Купол над бедой (СИ) - Аусиньш Эгерт

   В юности императора называли Короленком и не принимали в расчет. Да и с чего бы? Рядом со старшим братом он и вправду смотрелся несерьезно: резко вытянувшийся, на глазах превратившийся из подростка в юношу, но еще не успевший возмужать. Он был намного младше своего брата, тот успел жениться сперва по выбору отца, потом привести в дом еще одну девушку, пусть не слишком родовитую, но красивую и из такой семьи, какие саалан называли "хорошими", отличая от "знатных". И, значит, оставалось недолго ждать появления маленьких наследников, отодвигавших для Короленка вероятность получить права на трон в призрачную даль. Впрочем, его это не беспокоило - с ним была молодость, такая короткая у смертных, и любопытство. Магом он не был, как и вся семья короля Аль Ас Саалан. Так что Короленка все устраивало, и он часто повторял это друзьям. Брату - унылые советы с досточтимыми и нобилями, ему - охоты и пиры, веселые беседы с красивыми девушками и легенды о старых богах, пугающие Академию самим своим звучанием.

   Но все переменилось в один день. Жизнь старшего из двоих братьев, любимца отца и знати, унес весенний шторм, когда принц плыл из столицы в Город-над-Морем. Теперь наследником стал Короленок, а его друзей Академия сочла неподходящими для юного наследника престола. И спутники по былым развлечениям вдруг оказались объектом пристального внимания дознавателей Святой стражи, изыскания которой прервала смерть старого короля.

   Димитри, спешивший в столицу к своей приемной дочери и все равно безнадежно опоздавший даже проводить ее лодку, едва поняв, к чему все клонится, вернулся сперва на Острова, а потом и вовсе ушел на Ддайг. Именно там он узнал, что к неудовольствию Академии, недоумению знати и страху простолюдинов Короленок, которого никто не принимал всерьез, будущая послушная марионетка Академии, вдруг объявил себя воплощением Потока и заявил, что Поток говорит именно с ним, немагом и потомком немагов. Сумасшедшим, одержимым или отчаявшимся был принц, уже не играло роли: он был потомком королей и единственным прямым наследником династии, не прерывавшейся со времен Ледового Перехода. Что с этим делать, не представляли себе ни досточтимые, ни знать. В итоге дело решил сам Поток, в одну минуту прервав жизнь магистра Академии и подтвердив все права юного короля на трон. После того памятного совета никому не приходило в голову усомниться, что Поток говорит с ним и ведет его, оберегая империю Белого Ветра.

   Решения, которые он принимал, зачастую были парадоксальными и нелогичными, но спустя время всегда оказывалось, что его выбор открывал единственный путь к миру и процветанию. Еще при жизни поколения смертных, заставших траур по старому королю, люди стали смешивать в сказках и песнях образ короля, ставшего императором, и Пророка, принесшего саалан знание Потока и умение использовать Источники. И его имя, как и имя Пророка, перестало иметь значение настолько, что было забыто. Он стал просто императором, единственным, как солнце на небе и Ледовый Переход в истории народа Саалан. Население империи росло, саалан осваивали новые земли - и наконец добрались до третьей точки и Нового мира. Император выбрал Озерный край как место для колонии, дал Унриалю да Шайни должность наместника и отправил Димитри, князя Кэл-Аларского, с полномочиями легата разгребать унылую бессмыслицу, в которую превратилось вроде бы верное дело и блистательная победа.

   Именно об этой унылой бессмыслице и ее последствиях Димитри и рассказывал императору в зимнем саду Старого дворца. И разговор складывался вовсе не так, как ожидал князь: император хотел, чтобы он вернулся в Озерный край после совета.

   - Государь, похоже, мой предшественник использовал последний шанс, мне он не оставил ни одной возможности хорошо вести дела в крае.

