Сказки о воображаемых чудесах - Кинг Стивен

Но Старик не повернул головы.

Дева джамблей остановилась:

— Ты не слышишь меня, любимый?

Старый Фосс не решался повернуться и снова посмотреть на нее. Старик не слышал. Он не видел. Старый Фосс не будет выдавать ее присутствия.

Дева джамблей стояла, сотрясаясь, и, видимо, плакала, как предполагал Старый Фосс, а может, это был дождь. Во всяком случае, он пытался себя в этом убедить.

И Старик тоже плакал. Это было понятно, даже несмотря на дождь, потому что Старик бил себя в грудь, рвал на себе редеющие волосы и яростно дергал себя за скудную старую бороду, пока не вырвал несколько клоков.

— Я хочу умереть, — сказал Старик, и Дева джамблей протянула ему руки в зеленом объятии, с вечной и бесконечной любовью к нему, до смерти, да, до смерти — это уж точно, а может, и дальше.

— Прости, я тогда, давным-давно, совершил ошибку, — сказал Старый Фосс. — В тот раз, у реки ночи, мне надо было позволить тебе утонуть. А может, это ты со мной утонул.

Но Старик не слышал. Или не слушал.

Старый Фосс жалобно замяукал. Он весь вымок.

— Ох, Старый Фосс, — сказал Старик. — Посмотри-ка на себя. О, ты весь промок!

Старый Фосс весь дрожал; он смотрел на него так, как уже смотрел на него однажды давным-давно, когда был потерянным котенком под дождем.

— Ну, Старый Фосс, пойдем домой, — сказал Старик, вставая и притягивая к себе кота. Он направился обратно вверх по холму. — Они все-таки не придут… — Он подавился этими словами. — Их здесь нет.

Старик склонился над Старым Фоссом, и Старый Фосс посмотрел через плечо Старика. Он увидел, как джамбли гурьбой высыпали на берег и побежали к Деве джамблей, что плакала на холме. Они укрыли ее своей любовью и своими руками, что торчали под разными углами, и сапогами, что пинались во все стороны, и своим зеленоглазым сочувствием. Они благословляли ее синими улыбками.

— Нам жаль, — сказали они Деве джамблей, и, повернувшись, все ушли, или скатились, или зашаркали вниз. — Нам жаль, — говорили они и обнимали ее, пока не скрылись вдали.

— Скоро опять домой, — сказал Старик нежно, но голос его был усталым, как у пьяного, который протрезвел от горя, возвращаясь после еще одной потерянной ночи в городе, как у побитого штормами матроса, которого выбросило на берег и который ковыляет все дальше от моря, пытаясь скрыться от опасности. — Все хорошо, все хорошо, все хорошо, Старый Фосс.

— Прости, — сказал Старый Фосс.

— Ну, ну, — сказал Старик, хотя он и не слышал кота. — Все хорошо. Все правда хорошо.

Но хорошо не было.

Дэвид Сэнднер работает в должности доцента английского языка в Калифорнийском государственном университете, где преподает литературу эпохи романтизма, детскую литературу, поп-литературу и литературное творчество. Его работы появлялись в таких журналах, как Asimov’s Science Fiction, Realms of Fantasy и Weird Tales, а также в сборниках Clockwork Phoenix, The Mammoth Book of Sorcerers’ Tales и Baseball Fantastic. Он редактировал труд Fantastic Literature: A Critical Reader, написал работу по романтизму The Fantastic Sublime и выступил соредактором сборника The Treasury of Fantastic.

Сэнднер говорит о своем рассказе:

«Старый Фосс действительно существовал. Эдвард Лир неоднократно упоминал его в своей викторианской поэзии абсурда, а также рисовал на него карикатуры. Я уверен, что, как и подобает порядочному коту, Старый Фосс воспринимал эти знаки внимания как нечто само собой разумеющееся. Любой, кто читал стихи Лира, знает, что они очень забавны, написаны в том высоком стиле нонсенса, который отсылает нас прямо к писателям вроде Доктора Сьюза, но все же есть в них какая-то глубокая грусть. Причина этой грусти, кажется, может быть в одиночестве. В своем рассказе я тоже постарался добиться высокого стиля, высвободить абсурд и при этом как-то подойти к теме одиночества автора и его прославленной дружбы с котом. Мне хотелось достичь баланса, подобного тому, какой удался Лиру, — наверное, для того, чтобы лучше понимать его стихи, ведь они всегда брали меня за душу».

