Мария Семёнова - Славянское фэнтези

— Это не мир, это — событие. Да и какая разница?! Это же сказка!

Шар разбухал: теснил парты, заставил учеников отбежать к стене. Паутина превратилась в сеть — яркую и пульсирующую.

— Нас уже ничто не спасет, — прошептала волшебница. — Мы слабее и займем их место, а они — наше! Понимаешь?!

— Н-нет, — пролепетал Никита.

Он правда не понял — не успел. Шар сбросил путы. Сеть ринулась в небесную синь и развернулась. Огненные ленты пали на широкие луга, дремучие леса, чистые реки и высокие горы. Вывернувшись наизнанку, сеть начала стягиваться снова.

Синяя полоса рванула на белую, проглотила четверть и замерла. Леша подвигал мышкой: неужто подарок предков завис? Нет. Ноутбук исправно перебрасывал странички из одной папки в другую. В окно заглянуло солнце. Свет лампы поблек, стекло экрана превратилось в зеркало. Леша нахмурился: извечную причину насмешек — оттопыренные уши — лучи светила превратили в розовые полупрозрачные ломтики. Пришлось задернуть занавеску. На экран вернулись привычные окошки программ. Синяя полоса дернулась и одним прыжком одолела половину пути. Леша улыбнулся: представилось, как завтра в школе небрежным движением положит на парту изящный чемоданчик.

Пусть друг наслаждается победой — Леша отыграется, но потом, и новый фильм посмотрит, но вечером. Сейчас важнее всего факультатив. И тема самая что ни на есть подходящая: теория синтеза вымышленных миров.

Предложи ее физичка месяц назад — народ бы только поморщился: теория хоть и любопытная, но, как о ней ни рассказывай, теорией и останется. Но теперь в отдельном кабинете, оберегаемый от учеников и пыли, стоял подарок шефов: пространство-синтезатор. Увидеть его в действии мечтал весь класс. Тем напридумывали — на год хватит! Но физичка запросила расчеты, и крикуны опустили глаза. Один Леша обрадовался — вот он, повод! И заветный чемоданчик в класс принести, и себя показать. А тема… есть тема!

Синяя полоса рванула к финишу. Странички застыли и сгинули. Новая, и последняя, порция историй про Иванов и Василис добавилась к прочим, выуженным из Сети за неделю. Леша трижды сплюнул через левое плечо и запустил программу.

С природой и нарядами ноутбук справился сам. Разбираться с персонажами пришлось Леше. Такого подвоха он никак не ожидал. С Аленами и Емелями понятно — они герои. Снегурочку с Дедом Морозом к «климатическим особенностям» можно приписать. Конька-Горбунка со Змеем Горынычем — к фауне. А Бабу-ягу куда: в злодеи… или в помощники?

Потаскав вредную бабусю по папкам, Леша почувствовал, что проголодался. Пришлось лезть за шкаф — выуживать припрятанное от сестры печенье. Мальчишка едва успел надорвать пакет — дверь в комнату приоткрылась и в щель просунулась голова шестилетней Насти. Блеснули заколки, глаза сверкнули озорством.

— Лё-ёш, ты же обещал, — заранее плаксивым голосом протянула сестра.

Брат отправил в рот кренделек.

— Отстань! Не видишь? Я занимаюсь.

— Ну, Леш, дай порисовать!

— Сгинь! Надоела!

Настя вошла в комнату и встала, уперев руки в бока.

— Ах надоела?! Да? А вот я маме все про тебя расскажу! Флэшку он потерял, как же! На прошлой неделе в войнушку по сетке продул!

Издав приглушенный рык, Леша повернулся к сестре.

— Слушай, Настена, будь хоть раз человеком! Чем тебе стол в гостиной не подходит?

— Там неудобно.

— Ага! Там надо аккуратно раскрашивать, а здесь можно и кисточкой по столу помалевать!

— Ну, Леш, я случайно, чес-слово!

— Случайно, да? Дом с елкой, и все — случайно?!

Настя всхлипнула.

— «Ну, Леш»! — вставая, передразнил брат. — На, злыдня, садись! Все равно ж не отвяжешься!

Забрав ноутбук и, после краткого боя, отстояв большую часть печенья, Леша перебрался в гостиную. Приткнуться к розетке не получилось, да и зачем? Еще раз похвалив умный чемоданчик, Леша отыскал в меню иконку «Оценка достоверности», нажал и… чертыхнулся. Программа сообщила примерное время расчета: два часа.

