Оберег - Дмитрий Игоревич Сорокин

и у меня, моментально свои завсегдатаи образовались. Готовим мы с братом одинаково — как отец научил, пусть ему в Вирии радостно живется, — мед-пиво тоже у одних купцов берем, а людишки эти все спорят: чья корчма лучше? И никак им, бестолковым, не растолковать, что до тех пор, пока мы с братом, не приведи боги, не рассоримся, обе корчмы как есть и были, так и будут похожи друг на друга, как мы с братом… Вот они и спорят все, спорит… Частенько до драки доходит. Сегодня видал? Напротив буянят… Впрочем, кажись, уже возвращаются.

И впрямь, послышался шум шагов, гомон перевозбужденных голосов, в корчму вошли побитые, но довольные мужики.

— Хозяин, еще пива!

— И мяса!

— А мне вина грецкого!

— Меду, меду, да побольше!

— Сейчас, ребята, сейчас все будет! — заулыбался корчмарь и поспешил выполнять заказы. Герои недавней драки рассаживались вокруг столов, кто-то уже впивался в давно остывшую баранью ногу, кто-то пытался высосать из кружки последние капли пива.

— Эй, ты, здесь мое место! — перед Русланом возник приземистый широкоплечий человек со спутанными волосами и засаленной бородой. В лицо богатырю ударил убойный букет луково-пивных запахов. Недолго думая, Руслан двинул кулаком в красную харю, мужик отлетел. Впрочем, довольно быстро он поднялся, подошел опять, размазывая по лицу кровавые сопли. — Я те чо говорю? Мое здесь место, так что вали отсюда!

Руслан пожал плечами, отхлебнул пива и миролюбиво проговорил:

— Остынь, приятель. Ну, перебрал ты малость, с кем не бывает. Иди спать, жена заждалась, поди. А то ты уже настолько хорош, что я тебе морду разбил, а ты и не заметил!

— Ты мне морду разбил?! — удивился мужик, отняв от лица окровавленные руки и уставившись на них непонимающим взглядом. — Ах ты… да ты… Зашибу!!! — взревел он вдруг и совсем уж было собрался начать махать руками, да словил еще удар по многострадальному носу, упал, и на сей раз здраво рассудил, что подниматься и нарываться на продолжение пока что не стоит.

— Ты почто моего кума обидел? — спокойно, без намека на вызов, спросил Руслана его сосед, пока богатырь вытирал свои руки о его грязную рубаху.

— Сам нарвался. — пожал плечами Руслан. — Невежа.

Соседа такое объяснение, видно, устроило, и он тут же перестал обращать на Руслана внимание. Хозяин тем временем разнес всем пиво, мед, вино, кто чего просил, и корчма продолжила азартное обсуждение недавней драки.

— А я на тот раз ему с левой ка-ак…

— А он, собака, мне оглоблей в зубы…

— Да где б он оглоблю в корчме-то взял?

— А ты что, не видел? Он ее с собой принес, за поясом!

— Как столом меня нахлобучило, ясность пропала, я тогда уж стал без разбору махаться. Только слышу, Степан пищит: «Я свой, я свой! Не бей меня!»…

— Нет, это ж надо, стервецы какие, а? У них там, мол, корчма лучше! Да ни хрена подобного! И мы их побивали, сегодня вот побили, и в наступный раз еще побьем!

— Да, а вчера они нас отмутузили! — всхлипнул кто-то в углу.

Руслан молча пил пиво и пытался разобраться в своих ощущениях. Что это с ним происходит? Еще зимой готов был лезть в любую драку, не разбирая, кто правый, кто виноватый — лишь бы подраться. А сейчас — не хочется. Вон, мужичку пьяненькому всего делов-то, что нос поломал, а неловко как-то… Раньше — рубаха нараспашку, вперед, навстречу подвигам! А что теперь? Да, вперед, да, навстречу подвигам. Но зачем под шальную стрелу подставляться? Жизнь одна осталась, в другой раз Дух не поможет, не оживит. Нет, это не трусость, и даже не расчетливая осторожность. Наверное, это мудрость, что, говорят, с годами приходят. Недаром наиболее умудренные опытом богатыри на пиру не кричат, не бахвалятся, если их и спросят, о деяниях своих рассказывают нехотя. А в бою вперед всех не рвутся, идут в середке, но работу свою туго знают, и в сражении, как правило, побивают куда больше врагов, чем крикливые юнцы, а вот ран получают куда как меньше. И дело не в том, украшают ли шрамы мужчину, а в том, что раненый боец — это или боец в полсилы, или, если раны тяжелы, просто обуза дружине в походе. Так что, так что…

Он допил пиво, встал из-за стола, подошел к хозяину, кинул несколько монет.

— Этого хватит?

— Вполне, вполне.

— А где спать?

— Либо прямо здесь, либо в комнате на втором поверхе. — скорчил хозяин плутовскую морду. — Где предпочтешь?

— На втором поверхе.

— Тогда добавь еще монету. — Руслан добавил. — Там две двери всего. Направо — моя комната. Налево — твоя. Добрых снов.

— И тебе не хворать, хозяин. Спасибо на добром слове. — сказал Руслан и пошел спать.

Уснуть ему, однако, никак не удавалось. Сначала на него снова набросились раздумья о силе, доблести, мудрости, и он долго терзался, не в силах ответить самому себе: что есть доблесть? Что есть мудрость? Вопрос «Зачем человеку сила?» он разрешил сразу: чтобы защищать слабых, тут все понятно. А вот как быть с доблестью? Сойтись грудь на грудь с врагом в чистом поле — это доблесть? Скорее всего, да. А вырезать под корень селение вятичей за то, что дань платить отказываются? Так и не найдя точного ответа, Руслан успокоил себя поговоркой из богатых на простые житейские мудрости закромов воеводы Претича «Приказ даден — исполняй. Убить велели — убивай. Ну, а станешь рассуждать, зачем приказы исполнять — либо сразу помирай, либо с глаз моих в волхвы ступай.». Успокоившись, смежил он веки и задремал. Но тут внизу поднялся страшный шум. Руслан несколько минут лежал и честно пытался спать. Не получалось. Тогда он вскочил и, проклиная все на свете, натянул штаны и помчался вниз.

Случилось то, что и должно было случиться. Завсегдатаи той корчмы, что напротив, придя в себя и залив горечь поражения изрядным количеством вина, заявились в соседнее заведение с ответным визитом. Так что снова мужики таскали друг друга за бороды, били морды, летали столы с лавками, а хозяин потягивал пивко в уголке и усмехался. Руслан не стал разбираться, кто тут прав, так как в таком пустом споре правых просто никогда не бывает. Он ворвался в самую гущу свалки и принялся щедро раздавать оплеухи да зуботычины направо и налево. Шесть раз тараном прошел он через всю корчму и обратно, и остановился только тогда, когда кроме него и хозяина на ногах не осталось ни одного человека. Окинул мутным взором учиненный разгром, вздохнул, снова направился