Ельник - Ульяна Ма

тело мужчины. Дан делал хорошие ножи, лучшие: оружие долго не затуплялось и оставалось прозрачным, изящным. Мужчина дрогнул, захрипел и схватился за рану, которая пришлась ему в левый бок. Широко раскрыв глаза, Марк смотрел в его лицо не хладнокровно, а скорее восторженно. Все его тело охватила нездоровая горячка, его руки, голова, ноги – все тряслось в неясной, больной эйфории. Люди загалдели и бросились к юноше, но он толкнул мужчину перед собой, и тот с шумом повалился на снег, мгновенно запятнав белое полотно яркими красными пятнами. Хватаясь за живот, он перекатился на бок, и к нему тут же подбежало несколько мужчин.

«Хорошо, горячо, вкусно».

– Четвертая! Я убил того, кто клеветал на молодую княжну Марену! – он прокричал это во все горло, сорвав голос на хрип. Метая взгляд от лица к лицу, широко расставив руки с окровавленным стилетом в левой, согнувшись, подобно хищнику перед броском, Марк был готов кинуться на грудь любому человеку, даже насадиться собственным телом на вилы или попасть лбом на топор – только убить, доказать, заткнуть грязные рты навсегда, навсегда, навсегда…

«… сожри их».

– Он безумен…

– Вот у кого нет души…

– Отойдите. Отойдите, он опасен!

– Да, опасен! – широко улыбаясь, Марк кричал на людей, медленно, крадучись приближаясь к ним, как чумной зверь, – только душа у меня есть, и не одна, а две! И я приду за каждым, кто скажет еще хоть одно дурное слово о Марене! За каждым, – он обвел людей, указывая в их лица лезвием стилета. С него капали маленькие капли крови, которые застывали на снегу, как кислица. – Но обо мне… говорите, сколько хотите. Разнесите мое имя! Я – Марк, сын мертвого князя!

В подвале темно, сыро и душно, несмотря на холод. Дышать почти нечем, а Марку очень не хватало воздуха. Широко раскрыв рот, он пытался насытиться хотя бы сырым холодом, остудить горячее тело, заставить трясущиеся руки успокоиться. Но в нем не нашлось покоя: пульсирующий восторг, поселившийся в его разуме, медленно отступал, освобождая место для осознания и ужаса от содеянного. И от этого Марка трясло еще сильнее.

Княгиня поспешно вошла в пыточную, не удостоив Марка даже взглядом. В руках у нее находились запечатанные конверты и нож для бумаги. Расположившись за длинным столом у стены, на котором разложены проржавевшие инструменты, княгиня принялась вскрывать письмо за письмом, окидывая их беглым взглядом. Марк приглушил тяжелое дыхание, из-за чего в его глазах стало темнеть от недостатка воздуха. Палач, держа в руках короткую гибкую плеть, ожидающе наблюдал за Рагнедой. Наконец она, небрежно бросив оставшиеся письма на стол, взглянула на Марка глазами, полными презрения и разочарования.

– Ты понимаешь, сколько работы ты мне подкинул? – сухо произнесла она. – У нас и так часть слуг убили, часть – разбежалась. Теперь ты пырнул главного конюха, который пятнадцать лет исправно служил. Среди слуг не только о тебе, но и обо мне идут недобрые слова. И они оправданы.

Марк молчал, низко опустив голову. Почему ему так страшно теперь, отчего его тело покрывает гусиная кожа, а сердце замирает от ужаса?

И что за странное, пьянящее чувство окутало его с ног до головы в тот жуткий момент?

– Я буду откровенна с тобой, Марк, как ни с кем никогда не была, – Рагнеда положила ногу на ногу и чуть склонилась вперед. Ее привычное спокойное, хладнокровное выражение лица на мгновение изменилось на подавленную, едва сдерживаемую ярость, от чего Марку стало еще страшнее. – Ты мне полезен. У тебя удивительное для твоего возраста мышление. И ты честный, смелый, талантливый в обучении. В тебе кровь моего мужа. Ты породистый щенок. Но ты не судья. Даже я не вольна выбирать, кому жить, а кому умереть. Очевидцы доложили мне, что ты впал в безумие, а зачем мне сумасшедший помощник при дворе? Зачем мне тот, кто в любой момент может потерять рассудок и всадить нож в спину за безобидный слух? – Рагнеда бросила короткий взгляд на палача, но этого достаточно, чтобы мужчина подошел к столу с инструментами и вернул на него хлыст. Его пальцы пробежали по рукояткам молотков, щипцов и ножей, остановившись… на стилете Марка с застывшими пятнами крови. – Я даю тебе слово. Если оно мне не покажется убедительным, я велю тебя казнить немедленно, как опасного и невменяемого убийцу.

«Ни слова лжи», – дыхание Марка перехватило от слов Мамы, едва слышимым звоном, раздавшимся в голове.

Упав на колени и даже не ощутив боли от каменного холодного пола, Марк поднял голову и стал смотреть в безразличные глаза Рагнеды. Она чуть склонила голову, выдавая (или играя?) заинтересованность. Сглотнув, Марк сделал последний глубокий вдох, изо всех сил стараясь не отводить глаз. Даже сидя на коленях, полуголый, замерзший и испуганный, он не терял гордой осанки, которую успел приобрести за это время жизни во дворце.

– Госпожа Рагнеда, слова свидетелей правдивы. Я и правда пребывал не в себе от ярости, – Марк сделал паузу, прислушиваясь к голосу Мамы, но она снова пронзила его хрустальным молчанием. – Но ярость моя оправдана. На конной прогулке я встретил Мару и Дауда, после чего мой учитель предложил им проехаться на их коне. Мы добрались до конюшни, где слуги начали говорить нелицеприятные вещи о Марене, вашей дочери.

– И ты убил одного из моих лучших подданных за нелепые слухи? – княгиня начинала злиться. – Если бы я казнила каждого человека за слова, при дворе осталась бы только Аглая, да и та – с грязными мыслишками.

– Госпожа Рагнеда, слова их омерзительны, – Марк все еще не отводил глаз от лица княгини, но все тело покалывало от холода и страха перед ее непреклонным взором. – Боюсь, я не осмелюсь их повторить ни в вашем присутствии, ни даже наедине.

– Попробуй, – ее голова сильнее склонилась вбок, она даже подперла висок кончиками пальцев. – Словами меня не напугаешь, Марк. Тебе ли не знать?

– Они говорили… – Он сглотнул. Его голос не дрогнул, напротив, он говорил уверенно, спокойно, что удивительно, потому что все его тело было охвачено сильной дрожью. – Говорили, что Мара – нефилимская шлюха. Что она ест людей, что она ложится под своего стража, что у нее нет души. Что она понесет урода. Прошу простить меня за эти слова, госпожа, но именно так говорили люди. Я всем сердцем люблю вашу дочь, люблю, как близкую подругу и неназванную сестру. И я буду любить ее, когда она станет княгиней этой крепости. От этого я не смог стерпеть слова о будущей правительнице