Земля войны - Александр Дмитриевич Прозоров

«у нас», «у вас» похоже, Матвей Серьга четко различал старый, Троицкий, острог и новый, его волею возведенный. И остроги эти были в его глазах ровней. Наверное, так считали и все остальные казаки из Матвеевой ватаги… впрочем, очень может быть, что и не все. Нужно было навестить бывших сотоварищей, поговорить с каждым… да и обещанное золото не было б лишним. Кстати, все до одного казаки, к какой бы ватаге сейчас ни принадлежали, были должны Строгановым.

– На струге к острогу вашему пройдем? – еще раз уточнил атаман.

Матвей отрицательно дернул шеей:

– К самому острогу – нет, если только через перекат, волоком. Да лучше вам струг у переката и оставить… там у меня и золотишка рядом прикопано, – оглянувшись по сторонам, уже шепотом пояснил казак. – Далеко ходить не надо.

– Как скажешь, – резко кивнул Егоров. – Сейчас, только распоряжусь… и поплывем за твоими лодками. Ишь ты, дикаренышей-то сколько набрал!

– Все, господин атаман, верные и преданные мне вои!

К тем своим людям, что оставались на «Святой Анне», Иван приставил еще двух казаков, из которых одному – Михейке Ослопу – мог доверять, как самому себе, вторым же был Короедов Семка. Маюни с Устиньей поставили на берегу, в лесочке, походный чум, там же, но немножко подальше, обосновался и колдун Енко Малныче со своими учениками, выстроив на скорую руку хижину. Как и все сир-тя, не очень-то жаловал молодой чародей море, зыбкое, опасное, ненадежное. А сейчас Енко еще и ощущал свою ненужность и думал, куда податься. Здешние северные места его не прельщали вовсе – дикая провинция, деревни да леса. И столь же дикие племена «тотемников», поклоняющихся скотам! Вот уж угораздило, занесло – тьфу! Не-ет, нужно возвращаться в более веселые и обжитые места – почему б и не в Хойнеярг? Пересидел ведь опасность, друзья бледнокожие помогли, за что им и спасибо. А теперь… В Хойнеярге-то его, поди, давно искать перестали. Так что – в Хойнеярг, да… Или – сразу в столицу?

– Мы что же, через леса пойдем? – удивленно моргнула Сертако.

Енко обиженно хмыкнул:

– Ну, почему некоторые все время думают, что я остатки разума потерял? Я что – стал таким же дурнем, как старый тюлень Еркатко Докромак, которому мы еще пощиплем перья и уже очень скоро?

– Да вовсе я ничего такого…

– Спокойненько доплывем с нашими белыми друзьями на их большой ладье до обжитых мест, а там… там видно будет – куда.

– Лучше у селения Ватане высадиться, – глухо предложил Ясавэй. – Там передохнем, и…

Нойко Дрянная Рука звонко хлопнул в ладоши:

– А, дружище!!! Чую, чую – понравилась тебе та молодая старостиха! Запала в сердце.

– Да ну тебя, бесхвостый нуер! – Ясавэй попытался было дать мальчишке леща да промахнулся.

– Запала, запала! – отскочив в сторону, дразнился Нойко. – А рука-то у нее тяжелая, ох!

И вновь оберег ударил по вискам! Митаюки как раз собиралась навестить Штраубе, уже накинула на плечи затканную золотой нитью накидку из выкрашенного лыковый корою льна, как вдруг кольнуло в голову. На этот раз юная ведьма вполне себя представила то, что пытался сообщить оберег – кто-то плывет сюда, кто-то такой, встречи с кем Митаюки-нэ так не хотела. Ну, ясно кто – головной атаман Иван Егоров пожаловал со своими казаками. Как бы и Матвеевых обратно не сманил – с него станется! Вот уж этого допустить было никак нельзя, на силе и могуществе белых варваров во многом и невидимая власть чаровницы держалась.

Нет! – девушка злобно ощерилась, подобно вдруг потерявшему след добычи ящеру. Не бывать этому. Никогда!

А что для этого делать? Так ясно, что! Собралась к немцу – вот и надо идти. А заодно и всех остальных казаков навестить. Поторапливаться надо – дело небыстрое.

– Будьте здесь!

Махнув рукой верным слугам – молодому, обязанному хозяйке по гроб жизни, воину Вэсако-няру и скромной девчонке Сай-Меени, не так давно вырванной госпожой из лап неминуемой смерти, Митаюки-нэ покинула атаманские покои и, не выходя на улицу, сквозь прорубленные в поперечных стенах двери, отправилась к немцу, немного сожалея, что нет здесь многоопытной Нине-пухуця, некому посоветовать, некому помочь – самой приходится думать и действовать. И не всегда – правильно.

Да хоть как!

Главное – не сидеть, опустив руки.

Штраубе она застала там, где и ожидала застать – в опочивальне, нежащимся в обществе трех заговоренных на паучье заклятье рабынь, исполняющих не просто каждое желание своего хозяина, но и любое движение его мысли. Вот и сейчас, едва только в почивальню, вежливо постучав в косяк, заглянула высокая гостья, немец только лишь бровью повел – а наложницы уже исчезли из глаз, словно сгинули, прихватив с собой разбросанную по полу одежду. Сам же бравый вояка раздеться еще не успел, так и лежал, в штанах и сорочке.

– Плохо дело, славный мой Ганс, – напустив на себя нарочито озабоченный вид, Митаюки уселась на край ложа, словно бы невзначай положив руку на горячее под рубахой плечо наемника из далекого Мекленбурга. – Верные люди докладывают – в верховьях Ямтанга вновь зреет мятеж. Муж же мой, атаман Матвей Серьга, нужен здесь, ты знаешь. Ах, без тебя не обойдемся, милый Ганс! Кому же еще, как не столь славному и опытному вождю возглавить войско?

– Повоевать? – весело засмеялся немец. – Вот это дело! Клянусь святой Бригитой, всегда готов… как и к тому, чтоб поцеловать вас, моя прекрасная королева!

Ах, напрасно юная ведьмочка явилась к старому кондотьеру вот так, запросто, в узких, облегающих бедра оленьих штанах и тонкой накидке, скрепленной на плечах нефритовыми, оправленными в золото фибулами и при ходьбе не скрывавшей почти ничего, ну разве что – грудь. Впрочем, гостья специально так села, чтоб и грудь обнажилась слегка… ой, не напрасно!

– Ах, госпожа моя! – спрыгнув с ложа, Штраубе упал на одно колено. – Целую ваши ручки.

Спрятав улыбку, Митаюки-нэ с царственным видом протянула для поцелуя опущенную вниз ладонь – была у них с немцем такая игра, что ли.

Коснувшись устами теплой золотистой кожи, Штраубе нежно провел ладонью по девичьему локотку, погладил предплечье… добрался и до плеча… и грудь почти до соска обнажилась…

– Ну, хватит! – с напускной суровостью чаровница отдернула руку.

Мягко колыхнулась накидка, скрыв то, что ей и положено было скрывать.

– Я мужа своего люблю, ты знаешь!

– Так и любите себе на здоровье, сердце мое! – рассмеялся немец. – Мужа любить не только можно, но и должно. Однако же это вовсе не преграда для куртуазных манер…

– Для каких-каких манер?

Немец подскочил:

– О,