Вадим Волобуев - Кащеево царство

Ознакомительный фрагмент

– На память не молятся, Завид. Память лелеют. Не лукавь со мной. Ведь я и есть твой страх.

– Ты – идолище богомерзкое, вот кто! И я плюю на тебя.

Боярин набрал в рот слюны и харкнул. Плевок подлетел и упал ему на лицо. Звёзды мгновенно исчезли, словно кто-то дунул на свечи, и боярин погрузился во тьму. Ошеломлённо озираясь, он выпростал вверх руку, поводил ею в темноте, затем вытянул её в сторону и упёрся пальцами в тряпичную стену. Всё ясно. Он в чуме. Но откуда взялось звёздное небо?

Завид стёр слюни со щеки, сел, потёр тяжёлую голову. Перед глазами запрыгали искорки, накатила и спала красная пелена. Он откинул полог, вдохнул морозный воздух и на четвереньках выполз наружу. По снегу метались корявые тени. Багровые отсветы ложились на утрамбованную днём поляну. Боярин помотал головой, соображая. Кругом торчали чумы, меж них теснились нарты и олени. По всему выходило, что он в новгородском стане.

До его уха донеслись обрывки разговоров.

– Славно горит!

– Кто поджёг-то? Наши что ль?

– Гадай теперь! Вроде, бьются там…

– Да почём знаешь? Может, запалили ненароком!

– А с чего зырянин тут голосил? Не слыхал, что ль?

– Да он дивный. Одно слово – чудин.

Завид Негочевич тяжело поднялся на ноги, поглядел на зарево, дрожавшее над кромкой леса. Багрово-розовый шар, не опадая, подпирал собой звёздную пропасть, словно само солнце решило выбраться из подземной реки прежде срока и рвалось вверх, выжигая себе путь в громадном плаще Этпос-ойки – владыки ночи.

На краю стана собрались челядины и, разиня рты, наблюдали за чудесным зрелищем. Там же стоял и поп Иванко, непрерывно крестившийся и бормотавший молитву. С верхушек деревьев на людей сигали огромные тени. Боярин поднял глаза: в переплетении ветвей он увидел тёмных волосатых тварей с горящими жёлтыми глазами, раза в два больше человека, с длинными когтями и острыми, как шлемы варягов, головами. Скаля клыки, твари странно извивались, будто плясали, а зарево чертило жуткие фигуры на снегу. Завид Негочевич издал громкий рык.

– Пошли прочь, исчадья ада!

Челядины обернулись, их лица повеселели.

– Оклемался, боярин? Не надо ли чего?

Завид направил указующий перст на кривляющихся бесов.

– Слуги нечистого явились, чтобы потешаться над вами, а вы и ухом не ведёте. А ну хватайте секиры да колья, и ты, батюшка, тоже с нами иди. Здесь одним оружьем не управиться. Здесь слово Божие потребно.

Смерды перевели взоры на деревья.

– Не серчай, Завид Негочевич, а только пусто там. Тьма и тьма. Уж ты прости нас, убогих.

– Молчать! Запорю. Ну-ка взяли оружье в руки. Где мой меч?

Людишки засуетились, забегали по стану, вытаскивая кто рогатину, кто секиру, кто лук со стрелами. Вскорости принесли и боярский меч в ножнах. Завид не стал перепоясываться, вытащил клинок и махнул рукой.

– Пошли за мной. Сейчас мы им зададим. Узнают, каково насмехаться над Христовым воинством.

– Истину молвишь! – вдруг возопил священник. – Вижу, снизошёл на тебя дух Божий! Ангелы вострубили бой с отребьем Сатаны. Аллилуйя, боярин! Руби их мечом Гедеона, покуда все не полягут! Благословляю тебя на битву.

Завид зашагал прямо в чащу. За ним робко потянулись людишки. Замшелые сосны истуканами выплывали из мрака, пышные ветви елей перепончато липли к тулупам, невидимые в темноте кусты цеплялись за одежду, с треском скребя по ткани. Вои спотыкались о засыпанные снегом валуны, где-то далеко за деревьями огромным багровым оком мигал пожар в югорском городке. Оттуда доносились крики, звон металла, глухие удары чего-то тяжёлого о землю. Наверху, в густых уродливых кронах, метались непроглядно чёрные призраки с жёлтыми буркалами.

– А ну слезай, – орал им боярин, потрясая мечом. – Ишь забрались, погань проклятая. Слезай, говорю. Биться будем.

– Ты кому это говоришь, господине? – осведомился бородач, недавно привезший его в стан.

– Ослеп, дубина? Тварям этим, что по деревьям шастают. Ужо я им покажу.

Челядины задирали головы, пытаясь высмотреть таинственных созданий, но ничего не видели. Однако боярину перечить не смели. Поп опять заголосил:

– Осанна тебе, Завид Негочевич! Глаза твои зрят незримое, чуют нечувственное. Бог дал тебе сей дар, дабы покарать нечистого…

– Подействуй-ка на них распятием, отче, – велел боярин.

Священник схватился за медный крест, висевший на груди, поднял его кверху.

