, пока спиной в стол Апулея не уперся. Тогда я, чтобы обстановку разрядить, спрашиваю узбека:

— А тебе-то чего от меня нужно?

— Как чего? Ты меня погубил, я теперь тебя погубить хочу. Я, уважаемый, сам человек не злой, но ты меня обидел и семью мою.

— Не отвлекайся, — говорит Сука, — полезай, солнце мое, на стол.

Я решил, что на стол стоит залезть, все-таки она в лицо дышать не будет, но только ногу наверх забросил, как меня повело, и я свалился. Хорошая водка у дервиша. Сука запах унюхала, расстроилась и стала меня пьяницей ругать. Тут, говорит, придется теперь повозиться. И сказала, чтоб узбек дверь закрыл. Он закрыл, а там Абдулла с тесаком и бешеными глазами. Но узбек не испугался.

— Убери железку, правоверный, я же и так мертвый!

— Это не железка, — говорит Абдулла, а сам, видать, не знает, что теперь делать. — Это астральный клинок из сокровищницы нибелунгов. Режет по мертвому, как по живому. Отойди на три шага и ляг на пол.

Узбек засомневался, посмотрел на Суку. Сука нахмурилась:

— Тебе, козлу, что здесь нужно?

— Мне нужен мертвый ишак по фамилии Мафин. Он меня сдал живым, джяляб.

— В своем праве ишак! — прикрикнула на него Сука. — И ты меня не джялябь! Ишак в Канцелярии работает, а если мертвому поручено вмешаться, может вмешиваться, и не моги мешать, недоучка! Иди прочь!

Абдулла заменжевался сразу. Видимо, осла ему очень хотелось порешить, сильно задел я его с порнухой, но Сука для него — авторитет. Посмотрел на меня, развел руками — извини мол, — ножик свой спрятал и исчез, только ладошками махнул.

— А в самом деле, где ишак? — тут же забеспокоилась Сука. — Я по следу шла, увлеклась, а теперь чувствую — тут и правда ишаком пахнет. Это же его кабинет. Иди-ка, Борхонджон, за дверью постой.

Борхонджон вышел. И не успела за ним дверь закрыться, как из-под стола вылез Апулей и засветил копытом в затылок не успевшей обернуться Суке. Она молча повалилась на пол, как спать, а Самаркандыч поднял меня аккуратно, поставил. Поддержал, снова поставил. Потом посадил на стол, задрал мне легонько веко и рассмотрел зачем-то зрачок. Покачал головой.

— Никакой у тебя культуры пития, друг мой Мао.

— Спасибо, что выручил. А я думал, тебя на реинкарнацию пустили.

— Скорее на колбасу тут пустят… — нахмурился мертвый ишак. — Вот что, передай своему толстяку вот такую бумажку и скажи, что, если будет себя хреново вести, ночными кошмарами дело не ограничится. Запомнил? Держись Райфайзена, он малый не дурак, с интеллектом. Домой только не возвращайся, посадят ведь.

— Да нет у меня дома, Апулей! — Я хотел ему все про себя рассказать, но он тронул меня за щеку, и я проснулся в лопухах около столика и лавки. Когда я открыл глаза, Саид и Райфайзен заулыбались, а Абдулла испугался.

— Ну вот! — говорит Саид. — Я же говорю, просто обожрался. Иди-ка, Мао, в уголок, два пальца в горло сунь.

— Спасибо, Саид, не нужно. Я вот Абдулле бумажку принес одну.

Разжимаю кулак, где у меня клочок бумаги оказался, протягиваю Абдулле. Он смотрит, а бумага разворачивается сама. Он читает, я даже вижу, как глаза его по строчкам бегают. Райфайзен тоже хотел почитать, потянулся, но тут бумага вспыхнула синим огнем и сразу вся сгорела. Я даже обжечься не успел. Райфайзен на меня уставился, Саид присвистнул, а Абдулла встал, одежку у себя на брюхе расправил и важно так говорит:

— Слушаю и повинуюсь. Называйте адрес.

Саид говорит:

— Бандеролью, что ль, пошлешь? Пристрелю я тебя все-таки.

Но Абдулла к нему не повернулся, смотрит терпеливо только на меня. Я смотрю на Райфайзена: давай, предлагай. Но австриец задумался о чем-то, Каролинкину тетрадку из кармана достал, не замечает.

— Райфайзен! Оставь ты эту тетрадь, у Абдуллы вон есть настоящий ножик нибелунговский, он тебе и так расскажет, где сокровища. Только давай сперва выберем, куда этот дервиш нас зашлет силой разума и колдовства, — я потому так странно говорил, что водка опять ударила, и у меня не только язык, но и мозги заплетались.

— Какой ножик? — не понял Райфайзен.

— Ну, которым даже мертвых можно убивать, — объясняю. — Показал бы человеку, Абдулла!

Но Абдулла сделал вид, что не слышит. Застыл, как памятник себе. Тогда Райфайзен говорит нам:

— Вот что. Если этот человек действительно может перенести нас в любое место и скорее всего в другой раз нам его не найти, стоит подумать, прежде чем решить. Дело в том, что в Австрии меня будет искать доктор Менгеле, да и в Германии тоже, а на то, чтобы скрыться, нужны средства. А средства у меня небогатые, к тому же в Австрии, где до них не добраться.

— Лжец, — одними губами сказал Абдулла. — Чек. Ха-ха.

— Это уже не играет роли, — отрезал Райфайзен. — Так вот, я бы предложил поискать это пресловутое сокровище. То есть не поискать, а отправиться туда, где оно лежит, раз уж Абдулле и место известно. Если никто не против. Ведь у нас одна попытка, насколько я понимаю, Абдулла?

Абдулла молчит, но сразу понятно, что попытка одна.

— Абдулла, — сказал я тогда, — поехали к сокровищам нибелунгов. Только постой, а водка у тебя есть еще?

Абдулла хотел что-то возразить, но сам себя заткнул, махнул рукой и вытащил из лопухов еще бутылку, теперь это была «Пшеничная». Не успел я ее открыть, как дервиш снова закрутил ладошками и меня опять затошнило. Я обнял бутылку, скрючился, настроился терпеть, но тут же пахнуло холодком. Я поднял голову — мы стоим у ручья в каком-то узком ущелье. Ручей, видно, холодный, да и вообще не жарко. У ручья сидит смуглый упитанный человек с черными волосами в мелкое колечко и смотрит на нас… Ну как будто нас нет. Саид повел было в его сторону своими автоматами, но тут же перевел их на дервиша.

— Где деньги, Абдулла?

— Вон. — Абдулла ткнул пальцем в скалу. — Вон пещера, там сокровища. Я свое дело сделал, теперь прощайте.

Саид и Райфайзен что-то стали кричать Абдулле, но он закрыл уши руками и исчез.

7

Я подошел к человеку у ручья.

— У тебя, — говорю, — стакан есть?

— Нет. Ты — доктор? — Это он мой халат местами еще белый увидел.

— Нет, я скорее больной, — меня и правда трясти начинало. А тут еще и холодно. Бутылка никак не открывалась, но я вспомнил про отвертку в кармане, поддел. Когда оторвался, вижу — человек руку к бутылке протягивает. Я уже от такого отвык. Ну дал ему, конечно, все-таки на холодных камнях сидел парень. Он поглотал мелко-мелко, отдал мне, сморщился.