Хольм Ван Зайчик - Дело о полку Игореве

Ознакомительный фрагмент

— Как… Ничего я не могу вам сказать… — Ее губы дрогнули. — Ничего. Христофор, он… — Голос прервался.

— Вот, выпейте это, — усатый лекарь подсунул женщине чарку. — Непременно выпейте.

Она взяла чарку слегка дрожащей рукой и поднесла ко рту. Выпила. Половину. Другую половину расплескала. Но, кажется, не заметила этого. Глубоко вздохнула несколько раз. Крюк с пониманием глядел на нее, молчал.

— Все было как всегда, — сказала женщина тихо, выпуская чарку из пальцев. Лекарь успел подхватить. — Все как всегда. Даже помыслить не могла бы…

— Вам не показалось, что он озабочен чем-то? Подавлен?

— Все как всегда.

Крюк помолчал.

— Тут кто-то был, кроме него?

— Никого…

— А вообще сегодня его кто-либо навещал? Или, может, странные письма, звонки по телефону? Вы не слышали?

— Никого… И ничего. Пришел, как обычно. Сказал, поработает. Он всегда допоздна работает… Работал…

— Прошу вас, преждерожденная… Никого и ничего? Вы точно уверены?

Женщина мельком глянула на него с каким-то скорбным и одновременно высокомерным недоумением и вновь уставилась на обои. Чуть поджала породистые губы.

Есаул Крюк выпрямился, растерянно взглянул на Бага и развел руками. Достал платок и промокнул обильный пот.

— Вам нехорошо, еч Крюк? — понизив голос, спросил Баг.

— Что-то в последнее время… — Крюк кашлянул. — Ничего, ерунда. Вдова говорит, в кабинете было тихо, потом — вдруг грохот, звон, крик. Она вбежала, а Ртищев уже того. Прыгнул. Вынес собою стекло и прыгнул.

«Стало быть, — отметил Баг, — до нее тут никто побывать не успел. Получается, что в камине хозяйничал сам боярин…»

— «Керулен» проверьте тщательно, — сказал он Крюку. — Скажите Чу, пусть попытается восстановить все стертые файлы. Сделайте полную копию диска, отдельно освидетельствуйте все означенные на нем сетевые адреса, Ртищев мог сбрасывать какие-то данные на них. Проверьте почтовые узлы, на которых у Ртищева были ящики.

Крюк кивнул.

Баг, поймав себя на мысли, что приноравливается, как бы сподручнее взяться за расследование, и уже начал раздавать указания, смутился, кивнул в ответ и вышел на лестницу.

Там, пролетом ниже, на площадке у окна меж двух вэйбинов стоял дворник — пузатый, ярко выраженного монголоидного вида человек средних лет, в грубом халате с начищенной до блеска номерной бляхой, с лицом, выдававшим неудержимую страсть к горячительным напиткам.

— …Так точно или точно? — строго спрашивал его один вэйбин. — Ты мне все в точности припомни, до мелочей!

— А я что, я ничего, я все в точности, как было! — горячо говорил дворник, тряся редкой бороденкой. — Как оне пришли в девятом часу, боярин-то, так, почитай, в парадное больше никто и не заходил, так? Туточки, изволите ли видеть, шесть этажей, так что три семьи, квартиры туточки двухэтажные. Чурлянисы, оне, как всегда об эту пору-то, до поздней осени всем семейством в Жемайтии, в имении своем, ну, в том, что дедушка нонешнего князя ихнему предку художнику за картинки-то его замечательные пожаловал… Так что и нету их никого.

«Вот так особнячок! — подумал Баг с невольным восхищением. — Ходишь по улицам, ходишь — и ведать не ведаешь, под чьими окнами проходишь… Знаменитый народоволец[21] боярин Ртищев, младшие Чурлянисы… Гуаньинь милосердная! Вот уж воистину — дом на набережной… речки Моикэ-хэ. Сколько их, таких домов на многочисленных набережных древней Александрии!»

— Это, знамо, первый и второй этажи… — Увидев спускающегося Бага, дворник осекся и сделал безуспешную попытку втянуть живот, а вэйбины вытянулись во фрунт.

— Драгоценный преждерожденный Лобо, докладываю! — согласно уложений начал было один, но Баг махнул на него рукой, и вэйбин, расслабившись, заговорил обыкновенно. — Дворник Бутушка показал, что сегодня с той поры, как преждерожденный Ртищев вернулся домой, посетителей к нему не было и от него тоже никто не выходил.

Баг строго взглянул на Бутушку. Бутушка преданно вытаращил глаза и перестал дышать.

— Продолжайте, пожалуйста, еч дворник, — сказал Баг.

