Боги и не боги - Кристина Андреевна Белозерцева

звуки шагов гулко разносились под сводами, дробясь на осколки эха. Боги, я что – все-таки доигралась? Он открыл здоровенную двустворчатую дверь, расписанную буро-красными, как засохшая кровь, даже на вид жуткими символами, и мы оказались в огромной пещере. В центре нее, на полу полыхал багряным светом огромный и невероятно сложный круг призыва. Даже несколько кругов – один в другом, переплетенные между собой. Я смотрела в изумлении, создать что-то подобное было… да почти невозможно это было! Отсветы красного и контрастно-черные тени превращали окаменевшее лицо демона в гротескную маску. В преддверии предстоящего явно неприятного и сложного разговора я начала нарываться первой. Я всегда в последнее время начинаю хамить от страха – защитная реакция. А тот факт, что пока у меня так или иначе получалось выживать, закрепил этот условный рефлекс окончательно.

– Красиво тут. Скучаешь по дому?

– Мне нравится и в явленном мире, – абсолютно невозмутимо отозвался Дэвлин, не поведя даже бровью, – круги можно использовать и по отдельности, кстати. Смотри.

Он повел рукой, и, повинуясь простейшему жесту, часть фигуры погасла, осталась единственная, привычная мне по лаборатории, оставшейся от Даро, пентаграмма, только здоровенная.

– Или, наоборот.

Еще одно движение пальцами, и вспыхнуло все: круги, пол, стены, двери, сам воздух стал плотнее от обилия вязкого алого света, затопившего, казалось, весь мир. От такого количества активных инфернальных символов мне стало физически плохо. Дурнота, головокружение и прочие радости жизни – нормальная реакция для любого человека, а уж для эмпата и подавно. Мэтр Купер пододвинул мне откуда-то взявшееся здесь кресло. Оно было удобное, мягкое и совершенно неуместное здесь. Совершенно!

Сейчас будет что-то очень плохое, поняла я. Очень-очень плохое. Некуда бежать, никто не придет и не поможет. От очередной порции адреналина слегка задрожали пальцы на руках, и я поспешила спрятать их, убрав руки за спину.

– И? Что ты собираешься сделать?

– Потерпи, пожалуйста, хорошо?

Я повернулась к нему и поймала взгляд: бесстрастный, холодный и, как обычно, ничего не выражающий. Можно попытаться закричать или убежать – но это было бесполезно. Не здесь. Не от него.

– Дэвлин, – я невольно попятилась, а голос прозвучал откровенно жалобно, – а что происходит-то?

– Нам нужно выяснить одну вещь, – спокойно ответил он, подходя вплотную, – присядь, пожалуйста. И сними камзол, так будет удобнее.

Я, будто под гипнозом, не в силах отвести взгляда от его лица, скинула верхнюю одежду; замирая от ужаса, опустилась в кресло – ноги-то все равно подкашивались – и принялась ждать. Смерти, наверное, а то и чего похуже. Воля к сопротивлению окончательно покинула меня, оставив сидеть поломанной куклой в предложенном кресле. Остатки сознания наблюдали за происходящим как бы со стороны, а внутренних голосов вообще не было слышно. А потом внезапно, будто кто-то щелкнул выключателем, пришел ужас. Это был отвратительно чистый, дистиллированный страх, такой, от которого цепенеет тело, замирают покорно мысли и отнимается язык. Кролик, пришедший в гости в клетку к удаву, которому хозяин жилища предлагает поудобнее устраиваться в кормушке. Уставившийся на мою шею голодный вампир, вспоминался теперь легким приятным приключением. Тузат, сжимающий клешней мою шею – забавной шуткой, а дуло револьвера в руках Мореля – милым развлекательным номером в цирке.

Кажется, демона окончательно достала моя непредсказуемость, и он таки решил со всем этим покончить раз и навсегда.

– Я смогу выйти отсюда? – слабо спросила я, чтобы окончательно расставить все точки над всеми буквами. – Живой?

– Если тебе станет совсем плохо, я смогу вынести тебя отсюда. Хоть вместе с креслом.

Он с жуткой обыденностью чертил пальцем в воздухе вспыхивающие огнем символы и был сосредоточен только на этом.

– Обнадеживает, – попыталась я улыбнуться, в момент пересохшими губами, хотя вышла только перекошенная от ужаса ухмылка, – что ты хотя бы собираешься делать? Дэвлин! Скажи мне!

– Кое-что узнать, – безо всякого выражения ответил он.

– Мне страшно.

Мэтр Купер закончил с письменами, так и зависшими в воздухе, снял куртку и принялся неторопливо закатывать рукава темно-красной домашней рубахи.

– Да, я чувствую.

Я облизнула губы пергаментным языком, невольно представляя в его руке какой-нибудь острый нож, и продолжила усугублять ситуацию.

– Тебе это нравится?

– Твой страх?

– Да. Тузат говорит, это вкусно.

– Да. Сотник прав. Но дело не в этом. Я не стал бы поступать так с тобой ради удовольствия.

Ну и что я могла ему противопоставить? Он все равно сделает со мной все, что считает нужным.

– Не надо, – прошептала я, когда голос пропал, – пожалуйста, не нужно…

– Прости, у меня нет выбора.

Хуже всего ждать. Особенно когда тот, кто, возможно, сейчас отберет твою жизнь, ведет себя нарочито неторопливо и обстоятельно. Некуда бежать. Весь мир сжался до размеров этой жуткой пещеры.

– Знаешь, – я продолжала смотреть ему в глаза, вцепившись в подлокотники побелевшими пальцами, – что бы это ни было, но давай быстрее, ладно?

Он опустился на одно колено перед креслом и провел рукой перед моим лицом. Кожу под рубашкой защекотало и сквозь ткань начало просвечивать алым. Печать?

– Не бойся. Я постараюсь все сделать быстро.

Ничего себе, не бойся!

– Да, но что именно ты собираешься делать?!

– Я потом отвечу на все твои вопросы, хорошо? А теперь помолчи.

Логично. Мы сами разрешили делать с нами все, что ему заблагорассудиться. Давайте, дорогие мои голоса, хоть лицо держать. Ну и, если что, с вами было весело! Спасибо за все, мальчики.

– Ага…

– Не опускай веки.

Он взял мое лицо в свои руки и уставился мне в глаза. Это было бы волнующе, если бы не было так жутко. Сначала меня сверлили взглядом два угольно-черных провала, потом их затопило терракотовым, потом было алое сияние, и, наконец, прямо сквозь мои зрачки мозг насквозь пронзали лучи двух безжалостных золотых солнц, будто бы выжигая что-то внутри. Тузат, надо сказать, и близко не стоял. Не знаю, как передать ужас, охвативший меня в этот момент. Теперь это был совершенно животный, иррациональный страх. Без мыслей в голове. Вообще без осознания себя разумным существом. Инстинктивное понимание, что смерть – это вообще самое малое, что сейчас может со мной случиться. Хотя, какое к мертвякам понимание? Это было невыносимо. Неосознаваемо. Неотвратимо. И очень-очень больно, будто в мою голову неторопливо вворачивали две золотые раскаленные иглы. Наверное, я кричала? Или просто пищала тихо? Или замерла, онемев? Не знаю, но, когда безумие стало казаться неминуемым – все кончилось, и мое сознание второй раз за сутки погрузилось в блаженную темноту. Все-таки он убил меня, да?

Я приоткрыла глаза и попыталась сфокусировать зрение, попытка тут же