Alma - Эпизод 2. Антиканон

Шми хотела что-то спросить, но в прихожей в этот момент послышался шум, и они оба замолчали. Вошла Беру.

— Анакин!

— Привет, Беру. Как жизнь, солнышко?

— Хорошо, — ее пухлые губы вытянулись в улыбку до ушей. Стянутая косынка была брошена на свободный стул, о спинку которого Беру оперлась руками. — Будешь с нами ужинать?

— Не откажусь.

— Ты на фрахтовике прилетел?

— Не, на крайт-драконе.

— А что вы сейчас перевозите?

— Что заказывают, то и перевозим. Хочешь, тебя куда-нибудь перевезем.

— Да ну, — Беру задорно мотнула головой. Потом поправила сбившиеся под косынкой волосы.

— Оуэн не пустит?

— Он меня и в Мос-Айсли одну не пускает. Боится, что я какого-нибудь пилота подцеплю.

— Какой строгий у тебя муж. И не надоело такой красавице сидеть на ферме, а? — Анакин подмигнул ей.

— Ну, как тебе сказать…

— А ты убеги.

— С тобой, что ли?

— Да я вроде не единственный тут навигатор. И пилотов в космопорте, ну… как песка в пустыне…

— Еще чего! То говорил, что увезет, а то сразу к другим пилотам отправляет. Вот и верь таким! Пилоты…

Беру надула губки, делая вид, что обиделась и занялась расставлением тарелок по столу. Потом открыла дверь позвать Оуэна к ужину.

Ларс одарил Анакина оторопелым взглядом.

— Так это ты, значит.

— Добрый вечер, Оуэн.

— Ты сейчас… приехал?

Анакин взглянул на хронометр.

— Ровно двадцать три минуты назад.

Оуэн что-то хмыкнул.

— Не видел, как ты вошел.

— А я тебя видел. Думал, не стану тебе мешать. Ты же занят был, обшивку уловителя полировал.

— Я его чинил, между прочим.

— Что с ним не так?

— Ржавеет изнутри.

— Пропускает влагу, значит. Проверь клапан на воздухозаборнике.

— Проверял уже.

— И что?

— Течет.

Скайуокер пожал плечами.

— Ну так поменяй.

— Дорого. Лучше бы починить.

Анакин подумал, что ему нет никакого дела до того, как ведет хозяйство типичный татуинский скряга. И банте было понятно, что в этом доме никогда не будет достатка. С другой стороны, на ферме все еще жила мама. И неизвестно, сколько ей еще придется здесь жить.

— Ладно, покажешь мне завтра это клапан. Разберусь.

Ларс сел за стол напротив Скайуокера. Тот вытащил кошелек. Протянул его через стол.

— Твоей семье и дому. Моя личная благодарность.

Оуэн не смог удержаться от искушения глянуть внутрь. Анакин с трудом подавил улыбку.

— Ты до сих пор навигатор фрахтовика?

— Ага, — сказал Скайуокер, скользнув по Оуэну взглядом «а ты до сих пор фермер?»

— Хорошая работа?

— Не жалуюсь. Вот сегодня прилетели, удачно сбыли груз.

— Понятно. А что за груз?

— Спайс, как обычно. Тонны две.

— Патрулей не боитесь?

— А кто нас засечет?

— Ну, республиканцы.

— С этим их бардаком? Не думаю. Если только какая дрянь не настучит. Но это не страшно. Дрянь мы найдем и тоже настучим. По голове.

Анакин поймал на себе почти умоляющий взгляд Шми, снова подавил усмешку и сосредоточился на ужине. Оуэн ничего не заметил, потому что на всякий случай опустил глаза в тарелку. Он и не думал никому доносить. И вообще, решил про себя Ларс, лучше ему не знать, чем конкретно занимается этот юный переросток, да и разговор о контрабанде не приличествует его добропорядочному дому.

Вся дальнейшая беседа состояла из коротких фраз, относящихся исключительно к еде.

Анакин проснулся поздно, когда солнце уже было высоко.

Он вспомнил, что вчера еще очень долго говорил с матерью. На кухне и шепотом. Уже взошла вторая луна. Местные жители шли спать на закате звезд-близнецов.

Раз в полтора года можно позволить себе и такую роскошь, пусть даже роскошь и Татуин — понятия априори не сочетаемые. Кажется, даже вчерашнее отвращение к родной планете на время отступило. Словно он смог оставить его за порогом дома.

А вставать по прежнему не хотелось. Напротив. Хотелось закрыть глаза и спать дальше. Самооправдание уже было на месте и называлось «отоспаться за два года войны». Нет, не получится. Мама, наверно, уже встала. Она же не может не помогать Беру по дому. Интересно, который сейчас час?

В сознание прокралась мысль о том, что свой хронометр по старой привычке он засунул глубоко в нагрудный карман куртки, а куртку, естественно…

Поискал глазами. Нашел на комоде серый треснувший по краю пластиковый кубик. Экран горел зелеными цифрами. Это была одна из тех немногих вещей, принадлежавших лично матери и которые Шми решила увезти с собой из дома Уотто.

