Оазис (СИ) - Сагирова Елизавета

– Не сразу. Не сразу согласилась.

Мой так и не прозвучавший возглас обернулся облегчённым вздохом. И я уже собралась выразить это облегчение в словах, но Яринка вдруг заплакала. Тихо и безнадёжно. Я сразу пересела к ней, обняла за плечи, она уткнулась мне в плечо, вздрагивая всем телом. И сразу начала рассказывать, торопясь, взахлёб, спеша выплеснуть накопившуюся боль.

Бурхаев задал вопрос и выжидающе замолчал. Яринка стояла там же, посреди гостиной на ковре, зябко ёжась, и инстинктивно прикрывала руками обнажённую грудь. Она молчала, упрямо глядя в сторону, и повисшая между ними пауза начала угрожающе затягиваться.

– Мне долго ждать? – наконец, подчёркнуто терпеливо осведомился отец Яна, барабаня пальцами по диванному валику.

Яринка не ответила. Согласиться на первый вариант она не могла, на второй – не хотела. И молчание сейчас казалось ей единственным приемлемым вариантом, который, по крайней мере, даст ей чуть-чуть времени, маленькую отсрочку перед неизбежным.

Но Бурхаев не позволил ей воспользоваться этой отсрочкой. Он не стал больше ничего спрашивать, не стал ждать. Вместо этого, раздражённо крякнув, поднялся с дивана, тяжело ступая, подошёл к моей подруге и схватил её за руку.

В первый момент застигнутая врасплох Яринка не сопротивлялась, позволила подтащить себя к дивану, швырнуть на него лицом вниз и, только уткнувшись носом в бархатную обивку и услышав над собой тяжёлое мужское дыхание, отчаянно рванулась, попыталась вскочить. Но сверху на неё уже навалилась сопящая, пахнущая алкоголем и табаком тяжесть, придавила, обездвижила, грубые руки жадно зашарили по обнажённому телу.

Яринка закричала. Без надежды на чью-то помощь, без желания просить о пощаде, но от непреодолимого отвращения, от несправедливости и безысходности.

– Заткнись, мать твою! – прошипел Бурхаев-старший, с силой вжимая её лицо в диван. – Подумают – пожар…

Лишённая возможности кричать и дышать, Яринка задрыгала ногами, пытаясь освободить хотя бы голову, суметь чуть-чуть повернуться, чтобы ухватить немного воздуха, но Бурхаев навалился сильнее, стиснул в кулаке её волосы. Перед глазами замелькали мутные пятна, пульс уже гремел в ушах, а лёгкие мучительно сжимались, и в мечущемся Яринкином сознании вдруг мелькнула злорадная мысль, что задохнуться сейчас – может, и не худший финал всей истории. Ещё немного потерпеть – и всё кончится, страшное останется позади, она наконец-то обретёт свободу и беспечно полетит прочь между чёрным морем и чёрным небом, оставив ни с чем подонка Бурхаева с его, получается, впустую потраченными деньгами.

И моя подруга уже почти не сомневалась в таком исходе, когда всё неожиданно кончилось.

Отец Яна отпустил её голову, поднялся на ноги и, как ни в чём не бывало, принялся снова пить из бутылки, а Яринка осталась лежать навзничь, шумно глотая воздух, судорожно царапая ногтями обивку дивана. Потом свернулась калачиком, спрятавшись сама в себя, почти жалея о том, что не успела задохнуться.

– Ну, вот что, – диван прогнулся, Бурхаев сел рядом с Яринкой, но на этот раз не прикоснулся к ней, а его голос снова звучал ровно и бесстрастно. – Дурака поваляли и хватит. Свои условия я тебе озвучил. С тебя одно слово "да" – и можешь выметаться. А попробуешь снова играть в молчанку, я тебе не только сегодня кузькину мать на всю ночь устрою, но и в ближайшие полгода разучишься ноги вместе держать. Я ведь могу тобой и друзей угостить, я щедрый. Так что спрашиваю второй раз, третьего не будет. Сотрудничаем?

Яринка снова замолчала, страдальчески прикусив губу, а я почти простонала, не в силах больше выносить неизвестность:

– Ну? Ты согласилась? Ушла?

Кивок подруги стал лучшей новостью за весь этот сумасшедший день, с души посыпались камни. Я даже позволила себе улыбнуться.

