Отступник. История одного контракта - Даниэль Григорьевич Бобяков

рядом стоял еще один столик со специальными инструментами: пилы, шприц, мелкие ножички, небольшие овальные чашечки и прочие вещи, сделанные все из посеребренного металла и принесенные из-за моря графом, о назначении которых Родион прекрасно догадывался.

Здесь же своей персоной находился и сам граф. Он вообще не изменился с последней с ним встречи и был все тем же статным человеком средних лет с живым лицом и поблескивающими зеленными глазами. В очень простой одежде: белой рубашке да серых штанах, — поверх которых был одет кожаный фартук, заляпанный кровью и черной жижей, а на поясе был цельный топорик из посеребренного металла, как и те инструменты, что и на столе, созданные явно не для боя или рубки дров.

— О-хо-хо, дядя, давно не виделись, старый друг! — с детским восторгом в голосе поприветствовал его граф.

— Никакой я тебе не дядя, и ты мне не друг…исчадье, — с ненавистью проговорил Родион.

— Точно, ты совершенно прав. Как же я запамятовал? Ведь ты был долгое время слугой моему отцу… но он умер от мора, и это значит, что теперь, будучи его холопом, ты мой слуга.

— Не смей его упоминать и осквернять его честную память! — чуть ли не срывающимся голосом проговорил Родион, попытавшийся наброситься на графа, но шитые болванчики крепко его держали, не давая ему сдвинуться.

— Как же мне не упоминать моего отца? Да упокой Творец его душу, — спокойно ответил Граф.

— Потому что тобой овладело исчадье, и ты связался с темной магией, — бросил обвинение Родион, от которого лицо его резко изменилось и исказилось болью.

— Темная магия… Да ты, Родион, как всегда, в своем стиле и в цепях своего узкого мировоззрения и философии старой и закостенелой, как останки в могилах. И ты не в силах посмотреть дальше границы, которую сам ты себе и начертил? Я же, изучив науки, набравшись знаний и овладев нужным компонентами из пустошей, стал способен пройти через границы. И даже тогда я все еще боялся это сделать… Однако, когда любимых мной родителей отобрал чертов мор, и я подумал: «А почему я должен их отпускать? Почему они должны уходить? Почему вообще мы должны уходить? Это же несправедливо».

— Потому что так надо, и нельзя вмешиваться в такие вещи, как смерть. Нет у нас такого права, иначе последствия могут стать ужасающими, — эти слова, видимо, возымели какое-то воздействие на графа, и тот застыл, как статуя, с задумчивым лицом, однако затем резко спросил:

— Ты про это вмешательство? — с этими словами граф дернул за рубильник, торчавший из одного металлического сундука, после чего все механизмы стали грохотать и местами пускать искры, а стрелки на часовых механизмах закрутились как безумные. И в определенный момент трупы стали дергаться, сначала двигая пальцами, а потом уже и всеми остальными конечностями. И когда граф снова дернул за рубильник, механизмы отключились, у трупов открылись глаза, они поднялись. — В любом случае пусть я так и не смог спасти отца и мать, однако теперь я не отчаялся, — и расправив руки, граф, указывая на свежих шитых, с улыбкой от уха до уха восторженно воскликнул: — Я спасаю людей, ведь теперь они все будут жить вечно…

После чего граф, осмотрев ново сделанных шитых и, видимо, проверив их функциональность, уже спокойным голосом проговорил:

— Жаль только раствор вечной жизни, который я разработал, имеет некоторые недостатки. К примеру, эффективен, когда материал еще более-менее жив, ну то есть как ты сейчас, однако, когда материал уже мертв, то тут раствора мало. Нужна еще одна сила, потому и пришлось построить всю эту башню с оборудованием. И потому, на твое счастье, всю эту процедуру, которую ты видел, к тебе можно не применять, а только, — граф взял со стола шприц, наполненный черной жижей, — вколоть тебе раствор, а потом с инструментами немного переделать твое тело.

Проговорил граф и поднес шприц к лицу Родиона, стремясь вколоть содержимое ему прямо в глаз, чему Родион, разумеется, пытался воспрепятствовать, но шитые крепко держали его, не давая ничего сделать. И прекрасно поняв, что это конец, Родион уж было был готов отдать себя в объятия смерти, как в этот момент случилось что-то еще, что не совсем Родион смог понять, но, кажется, вначале он услышал где-то позади себя громкий грохот, а затем что-то очень сильно ударило его позади, да так, что он потерял сознание.

Уже очнувшись, Родион, тяжело откашлявшись и с трудом поднявшись на ноги, с абсолютным непониманием стал смотреть на все вокруг себя. Что было неудивительно, потому что все вокруг него было в сущем хаосе и либо горело, либо просто было уже разрушено. Сама башня, в отличие, от полностью развалившегося в хлам перехода от хором (к слову, на которых тоже начался пожар) выстояла, хоть и от взрыва она была частично разрушена, но все еще держалась, хоть и как был уверен Родион, ненадолго, ведь металлическая конструкция, что была на вершине башни, то есть прямо над ним, судя по звукам, так и грозилась упасть. Родион вообще был удивлен, что он был жив и отделался только оглушением, ведь, похоже, взорвался чертов порошок, а он еще с войны видел, насколько он разрушителен. Впрочем, до Родиона быстро дошло, что, если выжил он, значит, мог уцелеть кто-то еще. И Родион оказался прав, ведь пришел в себя один шитый, и Родион, схватив лежавший у его ног топор, одного шитого поспешил им убить. Все остальные валялись и были вроде мертвы, однако среди них он не заметил трупа графа. Хотя было еще два горящих трупа, один из которых, возможно, и был графом. Чтобы быть уверенным в этом, Родион попытался вспомнить, сколько шитых находилось перед взрывом с ним в башне, как в этот момент появился Сергей, погасивший все мысли Родиона об этом.

— Полагаю, все это устроил ты, Сергей?

— Разумеется, — бодро ответил Сергей. — Я уже проник в дом, как увидел, что тебя взяли в плен и потащили сюда. Ну и я решил спасать тебя и устроить взрыв с помощью чертового порошка, который я нашел в местном сарае, взорвав порошок в сарае и один бочонок, который я заложил у перехода в башню.

— Хм, немного не то, что было по плану, — заметил Родион.

— Да, но я решил сымпровизировать.

— И вышло неплохо, хоть я и чуть к Творцу не отправился. Но ты достал свое?

— Нет, я обыскал хоромы с головы до ног, но так и не нашел и следа своих вещей, — с досадой проговорил Сергей, махнув рукой.

— Хм,