Безопасное место

Кэрол Эмшвиллер

Все началось со странного чувства в подошвах ног. Скоро что-то случится. Может, землетрясение. Да, так всегда бывает. Или террористы. Как бы то ни было, что-то грядет.

Почему из всех людей именно я, старушка, получаю это предупреждение, а остальные люди продолжают жить, как жили? Может, у меня есть уникальный талант?

Хотя мой кот тоже это ощущает. Он трясет лапами, словно их тоже покалывает, как и мои ноги. Он смотрит на меня, словно говоря: «Почему ты ничего не делаешь?» — и я отвечаю ему: «Сделаю».

Оно приближается. Я выберусь отсюда, пока все не начали пытаться сбежать одновременно.

Хотя… Может быть, я просто чувствую будущее в общем смысле слова. Всех нас поджидает беда, а в мои-то годы, видимо, до нее и вовсе рукой подать. Я буду так же мертва, как и большая часть человечества. Мама… папа… Достоевский.

Но стоит ли мне рисковать? Стоит ли успокоиться и решить, что это покалывание совершенно нормально?

Если бы я тогда знала. А еще: кому бы мне рассказать об этом? Мне бы хотелось быть не одной. Нет-нет, не подумайте, хороший кот — это отличная компания, и порой я правда обсуждаю с ним всякое разное, но и представитель моего вида тоже бы не помешал. Но я не могу вспомнить ни одного человека, который бы мне поверил; никого, кто хотя бы не стал мне мешать, когда я попытаюсь сбежать в поисках безопасного места.

Это дрожание, это вибрирующее покалывание становится все хуже. Оно распространяется от самой земли и по ногам переходит в позвоночник. Сегодня я почувствовала его аж на шестом этаже, в своей квартире. Я побежала в главный коридор. Простояла там двадцать минут. Потом я схватила Нэтти, надела на него ошейник, прицепила поводок и помчалась наружу, пробежала весь квартал и спряталась под деревом. И снова стала ждать. Кот трясся не меньше моего. Значит, я права. Я пробежала еще дальше, но остановилась у какого-то подъезда рядом с парком, чтобы перевести дыхание.

Раньше здесь вечно бродили голуби, а теперь все куда-то исчезли. Не осталось ни одного! Мы с Нэтти перепугались еще больше.

Должно быть, лицо мое выдавало то, что происходило в душе: кто-то спросил у меня, что случилось. Я сказала, что просто закружилась голова. Не хотела, чтобы другие знали. Надо уйти на безопасное расстояние до того, как другие поймут, что им грозит что то страшное.

Я проверяю, не исчезло ли странное чувство в ногах. Нет, они дрожали пуще прежнего. Интересно, почему остальные не чувствуют этого? Ну что ж, тем лучше для меня: будет больше времени сбежать.

Хорошо бы забраться на какую-нибудь гору. Оттуда на меня ничто не упадет, и вода туда не добежит, но в окрестностях нет даже холмика. Я пойду на запад, хотя не уверена, есть ли еще время. В любом случае, на природе будет лучше, чем в городе. Возьму все деньги и дождевик.

Я иду домой, в последний раз плотно обедаю, упаковываю в рюкзак побольше кошачьего корма (сгодится для нас обоих) и свои витамины. Мы выдвигаемся в путь. Нэтти тоже едет в рюкзаке, сверху. Он не против. Он рад, что я наконец что-то делаю.

Я даю таксисту двадцать долларов и прошу его отвезти меня на запад, на какое расстояние хватит денег. Он такой милый, проезжает еще дальше. Он не возражает против того, что я притащила в салон кота. Я спрашиваю, не пойдет ли он с нами. Мы бы не отказались от спутника. Особенно от такого приятного человека, да еще и с машиной. Я рассказываю ему, почему сбежала. Я говорю, что нам надо поторопиться, пока дороги не заполонили спешащие люди. Он этого не говорит, но мне кажется, что он мне не верит. Предпочитает вернуться к работе.

Итак, я отправляюсь пешком. Он завез меня довольно далеко в пригород. Не думала, что доберусь так далеко за один день. Я все еще напугана, но все складывается удачно. Я стою неподвижно и снова прислушиваюсь к ощущениям в ногах. Да, сомнений нет: опасность не дремлет, хоть я и пытаюсь напомнить себе, что жить вообще опасно, и особенно в моем возрасте.