Нечисть. Ведун - Tony Sart

по своим остаткам разумения. Где-то при жизни ушла девица от несчастной любви или же руки на себя наложила – и вот последнее, что при ней осталось, силится вернуть. Неразумная она. Оттого, возможно, и борение против нее – отражение показать, чтобы на миг хоть поняла мертвячка свою страшную участь.

Молчан кивнул. Само собой, он не сомневался в моих словах: ведуну не верить никакого не было резона, но что-то теперь давило обычно веселого друга.

Мы уже почти дошли до главной улицы, когда Молчан вдруг сказал тихо:

– Жалко ее, Неждан. Несчастная.

Я кивнул.

Мы попрощались скупо, хлопнув друг друга по рукам. Разошлись. Молчан побрел к себе (думаю, что сейчас он бы даже под страхом расправы не пошел бы к Красимире), а я пошагал обратно в корчму. Переночевать.

С рассветом мне предстояло идти на погост, искать могилу мертвячки.

Упокоить.

Чтобы не таскала себе женихов из мира живых.

В заплечном коробке между рукописей, скарба и походного хлама уютно пристроился маленький медный поднос.

Позвякивал.

Русалка

Быть тебе быстрою водой, камышом шуршать.

Выйдут всей семьей в путь последний свой провожать.

Будут ночь на воде огни по тебе гореть.

Ведь теперь в темной глубине с нами песни петь.

«Русалка», WaveWind

Сколько себя помнил, жил я и рос в капище ведунов, под присмотром наставников. С младых ногтей не знал отца своего и матери, неизвестно было, откуда я родом. Про то Ведающие крохам говорили без утайки – все мы, маленькие, были сиротами.

Нелегка судьба людская, не всегда солнечно да ласково под небосводом на Руси Сказочной, а потому полнится земля родная дитятями без родительской любви и ласки. Где набег басурман разорит окрестности, где болезнь страшная да лютая проредит людей, а где и Небыль рубеж теряет да пускается во все тяжкие. И остаются на пепелищах да в опустевших селах сироты, кому выпало в живых остаться. Вот и приносят их люди сердобольные в капища ведунские – на воспитание. Себе-то приживалку оставлять – лишний рот кормить, а так дело доброе. Да и перед ведунами отметиться хорошим. Зачтется, глядишь.

Быт ведунов нелегок. Всё своими силами. И поле засеять, и кафтан залатать, и хату покосившуюся поправить. А промеж этого обучение строгое.

Наше-то капище было совсем небольшое – считай, с десяток дворов с низкими землянками-скатками, почти вросшими в мшистые нагорья, да несколько улочек, паутиной сходившихся к соборной площади, под хмурые незрячие очи деревянных истуканов. Высились над капищем три дядьки-пращура. Следили, чтобы отроки заветы ведунские исполняли. Из угодий лишь пара полей куцых, под засев, да с десяток живности. Конечно, не брезговали и тем, что окрест природа дает: где рыбку поудить у ближайшей заводи, где ягод да грибов из лесу натаскать. Тем и живут ведуны, а большего и не надо.

Говорил порой старый Баян, что есть и другие капища, раскиданные по землям родным. А где-то на севере возвышается острог чудесный, в котором самые мудрые Ведающие обитают. Подзуживал наверняка нас старик: какой еще острог, зачем ведуну от мира кольями отгораживаться?

Часто вспоминаю я свои юные годы.

Как росли мы, как озоровали, как заветы постигали.

Кроме знаний древних, что втолковывали нам наставники, учились мы в ладу жить с нечистью, общаться учились, видеть!

Ведь Быль и Небыль вроде и в одном мире, а все своими дорожками ходят. Трудно напрямую простому человеку выйти на разговор честный с нечистью. Разное у них бытие. Оттого веками ведуны ищут обряды, пробуют новые тропки найти, людям да нечисти эти советы передают.

А для того сам ведун должен уметь, когда надо, Увидеть, нащупать.

Помнится, часто заставляли нас, маленьких еще, садиться в хате какой в потемках и глядеть. Рассядемся мы стайкой, таращимся незнамо куда, пытаемся увидеть невидимое.

Ох, не сразу приходит это умение да нелегко дается. Навсегда запомнил я, как в один из многочисленных часов такого бдения увидел, как в углу вдруг проступать стало шевеление, ворочался будто кто. Я, не веря своим глазам, начал всматриваться до рези под веками, пока не разобрал в сумерках: старушка. Востроносая, в перепачканном передничке, натянутом на многочисленные юбки. Юркая, вертлявая. И ма-а-а-ахонькая. Не больше курицы, наверное. И ноги! Ноги-то тоже куриные.

Кикимора!

Шустро засуетилась старушка, что-то стала ворчать, копаться в юбках, семеня лапками, и враз замерла. На меня уставилась.

С миг постояла, застыв, как испуганный зверек. И вдруг с бессвязной руганью юркнула за печку, исчезла.

Тогда я, еще малец годов пяти от роду, впервые Увидел нечисть.

Радостно заверещал я тогда, напугав других детей, стал тыкать пальцем в сторону печки, глядел на наставника Стояна, переполненный гордостью. Получилось!

Улыбнулся одними глазами Стоян, следивший за нами, дабы нечисть какая бед не натворила малышам, кивнул коротко: верю, мол.

И я остаток дня ходил, обуянный гордостью: одному мне тогда далось сие.

Уже ведуном стал, думал.

Мальчишка, что взять.

Позже рассказал нам Баян, что не каждую нечисть так Углядеть можно. Те, кто на свой ритуал завязан, в чей путь ты не входишь, просто так не явятся. Хотя многие из Небыли любят и сами показываться людям. Те, что из мелкой да добронравной нечисти, так вообще тянутся к людям, а порой и подражают. Кто сарафанчиком щеголяет, кто кушачок подвяжет на мохнатое пузо.

Много нам за годы обучения рассказывали наставники. То, что практикой веков собрано. За что вдоволь жизнями плачено. Про приход людей в земли русские, про великие Споры, про появление первой нежити – нечисти гадкой, смертью людской порожденной. Много тайн и сказаний передавали в молодые головы.

И мы росли, ума да умения набирались.

Со временем поняли, что в капище живем мы рука об руку с многочисленной нечистью домашней, хозяйственной. В ладу да почтении. Шастали меж домов юркие хлевники, гоняя полевок; довольно ухал и поддавал жару в парной день закопченный банник, заставляя ведунов кряхтеть; строго следили домовые, чтобы не озоровали отроки, готовясь к трапезе, посуду не побили да кашу не пожгли; гаркал на непослушных гусей дворовой, силясь образумить наглых птиц. Да и в окрестных лесах и речках, как я со временем уяснил, были мы на короткой ноге с нечистью. Ладно жили, в мире.

Хотя порой, помню, случалось всякое.

Летом это было.

Жаркая, зеленая пора.

Золотое теплое солнце, казалось, проникало в любую щель.

Вот