   - Значит, кроме тебя, мне некому доверить эту землю, - император поднял согнутую в локте руку ладонью вверх, и на нее почти сразу села бабочка с прозрачно-белыми крыльями. Он не колдовал - впрочем, как и всегда.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

   - Государь, - Димитри тяжело вздохнул, - до прибытия в Озерный край я никогда не оказывался в обстановке, где силу приходится применять буквально на каждом шагу. Пробыв там всего-то три их месяца, я устал сравнивать себя то с работорговцем, то с рабовладельцем. Это не считая того, что на Ддайг скоро сдвинутся с мест орды, и есть еще Дальние острова, которые тоже без внимания лучше не оставлять. Кроме того, применять силу после всего, что там случилось, нет смысла, а не применять тоже никак не получается.

   Император кивнул, любуясь бабочкой:

   - Я мог бы просто приказать - и знать, что ты сделаешь, потому что это ты. Я не делаю этого потому, что не хочу поступать с тобой так. Но если ты откажешься, то у меня не останется иного выхода, кроме как передать земли магистру Академии.

   Император посмотрел на Димитри, и в его зрачках отразился золотой свет заходящего солнца. Они сделали еще десяток шагов, и князь сказал:

   - Да, государь. После совета я вернусь в Озерный край.

   Бабочка взмахнула крыльями и улетела. Император кивнул, следя за ней.

   - Я знал, что могу доверять тебе, князь. Поток держит тебя, ты сумеешь поступить наилучшим образом.

   - Я верю и надеюсь, государь.

   - Как все мы, Димитри, как все мы. Подумай, кем ты хочешь вернуться в Новый мир. Я готов дать тебе и жезл вице-императора, и печать наместника.

   Император не назначал его, а предлагал выбор. Димитри знал, что ночь перед советом он проведет без сна, и отнюдь не за беседой с женой и дочерью. Ему предстояло сделать очень тяжелый и сложный выбор. Власть вице-императора ненамного уступает власти государя, и даже досточтимые Академии вынуждены искать с ним компромиссы. Как с неудовольствием замечал магистр, Димитри творил в Заморских землях, что хотел, не особо оглядываясь на слова о Пути, привечал там вольнодумцев, место которым было на исправлении в монастырях Святой стражи. Ддайг принадлежал князю лишь чуть менее, чем Острова: он был там вице-императором. Нобили держали землю от его имени и присягали ему лично. Именно там обосновалась когда-то с мужем его старшая дочь, родившаяся смертной, а не магом, и ее единоутробные братья и сестры. Их многочисленное потомство считало Ддайг своей родиной и вовсе не стремилось в метрополию, Димитри был их сюзереном. Вряд ли они бы захотели переезда в Новый мир, как ни заманчиво смотрелось предложение. Но если в Заморские земли придет новый вице-император, выбора у них может и не остаться.

   После совета Димитри мог вернуться в край вице-императором с совершенно свободными руками. Это открывало шикарные возможности - например, выслушивать достопочтенного и поступать по-своему, не оглядываясь на советы и рекомендации Академии, как он делал все это время на Ддайг. Академия, конечно должна проповедовать и знакомить жителей Нового мира с Путем и Белой книгой, но вмешаться в дела светской власти в присутствии руки императора в крае не смеет ни один достопочтенный. Ни на Ддайг, ни в северных предгорьях, ни на востоке, ни в южных гаванях. Досточтимые жалуются магистру, тот огорчает докладами императора и призывать вмешаться, - и все. И за звездами было бы так же.

   У наместника с досточтимыми другие отношения. Настоятельные советы зазвучат приказами, обязательными к исполнению, и отстаивать свою точку зрения придется порой дольше, чем было бы удобно и полезно. Именно поэтому "хороший мальчик" Унриаль да Шайни был как наместник гораздо уместнее несговорчивого князя, имевшего к досточтимым свой давний и длинный счет еще до этой истории.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

   Случившееся в Новом мире было неудобно всем: Академии, клану да Шайни, императору и, разумеется, самому Димитри. И чем больше князь вникал в дела края как легат императора, тем большее недоумение у него возникало. Маркиз да Шайни потерял рассудок и натворил бед? Но где в таком случае была Академия и досточтимые? Их долг - советовать наместнику и наставлять его на Путь, если он ошибается. И их же обязанность - сообщить в империю, если что-то пошло не так: третья точка слишком важна, чтобы пускать дело на самотек. В крае происходило что-то не то, и нужно было выяснить, что именно.