Оберег - Дмитрий Игоревич Сорокин

class="p1">— А ты уверена, что тебе так уж надо мечом владеть? Война — дело мужское, грязная работа… Хотя, конечно, доблесть там, слава и все такое прочее… Но все ж таки девкам на войне делать нечего… И ты учти, что отец твой тебе то же самое скажет.

— И ты туда же… — поморщилась Мила. — Ты такой же зануда, как и моя мать! — она пришпорила коня и унеслась вперед.

— Ишь, недотрога какая! Меч ей подавай… — проворчал Руслан, в свою очередь, пришпоривая коня.

— Хозяин! Больно же! Словами попросить не мог?! — возмутился конь.

— Цыц, волчья сыть! Разговорчивый больно стал! Отдам смердам, будешь остаток дней своих плуг тягать — узнаешь, почем пуд лиха…

К вечеру достигли обитаемых мест: у дороги притулилась корчма, поодаль виднелись заснеженные крыши десятка изб. В корчме, кроме маявшегося скукой престарелого корчмаря, никого не было. Увидев посетителей, хозяин рассыпался в улыбках:

— Добро пожаловать, путники! Садитесь, садитесь! Обогрейтесь, поешьте, попейте! Устали ведь, поди, с дороги!

— Есть такое. — кивнул Руслан. — Здрав будь, хозяин. Нам еды, питья, две комнаты.

— Есть мясо, есть похлебка, есть мед, есть варяжское пиво, ромейское вино, квас, щи, сбитень. Чего изволите?

— Мяса и пива. — ответил богатырь, покосившись на Милу.

— Похлебки и квасу. — тут же заказала она.

— Сей момент, сей момент! — засуетился корчмарь. — А комнат точно две? — Руслан молча показал ему кулак. — Хорошо, хорошо, две так две.

Пока хозяин возился с едой, пока путники ели-пили, погода за порогом изменилась. Расшитый звездами темно-синий бархат неба затянули мутные тучи, замела-закружила вьюга.

— Добро, что до корчмы добрались. А то в дороге в такую погоду попасть — не приведи боги! — прошептала Мила, передергивая плечами. Руслан услышал ее и кивнул.

— И вот что я тебе еще хотел рассказать о мечах, боях и прочих вещах, о которых ты так горячо мечтаешь. Ходили мы два года тому назад на вятичей. Упрямые они ребята, дань платить никак не желают, вот мы постоянно и пытаемся их примучить. Дурные они, не понимают того, что вместе — проще. И жить, и воевать. Нахлынет Степь — так сообща ее можно сдержать, а по одиночке? Всем гибель. Ну, вот, ходили мы на вятичей. Кое-какие племена их мы пару лет назад данью все же обложили, так они там на этот год, вроде как, восстали немножко — порубили отряд, посланный за оброком. А князь обозлился и повелел скарать их всех на горло, дабы неповадно было. Пришли мы в их земли, и вот тут началось… Они в открытую драться никак не желали, все больше из засады, по подлому. Понимали, что в честном бою не устоять им. Воевода наш тогда осерчал крепко, и приказал предать огню и мечу все их веси. Только не все так просто оказалось: до весей-то тоже добраться надобно, а пока дойдешь — тут тебе и волчьи ямы с кольями, и стрелы из лесу частенько вылетают. Был у меня друг закадычный, Карасиком звали. С младых ногтей вместе мы были, не одну передрягу пополам расхлебали. И вот как-то мы прорвались в весь… Воину рассуждать не положено, приказано: скарать. Огнем и мечом. Скарали. Страшная потеха была. Когда мужчины, все, кто оружие держать мог, и стар и млад, полегли, супротив нас бабы пошли с ребятишками. А мы их мечом… и избы пожгли. И, когда все закончилось, стали мы собираться обратно, другов своих пересчитывать. Дюжины недосчитались, среди них и Карасика моего. Пошел я тогда его искать. Нашел… Лежал он возле спаленной избы. Десница отрублена, сам весь иссечен, вместо головы — каша кровавая… И два синих глаза глядят из этой каши… Он умер сразу же, как меня дождался. У нас с ним уговор такой был — не уходить в Вирий, с другом не попрощавшись… Он успел прошептать мне лишь пять слов: «Руслан, зачем мы это сделали?», и только потом ушел окончательно. Два года прошло, а до сих пор мне его глаза ночами снятся. Я — воин. Я князю на верность присягнул и клятву никогда не нарушу. Да, я люблю силушку выказать, благо немало ее у меня. Да, хорошо подвиг-другой свершить, и людям польза, князю и мне — слава, да и просто приятно: будет, чем на пиру похвастать. Но война — это дело другое. Да и за страховидлами девкам неча гонять: дом-то должен на ком-то держаться, али как? Вот так, Мила… Эй, хозяин! Где там твое пиво?!

Мила долго сидела молча. Иногда качала головой, то задумчиво, то иронично. В конце концов не выдержала:

— Ну, добро, война — это, конечно, дело не женское. Но откуда тогда столько кощунов о бесстрашных воительницах? И, потом, вот давай представим такую картинку: ты — богатырь на княжеской службе. Я — твоя жена. — у Руслана почему-то защекотало где-то внутри. — Ты целыми летами пропадаешь на заставе своей богатырской, а мне что прикажешь делать? Вышивать? А кто тебе будет порты стирать?

— Воин в походе сам себе и прачка, и кашевар и еще многое что. — усмехнулся Руслан. — А ты, будучи женой, должна дома сидеть, хозяйство вести, детей растить. У каждого богатыря тыл прикрыт должен быть. И тогда его уже ничего, кроме службы, не заботит. Ясно?

— Ты говоришь, как воевода перед молокососами!

— Как мне в свое время эту мысль растолковали, так и я тебе объясняю. И нечего зубоскалить! — он уже начинал сердиться. В самом деле, что такое? Ладная девка, хороша собою, такую бы в жены сам хоть сейчас взял. А ей ратные подвиги в духе княгини Ольги подавай! Интересно, кстати, сама Ольга-то хоть раз в жизни меч в руках держала? Она же, вроде, греческого Христа почитала… Но хитра была — это наверняка. Надо будет поспрошать кого-нибудь знающего, из стариков желательно. А хотя бы Асмунда…

— Вот твое пиво, витязь. — подошел корчмарь. — Комнаты готовы, на втором поверхе. Платить когда будете?

— Держи, хозяин. — Руслан протянул ему несколько монет. Хорошо, хватило ума порыться в разбойничьем барахлишке. Кое-что из трофеев имело несомненную ценность — два кошеля с золотыми монетами, например. Некоторая озабоченность исчезла с лица хозяина корчмы и он убрался.

— Руслан, а расскажи еще что-нибудь. — попросила Мила.

— А чего рассказывать-то? Я еще своих подвигов и не совершил вовсе. Эвон, Микула, например. Еще во время Полоцкой битвы как отличился! Сообща с тиверцами ворота городские открыл! Да и потом много чего понасвершал. Про Илью, Добрыню и Лешака я уж вовсе не говорю — про них каждая собака на Руси знает… Вот,