Земля войны - Александр Дмитриевич Прозоров

гостем три дня. Первый день «раскручивались», на второй еле шевелились, хмельные до изумления – причем пирушки не прерывали! На третий – страдали похмельем, обжорством и усталостью.

Понятно, что все это время Митаюки-нэ своими мыслями и вопросами их не беспокоила – за полной бесполезностью бесед с пьяными или похмельными мужиками. Она терпеливо ждала, пока дикари придут в себя, время от времени осторожно прощупывая сознание мужа и ближайших его сотоварищей.

Уже собираясь ко сну, девушка привычно скользнула своим внутренним взором по чувствам засыпающих казаков – и внезапно провалилась в горячую бездну, в страстный чувственный колодец. Мягкие сладкие губы коснулись ее губ, в то время как горячие ладони ласкали грудь, плечи, гладили волосы; еще губы целовали живот, грели бедра – и лоно полыхало, отвечая осторожной нежности. Казалось – все тело, от пяток до кончиков волос тонуло в этой вкрадчивой неге, то содрогаясь от волн нарастающей страсти, то безвольно проваливаясь в бездонную невесомость – и снова скручиваясь в спазмы от сладких судорог.

Соприкосновение разумов оказалось столь плотным, что несколько долгих минут Митаюки-нэ явственно ощущала на себе ласки многих рук, поцелуи трех губ, щекочущее прикосновение волос, невыносимое из-за жестокого вожделения, из-за желания взорваться, выплеснуть накопившуюся страсть – и невозможности взрыва, ибо ласки были умелы, и оттягивали, оттягивали миг облегчения, удерживая жертву на самой его грани…

Чародейка не сразу сообразила, что оказалась невольной визитершей в постели Ганса Штраубе, а когда оборвала эмоциональную связь – ее уже бросило в пот и девушка горела от желания. Настолько сильного, что рывком расстегнула пояс, выскользнула из одежды, сдернула одеяло со спящего мужа и сильным рывком опрокинула его на спину. Рука ее скользнула вниз, и вместе с ней прокатилась такая волна вожделения, что тело мужчины отреагировало на грубую ласку еще до того, как Матвей проснулся. Митаюки-нэ оседлала его, словно скакуна, крепко сжала коленями, как бы понукая, наполнила жертвой свое лоно, сильными толчками добиваясь уже почти невозможного, застонала от бессилия – и наконец очнувшийся, открывший глаза супруг чуть не испуганно схватил ее за плечи крепкими руками, тоже застонал и… И взорвался!

Митаюки облегченно обмякла и свалилась в сторону.

– Всегда бы так пробуждаться… – со смешком выдохнул атаман. – Никак понять не мог: сплю или не сплю? – и тут же встревожился: – А как ребенок? Ему сие наше непотребство не повредит?

– Не беспокойся милый, – закрыла глаза чародейка. – О малыше я помню и беспокоюсь в первую очередь. Даже малого риска не допущу! Однако не оставлять же тебя без ласки женской на полные девять месяцев? Али надеялся в ином месте сладости найти?! – юная прелестница перекатилась, навалилась грудью на грудь мужа, угрожающе схватила тонкими пальчиками его широкой смуглое горло. – Отвечай!

– Пока не знаю, а там видно будет, – вяло пробормотал Матвей.

– Что-о?! Ах ты… – в порыве ревности Митаюки попыталась супруга задушить. Но как ни давила пальцами на шею, смогла лишь слегка промять кожу. – Я вышла замуж за бесчувственную корягу!

– Да шучу я, шучу, – с улыбкой сграбастал ее в охапку казак и крепко поцеловал. – Одна ты такая на белом свете, что сердце мое пробудила. Раньше мне все равно было, кого тискать, ныне же лишь тебя хочу рядом видеть. Потерплю полгодика без ласки. В походах и долее обходиться доводилось.

– Так бы сразу, – с облегчением перевела дух Митаюки и пожаловалась: – Я чуть все пальцы о твою шею не переломала!

– Неужели так больно? – Матвей Серьга притянул ее ладони к губам и несколько раз поцеловал.

Могучий белокожий демон, бесстрашный, злобный и непобедимый, который у нее на глазах дрался, стоя по колено в крови, один против десяти воинов, безжалостно кроша кости, копья и черепа – нежно целует ее пальчики!

От этого зрелища Митаюки опять испытала наплыв вожделения, опустила лицо, зарывшись им в бороду, потом поцеловала щеки, брови… И поняла, что дикарь опять спит.

– Предатель… – девушка отступилась, слезла с постели, накрыла мужа одеялом. – Тогда я пойду прогуляюсь, воздухом свежим перед сном подышу.

Атаман, сладко посапывая, не ответил.

Чародейка вышла из опочивальни в просторную светелку, в которой нередко собирались вожди сир-тя и казаки для обсуждения ратных дел и хозяйственных хлопот, обогнула стол и остановилась возле груды мехов, сваленных в углу.

Меха зашевелились, над ними поднялись две головы.

Вэсако-няр и Сай-Меени, служа хозяйке здешних земель, проводили бок о бок все дни и ночи. Немудрено, что молодые люди вскорости стали и спать в одной постели. Природу не обманешь.

– Передай немцу, что я жду его на озерной стене, – указала пальцем на паренька Митаюки.

– Ночь, госпожа… – неуверенно ответил телохранитель.

– Он не спит, – сообщила чародейка и, набрасывая на плечи меховой плащ, вышла на гульбище. Не спеша прогулялась по бревенчатому настилу, окружающему внутренний двор на высоте в полтора человеческих роста, поднялась на стену, тянущуюся вдоль берега, прищурилась на водный простор, разрезанный надвое желтоватой дрожащей дорожкой, вытянувшейся от полной луны куда-то за острова.

– Я рад, что ночами вы думаете обо мне, ваше величество, – бесшумно подкрался к ней Ганс Штраубе и низко поклонился, взмахнув шляпой над самым полом. – Это известие вселяет надежду и согревает мою истерзанную душу.

Одет немец был лишь в тапочки, шаровары и рубаху, однако шляпы не забыл.

– Перестань, воин, – довольно улыбнулась Митаюки-нэ. – Ты отлично знаешь, что я люблю своего мужа и никогда ему не изменю. Я подарила тебе трех умелых в ласках невольниц. Чего тебе еще желать?

– Это всего лишь рабыни, ваше величество, – опять склонился капитан. – А вы королева!

– Будет случай, подарю тебе королеву, – пообещала чародейка. – О чем вы доболтались с Енко Малныче за время своей пьянки?

– Мы проложим теплый путь от Троицкого острога воеводы Егорова к нашему.

– Ты обещал этому помешать, – укорила немца девушка.

– Я пытался, Митаюки, – шутки кончились, и Штраубе перескочил на «ты». – Но пойми, они же друзья! Казачья ватага, это не сводный гренадерский полк, и не созванное поместным приказом ополчение. В ватаги в свою охотку сбиваются. Кто кому люб в одну ладью садятся, а кто кому не по сердцу – в другую. Все казаки, кто с Иваном Егоровым в походе, дружны меж собой и порознь быть не хотят! Я понимаю, тебе не по нутру, что муж твой опять воеводу станет слушать, а не твоим советам внимать. Да токмо не беспокойся напрасно. Пять дён пути меж нами выйдет! Тут с приказами не набегаешься. Как ни крути, а земли наши все едино наособицу останутся!

– Чему быть, того не миновать, – смирилась с неизбежным