Андрей Плеханов - Бессмертный

– Ну ты скажешь, – засмеялся Вадим. – Фантастики, что ли, дешевой начитался? Телепатия! Если бы я заставил компьютер телепатически общаться, мне можно было бы сразу отправляться за Нобелевской премией, а не в каких-то там психологических программках ковыряться! Да и не верю я, честно говоря, ни в какую телепатию. Нет, конечно книжки про это я люблю почитать. "Монстр-убийца терроризирует город, вторгаясь в мысли обитателей и разрубая на части ихние мозги!" Это только в книжках бывает.

– Вот ты какой, значит. Диалектик-материалист. Ну что же, тебе виднее. И на какой стадии сейчас твои разработки? С Наполеоном еще нельзя потрепаться?

– Да нет, – засмущался Вадим. – Похвастаться мне пока нечем. Не знаю – что тут не так? Может быть, объема оперативной памяти не хватает? Нет жизни в моих образах, и все тут! Трупы какие-то говорящие. И словарный запас-то у меня наработан огромный, и жаргонные выражения вводил, и ситуации общения миллион раз моделировал. Все равно, с первых слов чувствуется, что общаешься с машиной, а не с человеком. А уж как пошутит – просто плакать хочется! Иногда думаю – выкинуть нужно к черту этот фразеологический синтезатор. Назаписывать стандартных предложений на все случаи жизни. Как в метро, на магнитофоне: "Осторожно, двери закрываются! При сходе с эскалатора не наступайте на свои шнурки!" Гроб с музыкой!

– А у тебя и не получится, как с человеком. Потому что слова – это еще не все. Кое-что в твоем компьютере будет отсутствовать всегда.

– Что же?

– Душа.

– Опять двадцать пять, – раздраженно сказал Вадим. – То ему телепатию подавай, то душу в компьютер вкладывай. Где ты видел, чтобы у неживого предмета была душа?

– Всякое бывает. Может быть, твой компьютер живет своей, недоступной нам жизнью и смотрит на нас свысока, как на явления более низкого духовного порядка? Нам никогда не подняться до его уровня – жалким млекопитающим, сделанным из белковых коллоидов и вынужденным ежедневно поглощать огромное количество переработанных останков подобных нам органических существ. А?

– Ха-ха, – грустно произнес Вадик. – Мне очень смешно.

"Вот, значит, как обстоят дела, – Дема медленно переваривал информацию. – Полтора года мы с Петровичем работали в одном учреждении. Подметал он себе дорожки, жег мусор, да старательно отворачивал свою бородатую физиономию, когда я проходил мимо. Чтоб не примелькаться. А я еще удивляюсь, откуда он так много про меня знает. А он пас меня, как овечку – своего будущего преемника. Да заодно компьютер осваивал..."

– Слушай, Вадим. Если в компьютере стерта какая-то информация, восстановить ее можно?

– Раз плюнуть. Ну, правда, смотря как стерта. Если ты просто стер какой-то файл, или даже группу файлов, то я берусь восстановить тебе все, как было. Если, конечно, ты не работал на компьютере после этого. Дело в том, что, когда ты даешь компьютеру задание стереть файл, он просто уничтожает первую букву его названия в головном списке – информация остается на диске, но он как бы делает для себя пометку, что она уже не нужна. Если ты будешь потом вводить новую информацию, он будет стирать старую, ненужную, и записывать на ее место новую. Есть специальные программы для поиска и восстановления стертых файлов, типа "UNERASE".

– Это ерунда. Такое я и сам могу сделать. Подумаешь, UNERASE запустить. Там дело намного серьезнее. Там, похоже, стоит гигантский блок, типа мощного вируса, и не дает вообще дотронуться до памяти.

– Это интересно... – Глаза у Вадима загорелись. – Жалко, времени сейчас нет. Твой компьютер гробанулся?

– Да. У меня есть для тебя работа. Прямо сейчас. Собирайся, поехали.

– Слушай, Дем, давай попозже. Я же тебе говорил – у меня сейчас запарка. Через недельку я тебе все сделаю.

– Нет. Тебе придется бросить все. Заболей, возьми больничный, выкручивайся как хочешь. Работа очень срочная. Я тебе заплачу.

– Да ладно, Дем! Что я тебе, за так не сделаю? Пузырь потом вместе раздавим, и порядок. Но попозже.

– Пятьсот долларов, – произнес Демид. – И сейчас.

– Пятьсот?! – Вадик вытаращился на Демида, как на ненормального. – Ты сдурел? Или банк ограбил?

– Что-то типа этого. Ты глазки-то закати свои обратно. Тебе за эти пятьсот попыхтеть еще ох как придется! Поехали. Время не ждет.

ГЛАВА 9

Лека едва успевала за Демидом. Он бежал впереди и поток ледяного воздуха смягчался, не так резал лицо. Лека знала, что не стоит отвлекаться, думать о том, как трудно бежать и сколько еще километров шлепать по обледенелому тротуару. Тогда бег становится и вправду тяжелым и нудным занятием. Она постаралась привести в порядок свои мысли, упорядочить дыхание. "Хээй-се... Хээй-се..." Но мысли ее невольно возвращались к Демиду, чьи лопатки неутомимо двигались перед ее носом. Он бежал в майке и спортивных трусах, несмотря на ранние заморозки, и Лека не могла не залюбоваться снова этой мускулистой спиной. Ей захотелось догнать Демида, остановить его, повернуть к себе лицом. И прижаться к нему... Она глубоко втянула воздух, вытесняя из сознания непозволительные слабости.

