Полдень XXI век, 2009 № 7 - Арцун Акопян

с дедом промышляли вместе. Может, даже отец и сын. Заглянул в импровизированный окопчик. Дед лежал ничком, раскинув руки, с пробитой спиной.

Сел рядом с другом. Помолчали.

— Ну, что он? — спросил Павел, глядя, как солнечные лучи ложатся меж стволов деревьев.

— Бредил он, — отозвался Эдик. — С людьми какими-то разговаривал: с товарищем капитаном Карповым, Никитой... И еще с кем-то. Фашистов ругал. В лицо. Потом — демократов. На ЖЭУ кому-то жаловался. Опять фашистов поминал. Потом предлагал Никите заряжать и не жалеть патронов, когда марсиане заявятся...

Шелест листвы, пение птиц...

— А тут мы заявились.

— А тут вы...

Помолчали. _

— А может, это у него перезагрузка была? — тоскливо спросил Павел. — Ну, пришелец информацию из мозга деда дефрагментировал?

— Может.

— А чего он тогда стрелять по нам начал? Чего пришельцу в биоматериал-то стрелять?

— Ну откуда я знаю?! .

— Так ты же у нас самый умный, типа! Это же всё твои идеи!

— Слушай, давай без истерик, а? Только психов нам здесь не хватало...

— Да уж, психов у нас сегодня целый лес...

Эдик вытащил фляжку с водой, отхлебнул, протянул Павлу. Пить хотелось, а вот при мысли о еде мутило.

— Давай его сюда подтащим.

— Давай.

Тело Бориса оказалось тяжелым, неудобно-мягким. Они подтащили его к землянке и перевалили через баррикаду.

— Закапывать не будем?

— Без нас закопают.

— И то верно. Слушай, Эд, уходить надо. Наигрались.

— Какие, к черту, игры! Ты же тарелку не просто видел, ты к ней руками прижимался! Никто не обещал, что будет легко.

Павел послушал, как уходит в небытие секунда, за ней —другая...

— Я когда-то читал рассказ, как спецслужбы нашли инопланетянина с одним глазом и оживили его. А глаз — не то зрачком пульсировал, не то свет неритмично испускал... В общем, это информация закодированная была. И все, кто это видел, ее получали. И становились инопланетянами. То есть у них не только психика менялась, они и физически облик меняли. И набралось у той спецслужбы целая комната таких вот инопланетян, никак их истребить не могли.

— А газ? А бомба?

— Не помню я... нельзя почему-то было... Для интереса, наверное. В общем, нашли слепого каскадера, запустили в ту комнату, и он их на звук расстрелял. А последний специально подставился — кинулся и магнитофон включил с музыкой какой-то заунывной. Каскадер ее услышал — и тоже превращаться стал.

— И что?

— С собой покончил.

— А-а.

— А у Кинга в одной книжке люди в инопланетян превращались оттого, что тарелку раскопали, а она какой-то газ вырабатывала.

— Интересно, — со скукой в голосе согласился Эдик.

— Суть в том, что не имеет значения, каким способом тебе передадут информацию. Ты получаешь ее, сам не зная откуда. И превращаешься.

— Ты о нас с тобой? Что ходим и всех мочим?

— Вообще-то, я о Сером. Он же у тарелки остался.

— Так чего сочинять-то, — горько усмехнулся Эдик. — Мы его три часа не видели. Ты можешь поручиться, что за это время он с НИМ не пообщался? Вот и все. Мне, дураку, раньше это обмозговать надо было... До того, как разделились.

— И что делать будем?

Тяжелый вопрос. Задавался тяжело, и как прозвучал, легче не стало. Друг все-таки. А сейчас даже не знаешь — друг или нелюдь... И не докажешь ничего. Никому.

— Я думаю, быстро надо. Чтоб заподозрить не успел. Чтоб не мучался.

Павел кивнул, не смея поднять глаз.

— Кто стрелять будет?

Павел вздрогнул. До сих пор стрелял Эд — как владелец ружья и лидер. Но — Серый. Он общий друг, и прятаться от этого решения за детский лепет... Вот сейчас стыдно стало душой.

— Я стреляю плохо, — признался Павел. — А надо с первого раза.

И вновь исчезающие секунды тишины: одна, другая, третья — томительно, как набухающие капли, но срываются, срываются...

— Ты прав.

Камень с души.

— Пошли?

Эд вывел его к тарелке с уверенностью пеленга. Не так уж далеко они ушли — то ли искали медленно, то ли время в волнении растянулось... Лучше бы оно сейчас растянулось, пока они — как партизаны, как диверсанты, как враги — крались к кромке леса, к поляне, на которой лежал разбитый космический корабль, а привалившись к нему спиной, дремал на солнышке их друг. Перед ним было приготовлено костровище, и котелок, и нехитрая снедь, и даже бутылка с водкой — в теньке. И все это ничего не доказывало — миллион объяснений, зачем это нужно Чужому.

Стрелять в профиль было неудобно. Пришлось отступать и выходить с другого сектора. Серый дремал, полуулыбался...

Или притворялся.

Эд шумно вздохнул, приладил ствол на ветке, прицелился... Чуть повернул голову, стер плечом пот, прицелился снова.

И все равно первый выстрел прошел мимо — в борт тарелки.

Серый ошалело вскочил на ноги, заозирался.

Вторая пуля пробила ему грудь.

Чувство, которое испытывал Павел, было состраданием. К обоим. К одному, напуганному, осознавшему, что обречен, но не понимавшему: почему?! — и ко второму, который взвалил на свои плечи такой груз. Ради человечества. Тема сочинения: Эдуард Зееманов, кто он — маньяк или Человек? А вот Павел Сиди-хин сочинения явно не заслуживает.

Эдуард меланхолично перезарядил ружье и принялся зачем-то вытирать ствол пучком травы. Впрочем, понятно, зачем. Нужно было собраться с силами, чтобы выйти на поляну. Павлу — то же, но какие тут могут быть сравнения?

Он вышел из-под деревьев. Что бы что-то кому-то доказать, а скорее всего — самому себе, Павел пошел к Серому. Он сидел, привалившись спиной к тарелке, свесив голову на плечо, словно и не вставал, только кровавый след на борту, только рваная дыра в груди. Павлу вспомнилось, как в десять лет, купаясь. Серый поранил ногу о консервную банку, и он, Павел, его потом до дома тащил. Прогнав воспоминание, он принялся искать пульс на сонных артериях.

Серый был безнадежно мертв.

И что-то странно поблескивало на его левом ухе... И по линии нижней челюсти справа.

Павел отскочил. Сердце лихорадочно лупило в грудную клетку, и в такт ему от виска к виску металось: «Правильно сделали, Господи! Все правильно сделали!»

— Что такое? — спросили прямо за спиной.

Павел подпрыгнул, но это был всего лишь Эдик.

— Смотри! — он ткнул пальцем в