Земля войны - Александр Дмитриевич Прозоров

«Стреляй и беги!» – старая, как сама война, тактика позволяет наносить серьезные потери куда более сильному числом и оружием врагу. Вот только пользоваться ею удается очень редко. Нет смысла убегать, если ты намерен захватить вражеские земли или города, как невозможно отступить, если ты свои земли и свой дом защищаешь.

Воеводе Егорову невероятно повезло. Ему нечего было защищать на голой, как крысиный хвост, дороге и ему ничего не требовалось завоевывать. И потому атаман мог позволить себе полнейшую вольницу в движении отрядов – пятясь при малейшей опасности и придвигаясь, если враг пытался оторваться на расстояние большее, нежели дистанция картечного залпа. И стрелял, стрелял, не жалея ни пороха, ни свинца.

В конце концов – зачем ватага на все это тратилась, если не пустить снаряжение в дело?

Первые пару дней казакам и их помощникам пришлось побегать изрядно. Но уже на третий – сир-тя, встреченные ими, делали только одно. Отступали.

Казачьи отряды двигались, даже бежали следом, то и дело заставляя леса содрогаться от выстрелов и наполняя их едко пахнущими белыми облаками, и каждую покоренную ими версту выстилали сотни изуродованных тел. Воины сир-тя больше не пытались сопротивляться. Привыкшие сражаться под чародейской защитой, наступать за спинами менквов и драконов, они не знали, как поступить, имея в руках только палицу и копье, и надеялись только на то, что старшины Великого Седэя успеют примчаться им на помощь, лишат дикарей их огненного оружия, парализуют, усмирят – и тогда уже можно будет сразиться с чужаками по всем правилам…

Но великие колдуны так и не явились. То ли опасались лететь – уж слишком легко белые дикари сбивали крылатых драконов, то ли не знали о беде, случившейся с армией, – все же катастрофа разразилась далеко, чуть ли не на северном побережье. А может быть – для них было куда важнее решить, кто станет новым старшиной после смерти Тиутей-хорта, и никто не желал покидать столицу в столь важный момент ради спасения от истребления всего лишь десятка тысяч худородных сир-тя.

На четвертый день преследования отряды воеводы Егорова вышли на обширное поле, вырубленное совсем недавно казаками вокруг новой твердыни – ради леса, и дабы место для прицельной стрельбы расчистить. В самом сердце этого простора, в развалинах побежденного острога, оказались зажаты под прицелами кулеврин и пищалей последние пять тысяч воинов, что остались от казалось непобедимой армии – голодные и отчаявшиеся.

Самым ужасным для сир-тя было то, что с ними никто не собирался сражаться. Им просто не давали покинуть твердыню. Ту самую, ради захвата которой они сюда и пришли.

Иван Егоров и Матвей Серьга крепко обнялись возле бревен волока, похлопали друг друга по плечам, спине, внимательно осмотрели.

– Как, цел? – первым поинтересовался воевода. – Люди твои как?

– Кто в остроге был, тяжко пришлось, – перекрестился казак, – упокой Господь их душу. Многие полегли, многие. Увечных много, посеченных. Ну, а кто из леса прикрывал, тех бог миловал, обошлось. А ты как?

– Побегали изрядно, зато битых мало, – рассмеялся Егоров. – Митаюки своей хитрющей поклон от всех нас передай. От живых. Кабы не она, дрались бы ныне лоб в лоб, до последней капли крови острог сей от ворога обороняя. Сколько животов отдали бы, страшно подумать! И ведь колдуны здешние главные ушли бы живы и здоровы при любом раскладе, это и к бабке не ходи! В общем, благодарность общая наша жене твоей. Она у тебя, Матвей, умница.

– Баба умница дома сидит, – втиснулся в разговор невесть откуда взявшийся Енко Малныче, – а пред нами путь открытый до самого Дан-Хаяра! – колдун махнул в сторону просеки. – Идти туда надобно, да покончить с Великим Седэем, чтобы и следа не осталось!

– Четверо дён боев непрерывных, Енко, а до того еще и переход тяжеленный, – охладил его пыл воевода. – Люди выдохлись. Им нужно отдохнуть.

Бродяга широко и довольно оскалился. Енко Малныче не был бы знатным родовым чародеем, если бы не уловил в словах белокожего иноземца весь огромный букет смыслов, вложенных в одно слово. Тут было и поспать-поесть, тут было и повеселиться, тут было и пограбить-покуражиться. Все, что оправдывало для заглянувших в глаза смерти мужчин выбранную ими кровавую работу.

Вседозволенность!

– А тут селений языческих в верховьях в достатке! – хлопнул в ладони колдун. – И большие, и маленькие. И богатые, и скромные. Но все, как одно, почитай, вовсе без мужчин. Защитнички-то вон они, тама! В остроге дохнут. Так что есть где парням нашим оторваться, есть и кого в христианство обратить!

* * *

К сумеркам ручей вывел маленький отряд к зарослям лещины, и Тэх-Меени решил здесь затаиться. Орехи – не самая лучшая еда, но тридцать воинов пару дней вполне могли прокормиться, не сильно опасаясь, что за урожаем явится кто-нибудь из местных сир-тя. Наверняка где-нибудь недалеко есть плантации куда более вкусных плодов, которые не требуется колоть, выколупывая потом давленые ядрышки, и после которых не пучит живот.

И именно на второй день грохот дикарского оружия приблизился, зазвучал где-то совсем рядом – а потом стал удаляться. Похоже, огненная смерть все же прошла мимо мужчин племени хаяр-то.

Тем не менее Тэх-Меени выждал еще один день, прежде чем покинуть укрытие, и пошел не обратно на оставленную армией просеку, а дальше вниз по течению ручья.

Однако никто из бывалых воинов юному вождю в его решении не возразил.

За три дня маленький отряд добрался до полноводной реки.

Так долго путники шли не потому, что проделали большой путь, а из-за двух привалов по полдня. Один раз в зарослях хурмы, другой – инжира.

Ничего не поделаешь – крепким взрослым мужчинам нужно есть.

В поисках брода Тэх-Меени повернул на восток, и тут вдруг старый шаман вскинул палец:

– Вы чуете запах дыма? Кажется, где-то рядом есть деревня. И в ней как раз сейчас что-то жарят.

Это известие заставило воинов встрепенуться. Они разделись, положили вещи на голову, решительно перешли реку по грудь в воде, а затем двинулись вдоль густо заросшего берега, внимательно осматривая джунгли. Ведь если где-то поблизости есть поселок – от него в стороны должны быть протоптаны дорожки.

Вскоре путники наткнулись на уходящую на юг неглубокую – чуть выше колена – протоку.

– Кажется, оттуда тянет… – указал на нее Тэх-Меени.

Еще полторы сотни шагов – и заросли посветлели, выдавая существование тропы. Мужчины с облегчением выбрались на сушу, торопливо оделись, потоптались, разминая замерзшие в холодной воде ноги, зашагали дальше, огибая густые заросли заплетенного плющом орешника – и совершенно неожиданно оказались на