Потянулся — Силой. Достал.

Потому что это было можно. В конце концов, разве Татуин — не родина вседозволенности?

Анакин до сих пор помнил, как после побега из Храма старался не думать о Силе. Не использовать, отключиться, забыть. Так было нужно. Зато потом, как только офицер безопасности Республики строго настрого запретил ему пользоваться своими способностями, играться с Силой стало особенно интересно. Отчасти из природного чувства противоречия. Отчасти и потому, что это был еще один его секрет, а тайны он любил и берег всю жизнь.

Естественно, медитация в его исполнении имела мало общего с тем, что преподавали в Ордене. Скайуокер очень быстро понял, что к Силе можно обратиться и без выказывания ей фанатичного преклонения. Садиться в позу лотоса совершенно необязательно. И никакой Храм с двенадцатью колоннами и тысячью фонтанами не нужен. Угол в грязном бараке или койка в казарме были достаточно функциональны. Если удается натянуть одеяло на голову или укрыться шинелью, появляется прекрасная возможность сосредоточиться. Утром или вечером всегда будут две-три минуты, которые полностью принадлежат тебе. Подобное короткое прикосновение давало возможность настроить себя на глубокий сон и выкроить из нескольких часов полноценный отдых. Или наоборот, помогало начать новый день. Сильно начать. Импульсом. Огнем выжигая усталость и сонливость. Помогало на тренировках. И уже потом — в бою. А раз так, зачем тратить долгие часы на «постижение Силы»?

Впрочем, никогда и нигде Анакин свои способности открыто не демонстрировал. Да никто и не догадывался. Ну, были те, кто удивлялись. За год службы в десантном подразделении, старший лейтенант Скайуокер приобрел репутацию человека, который странным образом мог отделаться легким ранением там, где гибли десятки других. Шел на рискованные задания и возвращался живым. Проходил под снайперским огнем. Знал, как не наступить на мину. А с другой стороны, кто сказал, что кроме старшего лейтенанта Скайуокера в республиканских войсках не было удачливых бойцов? Интуицию еще пока никто не отменял.

Едва слышно скрипнула дверь.

— Я так и думала, что ты не спишь.

Шми вошла в комнату с подносом. Анакин мгновенно сел в кровати.

— Не вставай. Я тебе кофе принесла.

— Да? Я пожалуй, сейчас единственный человек на Татуине, который дрыхнет до обеда и завтракает в постели.

— Еще есть Джабба.

— Спасибо за сравнение. Мой прогресс налицо, — сказал Анакин, беря поднос из рук матери.

— Кофе горячий.

— Это же хорошо, — половина кружки была влита внутрь себя. — Я как раз такой люблю. Проснуться помогает. — Он взял бутерброд, но тут же, что-то вспомнив, положил его обратно на тарелку. — Мам, я вчера забыл тебе кое-что важное сказать. Я собрал достаточно денег. Чтобы переселиться.

— Ларсы, вроде бы…

— Не в Ларсах дело. Я знаю, что Оуэну очень выгодно сдавать тебе комнату. Я вообще о Татуине.

— Уехать отсюда?

— Да. Я не хочу, чтобы ты оставалась здесь. И я все время слежу за ценами на недвижимость. Конечно, сейчас в большинстве систем инфляция. Но когда война кончится, думаю, мы сможем снять приличную квартирку даже в столице.

— Это страшно дорого, Анакин.

— Мама, так я же практически не трачу свое жалованье. Мне и не на что его тратить. И некогда.

Шми стянула губы в улыбку и покачала головой.

— Тебе сейчас двадцать два. Как ты и говоришь, война кончится. Ты женишься. Заведешь семью. И тогда тебе будет куда тратить деньги.

Анакин приподнял брови.

— Я должен сначала вывезти тебя с этой мерзкой планеты.

— Знаешь, я ведь на этой мерзкой планете родилась.

— Я тоже.

— И к Татуину я привыкла.

— А я нет.

— Я знаю, Анакин. Ты смог отсюда вырваться. И не должен возвращаться.

Он допил кофе и поставил кружку на поднос. Посмотрел в окно. Увидел, как гладкая желтая ткань стелется до едва различимого края горизонта.

— Еще кофе хочешь?

— Нет. Тут недавно буря была, да?

— Пару дней назад. В это время года это же обычное дело.

— Я так и подумал, когда летел. Больно песок ровно везде лежит, и дорожки сюда видно не было, — он снова задумался. Потом отставил поднос в сторону и подтянул к себе согнутые в коленах ноги. — Помнишь, когда я выиграл гонки, ты сказала, что мой пример позволил людям обрести надежду. Я тоже тогда так думал. Но скажи честно, тут что-нибудь изменилось с того времени, как я улетел отсюда? Я вчера прошелся по Мос-Эспа. Заглянул на гонки. С местными пообщался.