Подменыш - Ольга Богатикова

твой муж. Кстати. У тебя есть нательный крест?

– Конечно.

– Надень его и носи, не снимая, хотя бы до первой годовщины Колиной смерти.

– Хорошо, – кивнула Таня. – Послушай, Матрена, этот человек… это существо приходит ко мне в полночь. Сегодня я осталась дома одна, и теперь мне немного страшно. Быть может, ты у меня переночуешь?

Я, конечно, согласилась.

До полуночи мы развлекались, как могли. Вместе приготовили для меня спальное место, испекли к завтраку бисквитный пирог, а потом долго пили чай и разговаривали. Чтобы отвлечь Таню от грустных мыслей, я рассказывала ей смешные истории, связанные с моей работой, а она в лицах изображала забавные разговоры своих дочерей.

Ближе к двенадцати часам разговоры сошли на нет – Сажнева заметно напряглась, и слушала мою болтовню вполуха.

Когда до появления змея оставалось не больше двух минут, я спряталась в угол между стеной и посудным шкафом. Таня же, как мраморная статуя, замерла на стуле.

Секунды тянулись медленно. Наконец, стрелки часов сошлись в верхней точке циферблата. В печке тут же полыхнуло огнем, и в комнате появился столб красно-желтого пламени, в котором угадывался человеческий силуэт, покрытый, как чешуей, блестящими искрами.

На меня чары змея не действовали, поэтому я видела его в настоящем облике, зато Татьяне он явно казался другим. Она смотрела на него во все глаза – с недоверием и страхом.

– Здравствуй, Танечка, – сказал ей змей.

– Здравствуй, – кивнула она.

– Что же ты сидишь? Отчего не подойдешь и не обнимешь меня?

Татьяна встала со стула и нерешительно шагнула к нему.

Огненный столб дернулся и отступил к печке.

– Что это на тебе? – недовольно спросил он. – Что это ты надела на шею?

Таня достала из-под ворота футболки нательный крест и показала змею.

– Немедленно сними эту гадость! – в голосе пришельца послышалась злость. – И никогда больше не надевай!

– Почему?

– Эта дрянь похожа на удавку. Она меня раздражает.

Таня покачала головой.

– Нет, ты не Коля, – тихо произнесла она. – Коля бы из-за креста не рассердился.

В пламени алыми искрами сверкнули злые глаза.

– Надо же, какая умная… Сама догадалась или кто подсказал?

Таня обернулась ко мне. Я вышла из своего угла и помахала змею рукой.

Тот стал красным, как кровь. Мы не были с ним знакомы, однако мою необычную сущность он ощутил сразу.

– Я буду на тебя жаловаться, ведьма! – прошипел он. – Все Игнату Огнеславовичу расскажу! Он тебе покажет!

Я пожала плечами и попросила:

– Изыди. Здесь тебе больше не рады.

Столб покрылся рябью и, рассыпавшись золотыми искрами, скрылся в печи.

Таня, как подкошенная рухнула на пол. Я бросилась к ней, крепко ее обняла. Она обхватила меня за плечи и громко зарыдала.

– Теперь все будет хорошо, Танюша, – сказала я, прижавшись щекой к ее макушке. – Все точно будет хорошо.

Ни я, ни Татьяна спать в эту ночь не легли. Придя в себя, Сажнева достала из шкафа бутылку настоянной на самогоне вишневой наливки, две пузатые рюмки и несколько часов подряд, то всхлипывая, то рыдая, изливала мне душу. Наливка мне не понравилась, поэтому пить я ее не стала, зато монолог Сажневой слушала без возражений.

Таня замолчала, когда за окном стало светать. Я помогла ей добрать до кровати, после чего тихонько вышла из дома и пошла обратно в Соловьевку.

Свернув к шоссе, я неожиданно увидела знакомый кроссовер. Он был припаркован у обочины, а в его водительском кресле сладко спал Матвей.

Я постучала по автомобильному стеклу. Январин тут же проснулся и открыл мне пассажирскую дверь.

– Как все прошло? – спросил он, едва я уселась рядом с ним.

– Нормально. Есть надежда, что все будут жить долго и счастливо.

– Чудесно. Тогда поехали домой.

***

Вернувшись в свою избу, я сразу отправилась спать. Уснула, однако, не скоро. Ворочалась с боку на бок и обдумывала события прошедшего дня. Угроза змея меня не пугала. Земля для него – чужой мир, в котором он не имеет никаких прав, а значит, никто не мешает мне прогонять его взашей всякий раз, когда я этого захочу. Что меня действительно удивило, так это поведение Матвея.

Право, никому из моих бывших кавалеров не пришло бы в голову ждать меня всю ночь на обочине деревенской дороги. Всегда предполагалось, что я – девушка самостоятельная и в подобных глупостях не нуждаюсь. Январин не является моим кавалером, однако считает своим долгом сунуть нос в любые мои дела и сопроводить меня, куда бы я ни отправилась.

Я могла бы подумать, что им движет любопытство и желание еще раз увидеть чудеса, о которых он слышал в сказках. Однако в этот раз Матвей ничего о них не спросил. Он молча привез меня домой, а потом поинтересовался, что я намерена делать, когда отдохну после ночных бдений.

– Я пойду в баню, – честно сказала ему. – В Нави сегодня вечером будет еще один праздник.

– Понятно, – кивнул Январин. – Что ж, желаю хорошо повеселиться.

Его поведение наводило на потрясающую мысль, что я ему действительно нравлюсь. Нравлюсь настолько, что он согласен мириться со всей мистикой, которая меня окружает. С одной стороны это было очень приятно, с другой – очень грустно. Январин мне тоже нравился, однако мое решение переселиться в Навь на корню перечеркивало развитие наших отношений. Какой смысл переходить от дружбы к романтике, если через месяц-два я навсегда уйду из этого мира?

В этом месте где-то внутри меня начинал точить червячок сомнения – тоже, кстати, подсаженный Матвеем. Чтобы убить этого червяка или, наоборот, прислушаться к его писклявому голоску, мне требовалось непременно поговорить с Малашей.

Я отправилась к ней после обеда, выспавшись, и полностью придя в себя после похода в Алексеевку.

Обдериха, как и всегда, встретила меня с распростертыми объятиями. Мы вместе истопили баню, а потом долго парились, чтобы явиться на праздник особенно свежими и красивыми.

– Мамушка, я хочу задать тебе вопрос, – сказала я, когда, вымывшись, мы сидели за столом и угощались пирогом и травяным чаем.

– Задавай, капелька.

– Скажи, я точно человек?

Взгляд обдерихи стал удивленным.

– Ты в этом сомневаешься?

– Сомневаюсь, – кивнула я. – Знаешь, я вдруг обратила внимание, что люди Земли странно ко мне относятся. Я знаю, навья печать вызывает у них тревогу и недоверие. Я давно к этому привыкла, но только сейчас осознала, что их неприязнь слишком уж гиперболизирована. К самому отчаянному пьянице и дебоширу они относятся в разы лучше, чем ко мне. Чтобы я не делала, как бы хорошо себя не вела, я остаюсь для них проклятой ведьмой и чертовым