– Молодец, надо было сразу…

Но Яринка уже снова плакала, и пришлось опять обнимать её, и гладить по волосам, и шептать что-то успокаивающее, хоть я и не понимала: над чем она так убивается, если самого страшного не произошло? Конечно, бедняжка перепугана и расстроена, но это были не те слёзы, какими оплакивают уже случившуюся беду, подруга продолжала бояться чего-то в будущем, и бояться настолько сильно, что не могла справиться с этим страхом. Я уже хотела начать мягко расспрашивать, когда Яринка заговорила сама:

– Что мне теперь делать? Он же не отстанет. Он сказал, приедет весной, и я должна буду ему всё про Яна рассказать…

Я пожала плечами.

– Ну и расскажи. Ян – его сын, ему он всё равно ничего плохого не сделает, а с тобой…

Яринка протестующе дёрнулась, высвободилась из моих объятий и непримиримо затрясла головой.

– Ну нет! Если этот старый козёл думает, что запугал меня, то он дурак! Ещё посмотрим… вот я успокоюсь и придумаю, чтобы… такое придумаю!

Я не на шутку встревожилась.

– Ярин, не надо! Он козёл, конечно, ещё какой козёл, но не связывайся! Сделай всё, как он говорит, ведь, если узнает, что ты его за нос водишь, он может… да что угодно! Он тебя купил, и никто ему слова не скажет, если…

Выпалив последние слова, я осеклась от неожиданно пришедшей в голову жуткой мысли. Вдруг не все девушки, нашедшие последний приют в Русалкиной яме, отправились туда добровольно? А что, очень удобно: глубина сразу у берега, груз на шею, толчок в спину – вот тебе сразу и казнь, и похороны.

Умоляюще посмотрев на Яринку, я уже собралась продолжить уговаривать её не делать глупостей, но увидела на её лбу знакомую упрямую складочку и в отчаянии прикрыла глаза.

– Думает, умнее всех… – бормотала подруга уже сама себе. – Думает, все его боятся…

В безнадёжной попытке отвлечь её от опасных мыслей я озвучила то, о чём подозревала с той минуты, как увидела на пасмурном пляже две слившиеся в поцелуе огненно-рыжие головы:

– Чего ты вообще так переживешь за этого Яна? Влюбилась?

Яринка сразу вынырнула из своих мыслей, возмущённо вскинулась.

– Ещё чего! Он мне просто нужен сейчас… выгоден!

– Ну-ну, – скептически закивала я, глядя на предательские пятна румянца, вспыхнувшие на бледных щеках подруги. – А он где сейчас? Почему вместо него отец был?

Яринка зло фыркнула:

– Потому что старый хрен его по каким-то делам сплавил на пару дней! Всё рассчитал. Ян завтра приедет… точнее, уже сегодня. И я к нему пойду.

– И? – с нажимом спросила я, имея в виду, собирается ли подруга следовать инструкциям Бурхаева-старшего.

Но она, сморгнув последние слёзы, превращаясь в прежнюю Яринку – уверенную и невозмутимую, ровно ответила:

– И сейчас мне надо успеть выспаться. Утро вечера мудренее.

С этим спорить я не стала: сама чувствовала себя донельзя вымотанной этим бесконечным днём. И уснула, несмотря на взвинченные нервы, почти сразу.

Разбудили меня голоса соседок. Вернувшись с работы, Ася и Вика желали знать, как прошла первая Яринкина "брачная" ночь, и ради этого не постеснялись растолкать её. Я не захотела участвовать в разговоре и не подала виду, что проснулась, лишь насторожила уши. Примечательно, что Яринка не растерялась даже спросонок: её голос звучал совершенно беспечно, словно и не было в её жизни вчерашних тяжёлых событий.

Этим беспечным, чуть капризным голосом, она пояснила, что ничего не было, что Бурхаев купил её не для себя, а для своего сына, которого сейчас нет на острове. И что звал только для того, чтобы посмотреть на приобретение вблизи, потому она и вернулась так рано. Что она точно не знает, когда приедет её настоящий хозяин, и чтобы её уже оставили в покое и дали поспать. Девушки таким рассказом вполне удовлетворились, видимо, здесь не считалось чем-то удивительным, если мужчина покупал девушку не для себя.

В следующий раз мы увиделись во время обеда, когда я вернулась с работы, но и там нам не дали остаться наедине. Соседки опять поздравляли Яринку, на этот раз – с тем, что постоянник её оказался молодым, что для Оазиса было редкостью. Я внимательно наблюдала за подругой и только удивлялась тому, как хорошо у неё получается изображать радостное оживление. Это даже показалось мне подозрительным и, едва мы вышли за порог, направляясь на занятия, как я спросила, крепко схватив Яринкину ладонь, словно боясь, что она убежит.