— Ну, так я ж и продолжаю… — с готовностью возобновил Бутушка дачу показаний. — Посередке живут знаменитый ракетных дел мастер Мстислав Глушко, так? Вдовые оне, с сыночком проживают. Сыночек в десятый класс перешел, а покамест каникулы — он уж третий год мальчиком на побегушках к древнекопателям нанимается… Каргопольское подворье, этого… как его? а! Андрея Первозванного раскапывают. Так что тоже не вернулся еще. А сами-то — оне третьего дня на полигон изволили отбыть, в Плисецк… в честь нашей русской небесноталантливой балерины названный. Так что, знамо, по всей лестнице, окромя верхних этажей, — ни души.

— Ну-ну, — Баг на всякий случай принюхался к Бутушке. Бутушка и вовсе окаменел. Нет, вроде спиртным не пахло. — Вы оказали большую помощь следствию, — автоматически проговорил он и повернулся к ближнему вэйбину:

— Доложите есаулу.

Апартаменты Богдана Руховича Оуянцева-Сю,

20-й день восьмого месяца, отчий день,

раннее утро

По давней александрийской привычке расположившись для непринужденного общения не где-нибудь, а на кухне и плотно прикрыв дверь, единочаятели некоторое время мрачно молчали. Богдан сосредоточенно заваривал чай; Баг вертел в пальцах помятую, за ночь почти опустевшую пачку «Чжунхуа».

— Как Жанна? — спросил он.

— Спит, — коротко ответил Богдан. — Еле успокоил, — запнулся. — Теменные боли возобновились, пришлось снотворной травы заварить. Не каждый день все же на голову люди падают. А Стася твоя — держалась молодцом. Ты есть хочешь, еч?

— Нет, я к Ябан-аге заскочил.

— Может, лучше кофею?

— Нет. Чай.

Богдан поставил на стол блюдо печенья с кунжутом. Сел напротив Бага.

— Ну, рассказывай.

— Ты не поверишь, драг еч, — Баг с легким кивком принял чашку и достал сигарету. — Можно?

— Да кури! — Богдан вскочил, торопливо пересек кухню и растворил левую створку окна. Повеяло утренней свежестью, и стал слышнее слитный, стремительный шелест повозок, безмятежно летящих в этот ранний час по названной в честь древнего богатыря-степняка улице Савуши. «В славном месте апартаменты у еча, — мельком подумал Баг. — Зелени много, а русские, лесные души, это любят. Парковые острова чуть не под окнами…»

— Так вот… — Баг закурил. Богдан в растерянности оглянулся вокруг в поисках чего-нибудь, пригодного под пепельницу, но друг опередил его, достав свою роговую походную. — Нам на головы свалился не кто-нибудь, а соборный боярин Александрийского Гласного Собора Ртищев Христофор Феодорович. Кавалер Меча, правлению помогающего, второй степени, между прочим.

Богдан перекрестился:

— Господи, помилуй! Это который из дана народовольцев?

— Вот-вот, драг еч. Страшное дело. Бояре не каждую ночь из окон прыгают.

— Прыгают?

— Пока по всему получается, что он сам собою в окно кинулся. Там Крюк приехал, он нынче поставлен за срединою города надзирать… Так вот. Чужих в апартаментах не было. Неприятностей жизненных у боярина не было. Звонков странных или там безымянных писем… Все как обычно. Ртищев вернулся с данского совещания в приподнятом настроении. Поужинал, пошел в кабинет работать. Писал, судя по всему, какую-то речь про необходимость снижения налогов. Голосование же на днях… И вот, представь, заклинивает его на слове «позволит» — там компьютер остался включенный и слово это несколько раз подряд написано, — и боярин, никому ни говоря ни единого «прости-прощай», прыгает из окна. Сам. Жена в соседней комнате, а он… Никому ничего.

Баг замолчал.

— Да-а-а… — протянул задумчиво Богдан и отхлебнул чаю. — Хорошая ночка… Как на грех. Только вчера я вам про то самоубийство загадочное рассказал — и нате…

— Я, признаться, тоже об этом подумал. Очень похоже.

— Очень.

— Но тут еще непонятнее.

— Почему?

— Потому что в кабинете… — Баг щелкнул зажигалкой, прикуривая. — В кабинете у него икона висит.

— То есть, ты хочешь сказать…

— Да. Именно. Судя по всему, Ртищев был истовый христианин. И супруга подтверждает… За стол без молитвы не шел, за компьютер без молитвы не садился… И — сам руки на себя наложил.

— Грех-то какой… — только и сумел выдохнуть Богдан.

— Ага. Не укладывается это как-то у меня в голове: христианин — и вдруг самоубийство.

Богдан вновь сел на место и в молчании уставился на свою чашку. Баг кашлянул.

— Есть еще две вещи…

— Ну? — вскинулся Богдан.

— Первая: что-то он жег перед самоубийством. Книгу какую-то. Какую именно — пробуют установить, научники работают первоклассные. Да и Крюк — парень хваткий, все там перевернет, и если есть какая зацепка, найдет всенепременно. Но — пока так: просто книгу. По опросу домашних можно считать, что жег сам, а по времени — похоже, непосредственно перед прыжком.