Торговцы живым товаром. Афера «Бьютимейкер» - Чейз Джеймс Хедли

— Ни в коей мере, — торопливо ответил Фасберже. — Но нечто наподобие этого, вы понимаете? Как мне известно, мистер Дарк собирается напечатать такую же, как и в наших рекламных объявлениях, серию фото, которые показывают постепенное перевоплощение девушки, и объяснить, как все происходило. Откровенно говоря, мы предпочли бы рассказать эту историю сами, по-своему. Кстати, Чарлз, мы имеем собственный рекламный отдел. Так или иначе, но я не думаю, чтобы ваших читателей очень заинтересовал редакционный отчет, который явится чистейшим перепевом рекламных объявлений.

— Конечно, вы правы, — задумчиво произнес Хеннингер. — Но вы знаете, мои редакторы все время гоняются за чрезвычайными, сенсационными историями. Такова уж политика журнала «Обсервер». Я думаю, Дарк просто не понял сути этого дела, к тому же он журналист и, наверное, очень мало знает о ваших рекламных планах.

— Так же думаю и я, — сказал Фасберже, дружески улыбаясь. — Конечно, мы получаем всяческую поддержку со стороны прессы, особенно, когда речь идет о новом изделии. Должен признаться, я чувствую себя даже неловко. Мне бы не хотелось, чтоб вы подумали, будто я стараюсь повлиять на редакционную политику одного из ваших журналов.

— Что вы, что вы! — воскликнул Хеннингер, великодушно махнув рукой. — Я очень рад, что вы сказали об этом. Такие недоразумения иногда случаются, и лучше своевременно улаживать их. Я позабочусь о том, чтобы секрет вашего крема был сохранен.

— Вы очень любезны, Чарлз.

XVII

Перенеся папку с материалами о фирме «Черил» в редакцию, Пол Дарк ежедневно посвящал ей час или даже больше, просматривал черновики, редактировал и переписывал отдельные места рукописи — одним словом, решительно шлифовал ее, готовя к печати.

Бренда Мейсон была в восторге.

— В наши дни редко кому удается напасть на такой яркий случай наглого обмана, — говорила она. — Этот репортаж чувствительно пошатнет репутацию фирмы «Черил» и, наверно, уничтожит «Бьютимейкер» в самом зародыше. Единственная особа, которую мне искренне жаль, это Мери Стенз. Боюсь, что ее растерзают.

— Вряд ли, — возразил Дарк, — скорее наоборот — весь этот шум пойдет ей только на пользу. Кстати, ее красота настоящая, и этого никто у нее не отнимет. Она хочет стать актрисой и имеет для этого теперь все возможности.

— Сама красота еще не делает женщину актрисой, — возразила мисс Мейсон.

— Но содействует этому. Впрочем, я считаю, что у нее хватит и таланта. В известной мере этот удар по крему «Бьютимейкер» может открыть перед ней широкие перспективы. Тысячи людей захотят сами увидеть девушку, которую сделал красавицей эскулап, отсидевший в тюрьме за подпольный аборт. Такая реклама в наше время имеет высокую цену. Завтра Мери Стенз может стать национальной знаменитостью.

— Будем надеяться, что выйдет по-твоему, — пробормотала мисс Мейсон. — Что касается меня, так я считаю, что ее ожидают тяжелые испытания.

— Меня это не интересует, — решительно заявил Дарк. — Единственное, что имеет для меня значение, — это репортаж.

На другой день перед обеденным перерывом его вызвали в кабинет ответственного редактора. Бэзил Бомон сидел за столом, от нечего делать рисуя что-то на клочке бумаги. Он указал Дарку на кресло.

— Послушайте, Пол, — немного смущенно заговорил Бомон. — Вы помните, как-то на днях мы разговаривали с вами о репортаже, посвященном новому косметическому изделию «Бьютимейкер» или как там его?..

— Да, — подтвердил Дарк. — Работа подвигается успешно.

Бомон помолчал, затем глубоко вздохнул:

— Боюсь, что вам придется отказаться от нее. Этот материал не для нас.

Дарк пристально поглядел на собеседника, не совсем понимая его.

— Это распоряжение совета директоров, — объяснил Бомон. — А точнее говоря, самого Чарлза Хеннингера. Репортаж публиковать запрещено.

— Послушайте, Бэзил, — сердито произнес Дарк. — Ведь это не просто обычный репортаж, это серьезное разоблачение. Мы должны напечатать его. Вы же сами так говорили.

