Александр Сапаров - Назад в юность

Ознакомительный фрагмент

– Тетя, – спросил я, – а кто эта девушка, которая выходила в коридор? Я ее раньше что-то не видел.

Тетка несколько секунд с возмущенным видом оглядывала меня и наконец изрекла:

– Не зря мне Даша писала, что за тобой глаз да глаз нужен. Сам от горшка два вершка, а уже девки на уме. Тебе учиться надо, а не на девок заглядываться.

Но потом, сменив гнев на милость, снисходительным тоном сообщила:

– Да это к соседке нашей Тамаре Ивановне племянница Лиза из Псковской области приехала. Голодновато там у них, особенно в прошлом году было, помнишь ведь, что происходило. Учится на вагоновожатую в трамвайном депо.

Еще бы я не помнил, что было в прошлом году. В сентябре тысяча девятьсот шестьдесят третьего года у нас в городе внезапно исчез из продажи белый хлеб, а черный начали сначала отпускать по буханке в одни руки, а потом и вовсе сделали по талонам. Никто, конечно, никому не объяснял, почему или из-за чего это произошло. Лишь шепотом передавали друг другу, что в стране сильный неурожай зерновых. Зато хорошо помню, что когда я пришел из школы домой, то мы пошли всей семьей в магазин и закупили там столько манной крупы, сколько смогли унести. Целый год бабушка, промолов эту крупу на мясорубке, пекла из нее булочки и пироги. А мы с Лешкой стояли каждый день по два часа в очереди, чтобы купить две буханки черного хлеба. Через полгода все-таки правительство в достаточно большом количестве закупило канадской пшеницы, и накал социального напряжения был снят.

– Ну, тетя! Что у вас с мамой все разговоры про одно и то же? Я же просто так спросил.

– Ничего просто так не бывает, Сережа. Если спросил, значит, заинтересовался. Не нужна тебе такая, шалава она. Одни только танцы и парни на уме, вон уже совсем без трусов по дому ходит. Я Тамаре Ивановне сегодня в красках все расскажу, пусть-ка она хвост ей надерет.

После завтрака мы пошли в комнату, где я приготовил документы для сдачи в приемную комиссию ВМА. Перекладывая документы, я еще раз вспомнил, как они мне достались. Для поступления пришлось принести две характеристики – от директора школы и от комсомола. Исаак Наумович охарактеризовал меня следующим образом:

«Андреев Сергей Алексеевич родился 15 декабря 1948 года в семье военнослужащего в г. Владивостоке.

Отец – кадровый офицер Советский армии, ветеран войны, фронтовик, коммунист с 1942 года. Мать – медицинский работник, коммунист с 1945 года.

Сергей Алексеевич за время учебы в школе № 2 города Энска показал себя прилежным учеником, ответственно относящимся к учебе и порученному ему делу. Андреев активно участвовал в общественной жизни школы, регулярно проводил политинформации. Является комсомольцем с 1963 года. Андреев верен линии партии и предан идеям построения социализма в нашей стране. Проявил отличные знания и смог сдать экстерном экзамены за десять классов.

Администрация школы рекомендует Андреева Сергея для поступления в Военно-медицинскую академию как достойного кандидата, способного в дальнейшем с пользой для страны распорядиться полученными знаниями».

К сожалению, получить подобную характеристику от Наташки Осиповой было просто невозможно. Наташка, уж не знаю почему, невзлюбила меня с момента моего появления в первом классе. Когда моего отца перевели в Энск и мы приехали вместе с ним, учебный год был в разгаре. Меня привели в класс и попытались посадить с Наташкой, но я, увидев ее длинный нос, что-то сказал по этому поводу и сел к Ане Богдановой. Наверное, корни неприязни Наташки ко мне связаны с этим случаем.

Поэтому я решил даже не утруждать себя беседой с ней, а пошел за характеристикой к комсоргу школы, десятикласснику, который неровно дышал к Маше Сидоровой. Естественно, характеристика мне была дана в самых лестных выражениях.

Узнав об этом, Наташка долго брызгала слюной, кричала, что так этого не оставит, но в конце концов заглохла.

Собрав документы, мы вместе с теткой вышли на улицу и направились к Среднему проспекту, чтобы на трамвае доехать до улицы Профессора Лебедева, где находилась приемная комиссия ВМА. Пока мы шли по 4-й линии, я разглядывал город.

По сравнению с две тысячи четырнадцатым годом в Ленинграде было несравненно лучше. Улицы были выметены и вычищены, а дворники в форме и с бляхами на груди все работали, пытаясь вымести несуществующие соринки. Мне навстречу шло множество людей, и в них было некое отличие от людей того времени, в котором я жил. Это были люди, знающие себе цену, уверенные в завтрашнем дне, в том, что никто не выгонит их с работы, не отберет квартиру, а если даже что-то случится, то государство со всей силой закона за них заступится. Никто из них не торопился с загнанным озабоченным видом на работу, как в наши дни торжествующего капитализма.

