Приобщение (СИ) - Шарапановский Владимир

— Да. А я этого не знал. Я читал их «Страну багровых туч» и ещё несколько произведений, где они выступали пропагандистами светлого коммунистического будущего. «Полдень, XXIIвек» откровенно меня утомил, и я перестал далее читать произведения этих авторов. Мне оно сильно напомнило агитпроп.

Это не лучшее их произведение, и оно отражает этап, когда стране были присущи великие мечтания и свершения. Их экстраполяция прогнозировала такое будущее. Но сейчас идеологические установки поменялись, и просто превратились в догмы коммунистической веры, а я атеист в обоих смыслах. Я не верю догматам, я верую только в науку и доказательства. А вера в коммунизм, сродни вере в рай, но ведь обитать в нём могут одни лишь ангелы. А много ли вы таких сыщете на нашей грешной Земле? Сразу же, и отвечу на этот риторический вопрос, — их надо воспитывать с самых пелёнок, в соответствующем духе. Потому-то коммунистическое общество Ефремова отстоит от нас на несколько тысячелетий, а у Стругацких на два века. Может это и нескромно, но я стремлюсь жить в том коммунистическом будущем, и смею надеяться, что смогу исправиться и попытаться стать достойным его. Это скорее осознанная и познанная необходимость, альтернатива, описанная в «Хищных вещах века», мне отвратна.

— Да, молодой человек Вы тут наговорили на две ссылки и лагерь. Пятьдесят восьмая по вам так и плачет.

— Андрей Дмитриевич, вы зря меня недооцениваете. Я ещё даже не начинал говорить «страшные» вещи. Сейчас дойду до «Обитаемого острова», тогда уже точно будет она родимая, кстати, в книге перед опубликованием было проведено более 800 правок, но мы же все научены читать между строк.

— Мне уже итак кажется, что вы наговорили на три бочки арестантов.

— Вот зря в вас есть эдакое неверие в человеческие силы, то ли ещё будет. Ой-ёй-ёй. В «Обитаемом острове» всё человечество находится на том самом острове, куда попадает пришелец из будущего Земли. Он из светлого будущего мира, населённого полубогами, с соответствующими же способностями и знаниями. И вот он, как и «уважаемые, товарищи потомки, роется в нашем окаменевшем дерьме», ничего в наших потёмках не понимая, и не разбираясь. В книге, именно он и является олицетворением пассионарного начала, которое не могут понять и оценить большинство окружающих. Есть на необитаемом острове башни противобаллистической защиты, на самом деле являющиеся инструментом идеологической накачки и оболванивания большинства населения. И есть активная часть населения — «выродки», испытывающие сильные муки в моменты идеологической накачки, при работе башен ПБЗ. Но именно из этой среды мыслящих, и происходит правящая клика — «неизвестные отцы» с их подручными, а также подполье, борющееся с существующей системой. Однако, большинство лидеров подполья желают сохранить, те же башни ПБЗ, только лишь изменив идеологические установки для населения. Аналогии с нашей оппозицией весьма прозрачны. Существует ещё небольшая часть подполья, которая понимает, что надо бороться не только с «неизвестными отцами», но и с подобными им вождистами из подполья. Эта часть не жаждет личной власти, они боролись за свои идеалы ещё задолго до прихода «неизвестных отцов» и появления башен ПБЗ. Этих последних тоже можно причислить к пассионариям. Нашего парня Мак Сима, окончательно запутавшегося от окружающей его лжи, вначале использует система, когда он, не разобравшись, а только прельстившись провозглашенными лозунгами, поступает в гвардию. И только позднее, увидев всю лживость провозглашенных задач, решает уйти из гвардии. Но его наивного и доверчивого расстреливает представитель системы. Однако, Мак Сим полубог и он естественно воскресает. И затем прибивается к подполью, где его таланты полубога цинично используют уже лидеры подполья. Осознав, неверность их курса Мак Сим пытается найти третью силу, для борьбы с «неизвестными отцами» и в первую очередь с центром системы башен ПБЗ. Терпит в этом фиаско, так как ни одна из местных сил не подходит на эту роль. Опять, оказывается в подполье и продвигается к власти, но уже сам, выбирая себе задачи и цели. И тогда он снова попадает в поле зрения Умника — одного из «неизвестных отцов», ещё раньше осознавшего, что Мак Сим, сам по себе, является огромной силой, и бросившего на его розыски все доступные ему ресурсы. Умник, хитрый аки змий, прельщает наивного юношу и использует для свержения всех прочих «неизвестных отцов», чтобы стать при нём «серым кардиналом». И только в самом конце книги, наломав кучу дров, и стремясь убить Странника, сильно мешающего им, по словам того же Умника. Он, наконец-то, сталкивается с другим землянином, оказавшимся наблюдателем от земной комиссии по контактам. И уж извините, но вы уважаемый Андрей Дмитриевич, сильно смахиваете на того самого Максима Камеррера. Внимательно вчитайтесь в слова Странника и задумайтесь, всё ли вы учитываете в своём стремлении к общему благу? А низкие цели всех встреченных кукловодов, а «ломку» у населения от идеологического голода, а готовящееся нападение со стороны Островной Империи, а надвигающийся крах экономики? И далее, далее, далее. Вот вчитайтесь внимательно, осмыслите, и не будьте тем самым Мак Симом, не позволяйте собой манипулировать, ни представителям власти, ни лидерам подполья. Не выстилайте благими намерениями, дорогу в ад. Сердечно вас об этом прошу.

