Серебряная клятва - Екатерина Звонцова

Ознакомительный фрагмент

…Рыцари Ойги. Они тоже дружат с отцом и помогают нам в войне.

Открыть глаза проще, чем кажется, сесть и вскочить – тоже. Голова ясная, ноги дрожат, но это дрожь хищника, готового гнаться, а не жертвы, готовой убегать. Я вынимаю из рукава кинжал – под удивленный возглас ёрми. Я вслушиваюсь в приближающуюся гортанную речь: да, точно, это цветочные. Но расслабляться рано, мало ли что.

Стрелять прекращают резко – будто это я оглох. Ёрми замирает с прижатыми к груди руками: волнуется, перебирает тонкими пальцами накидку, в которую кутается. Кто кого убил? Кто… да неважно. У меня есть оружие, и я сын Эндре Отважного.

– Не сунутся! – обещаю шепотом, прижимаясь к стене у входа, пока грохочут шаги из-за угла. – Держись сзади…

– Но… – она осекается: я прижимаю к губам палец. Не до ее тревог.

– Брось, брось, – все та же гортанная речь, низкий ленивый голос все яснее долетает до слуха. – Сначала спасаем принцессу. Потом трофеи.

– А хорошенькая принцесса? – допытывается кто-то помладше, и все тот же голос посмеивается:

– Немного потрепанная временем. Но наш король любит ее.

Крепче сжимаю кривую рукоять-серп: это про ёрми! Те, кто к нам идет, смеются над ёрми! Над тем, что она маленькая и седая, и чтобы хорошо выглядеть, ей приходится румянить щеки краской и подводить глаза углем… а тут у нее ни краски, ни угля. Но почему-то она не сердится, наоборот, отвечает чужому смеху собственным и кладет мне руку на плечо:

– Не надо, нет, малыш, это свои. – Она повышает голос: – Мы здесь, здесь, сюда!

Трое рыцарей – в зеленых плащах, в плотных тяжелых доспехах, с бодрыми красными плюмажами – выйдя из-за угла, останавливаются у решеток, переглядываются, переговариваются с легким недоумением: будто ждали каких-то других пленников. Ёрми поддразнивает младшего, белокурого и круглощекого:

– Принцесса, потрепанная временем, – я, смелее!

Рыцарь, встретив ее взгляд, пугливо краснеет, а хмурые лица других смягчаются. Главный рыцарь – темноволосый, тоже молодой, но самый важный и строгий – выступает вперед, с трудом скрывая улыбку. Наверное, он любит хорошие шутки и старых дам. Или просто рад, что быстро взял крепость.

– Очень приятно. – Он склоняется в неглубоком поклоне, поглядывая исподлобья – глаза карие, пристальные. – Значит, это о вас так тревожится славный друг Эндре? А это… – он кидает взгляд и на меня, – что, ваш паж?

«Паж…» Слово хуже всех побоев часового, а может, хуже и того, как я ударил его зубами о решетку. Оно врезается в голову, отдается в ушах, и я едва не отступаю, но упрямо сжимаю кинжал. Отца нет. А рыцарей отправили сюда не со словами «У меня пропал сын, спасите его». Я вспоминаю звуки, которые смутно различал сквозь дрему: как кто-то стрелял, как сыпались камни укреплений… примерно так сейчас осыпается что-то каменное и крепкое во мне. Что-то, чему нет имени.

– Эндре, – мягко, но непреклонно поправляет ёрми, обнимая меня за плечи, – потерял нас обоих. – Конечно, она все чувствует. Конечно, не посмеет жалеть меня. – И одного мог потерять навсегда. Оба мы – его семья, а если позволите некоторое самомнение, – лучшая ее часть.

Неловкая тишина повисает в темноте, но почти тут же расцвечивается сдавленным рыцарским фырканьем. И вот они уже хохочут от души, хохочут как мальчишки, нисколько не стесняясь, но я не могу даже улыбнуться. Это больно. Больно и смотреть на начищенные доспехи наших спасителей. Больно от слабого рассветного сияния за окном.

«Это что… ваш паж? На большее он не тянет». Кусаю губы и вижу, что мои пальцы на рукояти кинжала побелели. А потом замечаю, что кареглазый командир следит за мной. Что ему нужно? Какой тяжелый взгляд, словно способен проникать сквозь стены. На грубоватом лице глаза эти – как самоцветы, холодные и странные. Я бы их вырезал.

– Вот как? – наконец откликается он. – Что ж, мне есть чем гордиться. Данъерх!

По одному его жесту любитель принцесс заносит секиру, перерубает замок, открывает дверь. Командир, пригнувшись, входит в низкую темницу и озирается – свойски, точно подумывает, не вздремнуть ли тут. Он полностью доволен и собой, и нами, у него отличное настроение. И как только он не понимает…

– Где отец? – Спрашиваю, заступив ему путь. Понимаю, что выгляжу смешно и глупо, может, веду себя как… паж, но не могу иначе. Скажи, что он ждет внизу. Скажи, что допрашивает коменданта. Скажи, что немного приболел и ждет в лагере за лесом. Скажи…

Командир прячет усмешку; мог бы отпихнуть меня ленивым движением, но послушно останавливается напротив. Точно оценивает и прикидывает, как унизить больше. Пусть. Плевать. Он мне никто, мне все равно, что он думает, я…

– В бою, ведет флот. – Говорит он строго, словно сражаясь со мной взглядом и насмехаясь: «Что скулишь?» – Там, где должен быть великий король. Ты считаешь иначе?

А я не могу выдержать его взгляд. Не могу, как ни стараюсь, чувствую себя маленьким и жалким, чувствую себя… нет, это неважно, это останется со мной. При дворе живут другие люди. Не то что на диких скалах у голодного океана. Здесь есть правила, и одно из них я так и не выучил. «Особенный» не значит «любимый». Пора учить.

– Нет. – Голос не дрожит. Я почти верю себе. – Я горд его храбростью, просто…

…Просто он не великий. Он вовсе не великий, а я не понимал. Или я считал величием что-то другое, а значит, я во всем виноват сам. Мне никто ничего не должен, никогда не был, разве я сам не обещал себе ничего не ждать, не брать и никому не верить? И, точно прочтя эти мысли, командир вдруг сжаливается надо мной. Отвлекая, говорит шутливо:

– Вижу, ты уже не обходишься без общества принцесс. Молодец.

Его люди опять смеются, ёрми тоже. И чтобы никто ничего не подумал, не решил, будто со мной что-то не так, я тоже должен засмеяться. Это просто. Почти как дышать. Ну давай. Сначала улыбаешься – потом смеешься. И я смеюсь, надеясь, что все, кроме смеха, ушло из моих глаз. Мне не больно.

– Эта принцесса – моя! – Я опускаю кинжал и первым выхожу в коридор. Командир рыцарей, взяв под руку ёрми, выходит следом и снова обращает заинтересованный взгляд на меня.

– Так, значит, ты… еще один принц, что ли? – Ожидая, пока я отвечу, он жестами поторапливает рыцарей, чтобы шли впереди нас на случай засад. – Интересно, надо сказать, ты нравишься мне как-то больше…

Больше, чем Тройняшки, которых легко побить. Больше, чем бесчисленные дети, о которых отец