Загадка города Шахтар - Кира Календарова

было, мы вывезли. Скоро он станет такой же легендой, как и тот, кто чуть не съел вас на ужин.

Девушка похолодела. Она не отрывала взгляда от мужчины, но на его каменном лице застыла все та же улыбка.

– Вы и правда знали о нем. Но почему ничего не сделали? – полушепотом спросила она. – Вы ведь уже после… после Ларисы все поняли, верно?!

– Что мы поняли, Наденька? – покачал головой Борис. – Что властитель над недрами земными под вашим общежитием спит и видит, как бы закусить людскими зародышами да материнским молоком? Мы и так это знали. А вот что с ним делать – знал, наверное, только один человек из не так давно почивших. Да и то, был ли он уже человеком… Продать душу за вечную молодость – это я могу понять, но продать душу за знание? За то, чтобы хранить чужой секрет? Нет, этого не понимаю. Хорошо, хоть бессмертным не стал, но и тут уж как посмотреть.

Надя закусила губу. Она могла бы поспорить, что почивший архивариус знал, что делать с Владыкой Жара, но не собиралась обсуждать с Борисом содержание найденных дневников. Куда сильнее ее заинтересовали слова про «проданную душу». Аркадий писал лишь о том, что горы дают людям особую силу, но ничего не писал про цену, которую те за это платят. Эльдар в обмен на бессмертие оказался заперт в городе, но случилось ли то же самое и с другими?

– Он продал душу шахте? – осторожно уточнила она. – Как и Эльдар, вы это хотите сказать?

– Так вы знаете маленький секрет нашего общего друга? – усмехнулся Борис. – Хотя, конечно, знаете. Везде вместе ходили как шерочка с машерочкой. Да, Наденька, именно это я и хочу сказать. Вы же не думаете, что бессмертие даруется просто так?

Она помолчала, не отрывая от него взгляда. Разговор с мужчиной казался минным полем, один неверный шаг – и она получит не то подписку о невыезде, не то смертный приговор.

– Что ж вы так дрожите? – словно прочитав ее мысли, улыбнулся Борис. – Вам нервничать вредно, успокойтесь. Ничего я вам уже не сделаю…

– Почему? – вырвалось у нее.

Мужчина только вздохнул и посмотрел в сторону рощи, где когда-то стояло общежитие.

– Я люблю здешний народ за его очень избирательную память. Прошло всего ничего, а о вашем злосчастном общежитии никто уже и не помнит. К сожалению, за горами живут совсем другие люди, и они не забыли, что не так давно газеты снова написали о Шахтаре в хронике происшествий. Поверьте, им это не понравилось. Скоро нас всех ждут большие перемены. На фоне этих перемен вы больше никому не интересны. Особенно без вашего архива.

Надя нахмурилась. У нее было множество вопросов к Борису, но почти все они раскрыли бы, что она знает куда больше, чем делает вид. Она не могла спросить ни о дневниках Знающего, ни о Комитете по безопасности и его целях, ни об убитых им людях. Хотя…

– Вы сказали, что они «продали душу» шахте, – повторила она. – Но вряд ли они такие одни, верно? Должны были быть и другие. Шахтеры, например?

Борис повернулся к ней. Глаза сощурились так сильно, что в них не отражалось ни единого блика солнца, и на секунду Наде показалось, что они совершенно пусты.

– Никаких «других» нет, Наденька, – бесцветным голосом ответил он. – И, смею надеяться, больше не появится. Уж не знаю, как и чего ради шахта нарожала этих «детишек», но проблемами от них мы сыты по горло.

– Но теперь ваши проблемы закончились, не так ли? – все еще опасливо спросила Надя. – Архивариуса давно нет, а общежитие похоронило Эльдара и… не только его.

Мужчина лишь рассмеялся, и Надя вновь почувствовала, как в разгар лета по коже бегут ледяные мурашки.

– Хотел бы я, чтобы вы были правы. К сожалению, ваш предшественник наворотил достаточно, чтобы оставаться проблемой даже после смерти. Что касается Эльдарушки… Будь с ним все так просто, вы бы никогда не встретились. И, быть может, так было бы лучше для всех.

Он замолчал. Надя боялась пошевелиться, чувствуя, что их разговор еще не окончен.

– Не знаю, кого именно вы увидели под общежитием, Наденька, – вполголоса произнес Борис, не глядя на нее, – но молитесь, чтобы те, кто приедет из-за гор, с ним не пересеклись. Поверьте мне, секреты Шахтара должны оставаться в Шахтаре.

Вместо прощания он по-отечески похлопал девушку по плечу и ушел. Надя тоже поспешила уйти, пока не встретила кого-нибудь еще, но последние слова Бориса никак не выходили у нее из головы.

Будь Эльдар жив и здоров, она уже бежала бы к нему, чтобы обсудить услышанное. Помня, как он уже настрадался от проверок из-за гор после обвала шахты, она бы предупредила его, но сейчас предупреждать было некого, и Наде оставалось только самой обдумывать рассказанное Борисом. Ни она, ни Эля не задавались вопросом о цене полученной им силы. Парень явно считал, что, лишившись возможности иметь детей и покидать Шахтар, заплатил достаточно, но вряд ли такие же правила распространялись на всех. Аркадий упомянул бы в письме, если бы не мог уехать из города. Получается, не только особая сила, но и ее цена у каждого своя? Надя сомневалась, что это как-то связано с душой, но от того, как уверенно Борис говорил об этом, по коже до сих пор бежали мурашки. Будто он и правда не считал «проклятых шахтой» людьми и жалел не об их гибели, а о том, что в город нагрянут люди из-за гор и снова начнут копаться в секретах Шахтара…

Ноги сами несли ее по городским улицам, и, подняв голову от земли, Надя с удивлением поняла, что стоит на пороге библиотеки. Она не бывала здесь с тех пор, как выписалась из больницы, но после слов Бориса о закрытии архива не смогла не прийти. Немного помявшись у лестницы, она тихонько зашла, чувствуя себя уже не работником, а обычным читателем. Медленно, слушая, как разносится эхо шагов по пустому холлу, она подошла к архиву. В голове роились самые разные предположения о том, что с ним могли сделать на этот раз, но к увиденному она все равно оказалась не готова.

Старой двери без таблички больше не было. На ее месте блестела свежеокрашенная стена. Лестница, по которой Надя каждый день спускалась в архив, теперь вела в тупик. Архива словно никогда не существовало.

Надя приложила к еще липкой стене руку. Сложно было представить, что за ней когда-то лежало подземное хранилище секретов, за которое сражались люди и чудовища. И она,