Интересно, что будет, если она сейчас потихонечку отстанет, спрячется в кусты, а затем и вовсе сбежит от Демида? Ну, то, что он ее найдет – дело ясное. Интересно, как быстро? Час? День? Вряд ли дольше. А скорее всего, сразу почувствует ее отсутствие, догонит и вежливо, но настойчиво вернет на дорожку.

Конечно, она не против всех этих тренировок. Сперва она активно сопротивлялась такому насилию над своим телом, но потом с удивлением обнаружила, что привыкла к этим утренним пробежкам, к обливаниям под холодным душем, к этой странной китайской гимнастике (вроде бы, ничего трудного – плавные медлительные движения, а нагрузка такая, словно штангу толкаешь). Но все же, Демид мог бы обращаться с ней и понежнее! Не надо забывать о том, что она девушка, а не боец спецназа. О том, что ей так не хочется вылезать утром из теплой постели, ей так больно, когда он хладнокровно бьет ее на тренировке ("Не хнычь! Не блокировала удар – сама виновата. Что значит – быстро бью? Я и так еле двигаюсь! Давай-ка попробуем еще разочек").

ОНА – НЕЖНОЕ, КРАСИВОЕ, МИЛОЕ СУЩЕСТВО, КОТОРОЕ ТРЕБУЕТ ЛАСКИ!!!

Последние слова Лека громко произнесла про себя, чтобы Демид услышал ее мысли и хотя бы немножко прозрел. Да куда ему прозревать-то! Он и так видит ее насквозь, чурбан бесчувственный!

Лека споткнулась и едва не полетела носом вниз. Это было напоминание от Демида, чтобы не отвлекалась и не приставала к нему по пустякам. Всегда так!

Она точно не знала, какими возможностями обладал этот человек. Она лишь догадывалась, что он старается приглушить свои необычные способности. Контроль над собой порою давался Демиду с трудом – он словно сдерживал вулкан, бурлящий внутри него. Лека чувствовала это совершенно отчетливо – медиумические способности детства вернулись к ней быстро, и разговаривая с человеком, она оценивала его уже совершенно по-другому. Демид прибег к обычной медитативной практике – он научил ее концентрировать внимание, отключаться от внешнего мира, черпать энергию из той магической окружающей все и вся силы, которую в Китае называют "Ци", а в Индии "Прана". Дема редко теоретизировал, объясняя ей основы своего мировоззрения. Он был субъектом легким в общении, остроумным, и разъяснения его были очень доходчивыми. И все же Лека чувствовала, что смешливость, человечность, добродушие – признаки какого-то другого, прежнего Демида. Она же все чаще видела Демида хладнокровного, с ледяным отстраненным взглядом, с вежливой, но не эмоциональной улыбкой. Он неожиданно сбрил бороду (объяснил, что допекли Лекины приставания) и Ленка поняла, почему он носил ее. Борода маскировала жесткое выражение лица, придавала ему большую человечность. Видела Лека и то, что сам Демид пытается бороться с этим новым началом, привнесенным в него извне, старается сохранить свою прежнюю сущность. Внутренняя борьба отнимала у него слишком много сил – в компании он мог шутить весь вечер напропалую, ухаживать за девушками (Лека старалась не ревновать), но вечером, дома, он словно покрывался инеем. Он часами сидел в кресле с закрытыми глазами, и мысли его в это время были закрыты щитом, непробиваемым для Леки. Она старалась не подходить к нему в такие моменты.

Сторонник классического психоанализа объяснил бы состояние Демида активным подавлением собственной сексуальности. Лека и вправду чувствовала, что что-то такое было – они жили в одной комнате, спали в одной постели (хотя и под разными одеялами), и девушка явно осознавала, что Демид относится к ней небезразлично. Но она также понимала, что в нем живет внутреннее табу, не разрешающее сделать ее объектом своих сексуальных притязаний. Запрет на любовь был частью того большого отпечатка какой-то известной только Демиду Системы, который поселился в нем и замораживал его душу.

Сама Лека довольно долго не чувствовала потребности в половой жизни – сеансы общения с "рубинчиком" разряжали ее не хуже любого мужчины. Сперва они происходили каждый день, но затем Демид объявил, что ее потребность к наркотикам снята, и теперь ей надо отучаться и от рубина. Сеансы эти проходили все реже. Лека уже совершенно не чувствовала тяги к наркотикам, ей даже думать было противно об этом идиотском пороке. К магическому камню тянуло ее теперь по новой, не менее веской причине. Она чувствовала, что в ней накапливается сексуальная энергия, не находящая выхода. Она отдала бы полжизни за минуту настоящей физической близости с Демидом (и только с ним!). Она часто ловила себя на том, что представляет обнаженное красивое тело Демида, представляет, как его руки скользят по ее телу, как она, выгнувшись в истоме, подается к нему... Лека просыпалась вся мокрая и с завистью смотрела на Демида, который посапывал, повернувшись к ней спиной. Он так хорошо мог контролировать свои чувства...