Руины Астендара - Райв Корвус

не переломили бы наступление нового времени. Вот именно поэтому меня это и удивляет – после свержения культа у всех народов по заключении Великого Договора были Чистки, как раз, чтобы вырезать все лишние знания и упоминания старого культа. А твои слова звучат так, что как будто вас это не коснулось.

Тааррун некоторое время задумчиво молчал, только когда решил ответить своему собеседнику, повернулся в его сторону:

– Этого я не знаю. Могу только вспомнить несколько легенд о том, как верховная кровавая жрица тааррунов ушла в пески на стыке двух этих культов.

Аадвар вяло отмахнулся:

– Это же легенды. – он посмотрел на клинок. – Они могут быть слишком далеки от реальности. Она ушла потому, что ее изгнали? Это был ее выбор? Она спасалась бегством? Ее кто-то вынудил уйти? Может, она все еще жива? Или ее убили? – аадвар наклонился, присматриваясь к вещам. Средь общей кучи антиквариата он высмотрел мешок, пододвинул его к себе и достал оттуда сверток с местной монетой. – Вот. Я даже отсчитывать от туда ничего не буду. Купишь все, что посчитаешь нужным для новой дороги.

Тааррун едва заметно поморщился:

– Потом, – пояснил он, – Я собираюсь еще раз вернуться в Долину. Все, что требуется, я уже приготовил. А этот сверток пока у себя оставь – к моему возвращению.

– Как хочешь. – аадвар кинул сверток обратно. – Хочешь пойти налегке – запросто. Он так и будет тут тебя ждать. Ты знаешь: мне нет смысла тебя обманывать.

Тааррун ничего на это не ответил. Еще какое-то время он долго и тяжело смотрел на аадвара. А после, не утруждая себя какими-либо объяснениями, просто направился к выходу. Остановился тааррун только на одно мгновение, чтобы распахнуть дверь из прутьев, и в тот миг, когда он перешагнул порог – его ослепил ярчайший свет. Потребовалось некоторое время, чтобы его глаза привыкли. Уже значительно позже стали прорисовываться детали – череда скромных лачуг, иногда настроенных друг на друга, из-за чего общий вид города немного напоминал улей. Вместо дорог и троп – только голая серая земля, которая местами потрескалась, словно скорлупа, а местами и вовсе переходила в светлый песок. В остальном же этот город казался пустым, особенно сейчас, когда беспощадное солнце находилось в самом зените. Тааррун только едва повел плечом, когда почувствовал легкое покалывание на коже, хотя будь на его месте кто-то другой, то запросто мог получить ожоги от настолько яркого солнца. Однако он даже серьезных проблем не испытывал – только легкий дискомфорт.

Быстро вспомнив, где располагалось убежище, тааррун направился в ту сторону – мимо домов, скудных прохудившихся и начавших уже разваливаться заборов. Что тут сказать: город у самой границы с песками не пользовался любовью и интересом. О нем вспоминали разве что путешественники, которые держали свой путь через пески, хотя и они больше предпочитали обходить эти земли со стороны моря – как раз там, где воды омывали один из берегов острова Арлем. По итогу даже те города с портами имели больший спрос, но не этот.

В остальном же скудные земли Сероземья не оставляли даже и шанса на земледелие – тут не помирало только то, что способно либо пробиться сквозь толщу земли до подземных вод и пещер, либо то, что способно вынести и жару, и засуху. Одно в Варагасе всегда манило и глупцов, и самых отчаянных – это подземные камни, в том числе и драгоценные. Какая бы тут не была земля, то, что можно найти в пещерах, или просто в песках, порой стоило состояния.

Так что весь Варагас имеет неоднозначную репутацию – он манит всех, кто желает избавиться от прошлого, кто ищет достатка, и в тоже время он кажется совершенно свободным, лишенным всех предрассудков и ограничений. Порой тут можно встретить таких личностей, что никого не удивит ни появление изгнанника таарруна, ни забывшего что-то в этой дыре аадвара. И, естественно, тут много самих асириан, что когда-то основали этот город у самого края цивилизации.

Переставляя когтистые лапы по жгучей земле, тааррун оказался у самого края поселения – тут большая часть хибар попросту заброшена и разграблена. У многих отсутствовали двери, часто внутри или не было ничего, или валялся поломанный хлам, как и куски мебели. Свое убежище из общей разрухи тааррун признал практически сразу – это был единственный дом с закрытой дверью. К тому же, ее надежно удерживал в таком положении крепкий канат.

Несколько повозившись с канатом, тааррун распутал его узлы, временами помогая себе когтями. Взяв после этого его в руку, тааррун распахнул дверь. Тут же все было еще скуднее, чем у аадвара, искателя древностей – тахта, сломанный и заваленный на бок комод, а рядом с заколоченным окном – стальные кольца и обломки старой бочки. Самое важное уже лежало на полу: копье, мешок с запасами еды, кожаная фляга с водой, как и самая дорогая вещь для самого таарруна – крупный кинжал. Немного неровный, так как выполнен из заточенного камня. Этот предмет был с ним на протяжении многих лет. Даже не столько подарок, сколько своеобразная ноша и память. В первую очередь о самой его матери, как и крови.

Тааррун не мог знать или вспомнить тот день, когда получил свое имя – Сатрит, но что он запомнил достаточно хорошо – это своеобразные правила самого общества тааррунов. Для Сатрита, как и многих других таких же, как он, они естественны и не вызывают противоречий. Хотя у стороннего наблюдателя могут вызвать недоумения. И все же – когда у него был выбор – попытаться оправдаться и остаться в клане или же отстаивать свое и оказаться в одиночестве. Обычно одинокий тааррун просто жалкое зрелище – общество не только требует определенных жертв, но это еще и защита. Сатрит хороший воин – он это знает – его, в самом деле, могли бы простить, оставить в живых и позволить существовать с ними дальше…

Тааррун приблизился к вещям на полу. Подобрав кинжал, он взглянул на его лезвие, словно бы пытался вспомнить и пропустить через себя все те события, которые и привели его к такой жизни. Странность заключалась в том, что Сатрит никогда о своем выборе не жалел. И все же было что-то гадкое в разуме в такие моменты. Чувство какого-то одиночества, от осознания того, что он чужой для другого мира, но и его родичи встретят его холодно.

Закрепив клинок на поясе, тааррун обмотал вокруг талии канат, достаточно свободно чтобы он не мешал двигаться и дышать. Мешок