Бомон пожал плечами.

— Понимаю, Пол, но ведь я не председатель концерна «Стайн — Хеннингер». Я зарабатываю себе на жизнь, так же, как и вы. Шеф велел, чтобы до его дальнейшего распоряжения на страницах журнала и словом не упоминалось о продукции фирмы «Черил».

— А знает ли Хеннингер, о чем идет речь в этом репортаже?

— Не мое дело допрашивать председателя концерна, — раздраженно ответил Бомон. — Если он запрещает печатать какой-то материал, для меня это значит, что материал не должен увидеть свет.

— Но почему? Почему?

— Не знаю. Может быть, он один из ведущих акционеров фирмы «Черил»?

— Надо, чтобы кто-нибудь объяснил ему положение, — не успокаивался Дарк. — Я затратил на этот репортаж много времени и знаю наверное: это именно то, что нужно нашему журналу. Скажу даже больше: напечатать этот материал — наш гражданский долг. Хеннингер не имеет права запрещать такую важную публикацию.

— Он глава концерна и ответственный директор, — спокойно ответил Бомон. — Он платит нам деньги и имеет право на все.

— Но репортаж уже почти готов. Это несерьезно.

Бомон терпеливо вздохнул.

— Для нас с вами. Пол, гораздо более серьезно, будем ли мы и дальше работать в журнале. Наверное, у Хеннингера есть на это свои причины: возможно, какие-то политические соображения или нажим со стороны рекламодателей, или, может быть, он знает каких-то лиц, причастных к этому делу.

— Я и сам знаю нескольких таких лиц, Бэзил. Одно из них — девушка, которой мы должны уплатить за ее участие в этом разоблачении. Я не могу оставить ее ни с чем.

— Ну, это не проблема. С нею заключен договор?

— Нет. Была устная договоренность.

— Хорошо. Мы не будем мелочными. Надеюсь, она согласится на некоторую взаимоприемлемую сумму — скажем, в пределах двухсот или трехсот фунтов. Самое главное сейчас то, что шеф наложил на репортаж абсолютное вето, и ни вы, ни я ничего не можем сделать.

— Разрешите мне поговорить с ним, — настаивал Дарк, — я могу показать ему рукопись и фотографии. Полагаю, он изменит свое решение, когда ознакомится с фактами.

— Нет, — твердо ответил Бэзил. — Все уже решено. Я отвечаю перед Хеннингером за «Обсервер» и должен выполнять его приказы. Репортаж о креме «Бьютимейкер» не увидит свет, потому что так сказал он, а теперь говорю я. Если вы попытаетесь действовать через мою голову, Пол, это ничего не даст вам, поверьте.

Дарк мрачно кивнул.

— Вот уж не думал, что доживу до такого дня, когда «Обсервер» побоится вскрыть явный обман, — с горечью произнес он.

— Дело не в трусости. У шефа есть свои причины. Весьма возможно, что это услуга какому-нибудь приятелю. Но концерном руководит он. Публикация репортажа исключена. Понятно, Пол?

— Понятно, — устало произнес Дарк. — Откровенно говоря, при таких условиях мне следовало бы уйти с работы…

— Но вы этого не сделаете.

Дарк промолчал.

— Почти все мы готовы уйти с работы, когда затрагиваются наши принципы, — сочувственно продолжал Бомон, — но никогда этого не делаем. Мы все склонны на компромиссы, цепляемся за насиженное место и… потом все проходит. Через несколько недель нас увлекает какое-то новое дело, и мы радуемся тому, что не покинули работу.

— Да, вы правы, — невесело произнес Дарк. — Да здравствует свободная печать! Будем бороться за истину, но только с разрешения хозяина.

— Вот именно, — усмехнулся Бомон. — Такова жизнь. Сильный гнет слабого.

Дарк не ответил улыбкой на улыбку.

Дней через десять после этого Дарк получил письмо от Пенелопы. Она виделась с известной ему особой, и известная ему особа обеспокоена тем, что он не делает никаких попыток связаться с ней. Опыт закончен. Известная ему особа вот-вот должна выехать на юг Франции, но надеется, что он встретится с ней до отъезда. Если Дарк сможет подождать ее в своей машине возле отеля «Оникс-Астория» сегодня ночью, примерно около часа, она будет очень рада, а он сможет сделать последние фотоснимки. Кроме того, добавляла Пенелопа от себя, если ему захочется немного развлечься, дверь квартиры на Саус-Кенсингтоне для него всегда открыта.