– Изыди лукавый, изыди нечистый! Прочь отродье сатанинское! Отступись от рабов Божиих!

Он бесновался и прыгал по сугробам, а чудища таращили на него жёлтые глазищи, шипели и щёлкали языками.

– Никак припекает? – торжествующе крикнул им Завид Негочевич.

Смерды трусливо жались к нему, растерянно озираясь. Твари стали швыряться в отца Иванко чёрными мохнатыми шарами, извлекаемыми прямо из телес, но шары эти таяли на лету или взрывались, не причиняя попу вреда. Тот пел псалмы и осенял крестом всю округу. Наконец, чертенята смирились и, ловко перепрыгивая с ветки на ветку, устремились к капищу.

– Не уйдёшь, – пророкотал боярин, бросаясь за ними вдогонку.

Городок подожгли с двух сторон: от ворот и от княжьего терема. Занялся он быстро, так что спустя пару часов выгорел почти целиком.

Ядрей с залитым кровью мечом шёл меж полыхающих домов. Повсюду сновали его ратники: волокли отнятое у местных добро, сдирали с девок одёжу, добивали раненых врагов.

– Может, напрасно мы град-то спалили, пермяк? – спросил он идущего рядом Арнаса. – Всё ж таки укрыться можно было в случае чего.

– Недобрый место, – оскалился зырянин. – Укрыться – нет. Место убивать.

– На ведунов, значит, напоролись?

– Так. Ловушка. Как на хозяин лес. – Зырянин сделал страшные глаза и выставил пальцы, изображая медведя.

Кругом летал пепел, рушились обгорелые кровли, носились клубы дыма, стоял неумолчный треск поленьев. Тут и там лежали мёртвые югорцы, валялось разное тряпьё, берестяные коробки, туески, осколки горшков. Где-то слышался отчаянный собачий лай, носились олени с обожжёнными боками, у чудом уцелевшего лабаза выл, хлопая красными глазами, мальчишка лет пяти.

– Знать, не напрасно о тебе молва идёт, что ты – кудесник, – сказал Ядрей, вытирая снегом меч. – Как распознал западню?

– Дым в горшки. Дурной. Человек дышать – быть глупый, – объяснил Арнас.

– То-то чую, у меня котелок не варит. Будто во сне хожу… – Ядрей с отвращением огляделся. – Уносить отсюда ноги пора, вот что. Скоро всё в золу обратится. – Он заметил пробегавшего невдалеке воя с мешком за плечами и крикнул ему: – Эй, православный! Где Буслай?

– А пёс его знает, – откликнулся тот, пожав плечами.

– Разошлись молодцы. Пора унять. – Воевода вытер пот со лба. Жар от полыхающих домов стоял ужасный. – А ну кончай грабёж! Всем идти к стану.

Рявкнул – и сам направился к распахнутым настежь воротам, заворачивая всех встречных.

На одном из перекрёстков возвышался потрескавшийся от старости идол. Чёрный, почти окаменевший за многие века, он взирал огромными слепыми бельмами на погибающий город и словно плакал от скорби. А внизу, благоговейно задрав голову, стоял попович Моислав, что-то беззвучно шептавший обветренными губами.

– Уходим, – толкнул его воевода. – Хорош таращиться.

Попович очнулся, повернул к нему голову, прищурился.

– Глянь, – показал он на идола. – Разве не жутко тебе, воевода? Он ведь, бог-то этот, всё видит: и как мы народ его губим, и как добро отнимаем, и как дома его палим. Хорошо ещё кумирню не тронули. Иначе несдобровать бы нам.

– Иди-иди, кликуша. Не каркай.

Моислав криво ухмыльнулся и направился вдоль горящих домов к воротам.

Уже приближаясь к частоколу, увидели купца Савку. Тот сидел на каком-то пеньке и, низко склоня голову, от души блевал. Рядом стоял товарищ его, Сбыслав Волосовиц и сочувственно похлопывал приятеля по спине.

– Никак, проняло? – усмехнулся воевода.

Савелий бросил на него измученный взгляд.

– Дыма надышался, – объяснил Сбыслав.

– Что ж ты за вой такой, коли дыма не выносишь? – укоризненно произнёс Ядрей.

– Да не этого, а там, у князька. Небось помнишь!

– Воскурений-то? – Ядрей покосился на Арнаса. – Выходит, прав ты был, пермяк. Коварный это город.

Подхватив под локти Савку, Арнас и Сбышек поволокли его прочь из городка. Воевода остался на месте, поджидая остальных. Со всех сторон к нему подходили ратники, разгоряченные, чумазые, в рваных кафтанах, под которыми проглядывали кольчуги; они тащили позвякивающие волокуши, гремели туго набитыми мошнами. Некоторые за руки и за ноги несли раненых и убитых товарищей. Потери, к счастью, были невелики – застигнутые врасплох югорцы не долго сопротивлялись. Вскоре у ворот появился Буслай – вожак ехал на нартах, подбоченясь, и зыркал вокруг надменным взором. Ядрей осклабился, раскинул руки, чтобы обнять ушкуйника.

– Славно ты сегодня бился, – сказал он. – Без тебя туго бы нам пришлось.