Большинство прохожих – коренные жители, это заметно по их спокойному виду и разговорам без матов и выкриков. Даже стайки подростков, периодически попадавшиеся навстречу, разговаривали тихо и не приставали к окружающим. Боже мой, дойдя до остановки трамвая, я так и не увидел ни одного милиционера. Ни одного нищего, ни одной бабульки с протянутой рукой. И почти ни одного кавказско-азиатского лица. Зато военных на улице было много. В основном старшие офицеры от майора и выше, они с тяжелыми портфелями целеустремленно двигались по своим делам.

Из приемной комиссии я возвращался далеко не в таком радужном настроении. Документы у меня не приняли. Председатель комиссии, пожилой подполковник медицинской службы, внимательно ознакомился с моими данными и сообщил:

– Молодой человек, я не могу разрешить комиссии принять ваши документы. Вы, к сожалению, не подходите нам по возрасту. Об этом четко сказано в правилах приема в академию. Мне нравится ваша настойчивость, и результаты у вас впечатляющие, так что приезжайте к нам через два года, и мы с удовольствием дадим вам право принять участие во вступительных экзаменах. А пока отправляйтесь домой и готовьтесь к следующему поступлению в шестьдесят шестом году.

Пока мы ехали обратно, я лихорадочно перебирал варианты и искал выход из положения, а тетя Нина тихо хлюпала носом, искренне переживая за мои дела.

Неожиданно я подумал: «А почему я должен в точности повторять свой путь первой жизни?» Ведь в нашем городе есть университет. Пусть он и несравним со столичными, но медицинский факультет там есть, и уже несколько лет.

Тем более что шансы поступить в местный вуз у меня будут намного выше.

После этого настроение мое немного улучшилось. Я предложил тете Нине по дороге выйти на площади Восстания и купить билет мне обратно домой на Московском вокзале.

Когда мы пришли на вокзал, увидели табличку «На город Энск все билеты проданы». Но, отстояв длинную очередь в кассу, мне удалось купить билет в общий вагон на завтра.

Когда мы оказались дома, было уже около пяти часов пополудни. Расстроенный сегодняшними приключениями, я прилег отдохнуть, а тетя Нина стала собираться в ночную смену. Она, как и моя мама, работала медсестрой. Где-то около семи часов вечера тетка показала мне, где взять ужин, и ушла. Я лежал и читал книгу, когда в дверь постучали. Я крикнул:

– Войдите!

Дверь приоткрылась, и в комнату заглянула новая соседка Лиза.

– Послушай, – прошептала она, – твоя тетка уже ушла?

– Да, уже с полчаса.

– Это хорошо, а то она меня невзлюбила с чего-то. Тебя как звать-то?

– Меня – Сергей.

– Серый, значит. Слушай, Серый, я с учебы пришла и бутылочку вина принесла. Составишь мне компанию? А то одной скучновато.

Не особо раздумывая, я согласился. Как раз в тему. Хоть стрессы свои немного сниму.

– А как же Тамара Ивановна? – тут же спохватился я.

– Да не бойся, тетка придет только около часа ночи, она сегодня во вторую смену работает.

В соседней комнате сразу чувствовалось, что у Тамары Ивановны появилась молодая соседка. По всему помещению плыли запахи духов «Красная Москва», «Сирень», на балконе сушилось женское белье.

Я сел за круглый стол, стоявший посреди комнаты и покрытый белой скатертью, а Лиза с заговорщицким видом вытащила из-под него бутылку вина. Я посмотрел этикетку, и она сразу пробудила во мне океан воспоминаний из первой жизни. Красный вермут по девяносто две копейки, который продавался в любом плодоовощном магазине. Это было первое вино, которое я попробовал.

Когда я учился в седьмом классе, на Восьмое марта девочки решили, что надо устроить настоящий вечер. Они полдня сидели в классе домоводства и готовили деликатесы, а мы, вместо того чтобы помочь им, бегали по магазинам и искали взрослого помощника для закупки спиртного. Такого помощника, конечно, нашли и на все деньги, что у нас были, купили красного вермута. Сидя в школьной теплице, пили этот вермут прямо из горлышка.

Когда мы приперлись к девчонкам, те вначале радостно встретили нас, но, когда увидели, что половина парней пьяные, их энтузиазм резко увял. К счастью, опьянение от вина оказалось не сильным, и через час мы уже вполне связно смогли поздравить одноклассниц с праздником. Конечно, за исключением особо напившихся товарищей.