Эх, прекраснодушные идеалисты, знали бы вы, куда толкаете страну. Я-то прошел многие из этих кругов ада, и обладаю таким послезнанием, что открывать его прекраснодушным «юношам бледным, со взором горящим», то же самое, что дать ребёнку спички.

— Да, молодой человек, впору бы и обидеться на вас и ваши слова, но я уже не молод и некоторую толику разума накопил. Обязательно прочту и обдумаю. Вы тут дали такой литературный и социальный анализ книги, что трудно с таким не согласиться.

— Андрей Дмитриевич, а я не только о вас лично говорил, а в целом о судьбах нашей научной интеллигенции. Она замечательно разбирается в научных проблемах, но мало смыслит в житейских. Вот её и «пользуют» всякие мерзавцы, уж извините за некую грубость сравнения.

— Как бы то ни было, возможно, что я соглашусь с вашим анализом, а может и нет. Но важнейшим остается вопрос: что вы предлагаете делать и какие шаги предпринимать? Некоторые цели я понял, но мне необходимо тщательно осмыслить эти предложения. Однако, просто отойти от борьбы и не подымать голос протеста, для меня это трудное решение. Нужна твердая уверенность в реальности предложенных мер.

— А вы сначала прочтите книги, всесторонне осмыслите, обдумайте нашу беседу, никто вас не торопит и силой не затягивает в свои сети. Сочтёте нужным, впоследствии, ещё раз пообщаться со мной, милости просим, всегда буду рад. Вы один из немногих с кем мне приятно иметь дело. Я всегда уважаю твердую и принципиальную позицию и открытое высказывание своих взглядов. Это мне весьма импонирует, кроме вас, мало с кем из деятелей оппозиции я стал бы беседовать, а уж тем более пожал бы им руку. Вам же с огромным удовольствием, даже если мы не станем в будущем соратниками.

И я протянул свою руку для приветствия, к ошалевшему Андрею Дмитриевичу.

После чего он осторожно, но крепко пожал детскую ладошку. Это было настолько душещипательно и сопливо, что я резко решил изменить концовку беседы.

— В заключение мне хотелось бы, из врождённой вредности, напомнить вам, уважаемый Андрей Дмитриевич, о годах правления Доброй королевы Бесс[71], английский народ по сию пору чтит её и любит. А знаете ли сколько было публичных казней и просто убитых в годы её правления? История оставила нам разнящиеся цифры от 100 до 300 тысяч жертв. Она далеко в том превзошла правление своего батюшки короля Генриха VIII, и во много крат своего современника — Иоанна Васильевича, прозванного Грозным со всей его опричниной. В абсолютных цифрах это просто ужасает, а в процентном отношении и вовсе. Она закономерно находится в рядах самых кровавых правителей истории: Атиллы, Чингиз-хана, Тамерлана и этот список можно продолжать до нынешних дней. Её современники — католики и пуритане, в своих мемуарах дают ей свою оценку, и особенно её сподвижникам, тому же сэру Уолсингему[72], но суд истории и память народа сохранила совсем иной образ Королевы-девственницы, что тоже крайне нелогично, учитывая её любовников в юные годы.