На столике кипой лежали журналы. «Абсолютно достоверные миры: курьез или угроза?» — вопрошал верхний, купленный недавно отцом. «Тоже мне, юмористы!» — подумал Леша. Кого это он опасаться должен? Змея Горыныча? А может, Царевну-лягушку? Лягушка, пожалуй, поопасней будет. Представив, как красавица-царевна взмахом изящной ладошки отправляет в небытие танки и авианосцы, Леша рассмеялся и вытащил из-под журналов потрепанный том. «Два часа!» Леша устроился на диване и, прекрасно обойдясь без помощи чудо-синтезаторов, перенесся в мир благородных мушкетеров и коварных гвардейцев кардинала.

Алмазные подвески плыли через Ла-Манш, когда насмешливое «тр-рям» прервало путешествие по миру фантазии. Леша подлетел к столу. Поздно! Компьютер мигнул красным глазом и отключился. «А чтоб тебя!..» Леша подхватил ноутбук и поволок его к себе в комнату: подальше от книг, поближе к розетке.

Настены не было.

Кое-как оттерев со стола цветные разводы, Леша запустил программу. Достоверность сказочного мира умный чемоданчик оценил в сорок процентов. Для показа хватило бы и тридцати. Леше бы радоваться, но физичка просила расчеты, а вот они-то и испарились, вместе с возможностью проверить результат. Паренек закусил губу: просмотр фильма откладывался… или нет?

Один запрос по Сети — и вот, пожалуйста: три окошка и три варианта расчетов с такой же, как у сказочного мира, достоверностью. Из принтера выполз готовый отчет. Леша собрал листы и просто так, из озорства, подмигнул маленькой картинке, что очень кстати вспомнилась ему на прошлом факультативе.

Картинка как картинка. Бабушкин брат написал. Художником мечтал стать, да погиб рано — темная история тогда вышла. Одна эта работа после него осталась. Говорят, двоюродного дедушку за нее хвалили, а посмотреть — обычный сказочный пейзаж: речка с мостком, деревушка на берегу, чуть дальше — лес, надо полагать дремучий, над лесом — Змей Горыныч, а на горизонте, если присмотреться, ступа с Бабою-ягой. Настена давно картинку к себе утащить порывалась, но Леша не дал.

Рука потянулась выключить компьютер, но червячок тревоги остановил. Леша проверил таблицу, отчет и понял, что забыл о батареях. Рассмеявшись, он поставил ноутбук на подзарядку и отправился смотреть расхваленный приятелем фильм.

Вечером предчувствие грядущего триумфа долго мешало уснуть. К полуночи усталость смазала образы, и на границе сна и яви в памяти всплыла обложка отброшенного днем журнала. Под алыми буквами «Абсолютной достоверности» из тени проступили листы расчета. Днем Леша их проскочил, а теперь запнулся — достоверность перевалила за сотню!

«Перестарались, — сонно подумал паренек. — На достоверность программа два знака отводит. Объявись третий — отбросит, и весь сказ! Да и не бывает такого». Леша повернулся на другой бок и нырнул с головой под одеяло.

Ветер за окном раскачивал деревья. Из-за туч выглянула луна. Холодный свет проник в комнату и, лизнув стену, коснулся картины. Блеснула текущая от дремучих лесов река. По чешуе Змея Горыныча пробежали серебряные искры. Но ярче и той и другой в правом нижнем углу картины высветилась подпись: Никита Патрикеев. И год создания — 1961.

Светлана Васильева

ДОЛГ

А все-таки крысы его боялись…

«Поющий волхв» — знаменитый переяславльский колдун, а ныне жалкий калека, узник великокняжеской тюрьмы Новогорода, Стрепет уже давно превратился в игрушку скучающих стражников. Особенно доставалось ему, когда дежурил Деряба: этот коренастый, неправдоподобно широкий в плечах тюремщик, похоже, просто не мог выдумать себе других развлечений. «Забавы» Дерябы — впрочем, как и обоих его сменщиков, — изобретательностью не отличались, однако действовали безотказно и были способны довести до полного отчаяния.

И только крысы, больше полагавшиеся на чутье, пока не смели нападать на безрукого колдуна…

Безрукий колдун… О Свароже, что может звучать бессмысленнее? Разве лишь «миролюбивый Перун»!

Стрепет посмотрел на свои обрубки. Годы и годы учений, а потом два взмаха топора — и сотни бесценных заклинаний мгновенно теряют всякий смысл. Вместе с воспоминаниями о том, что когда-то одного едва уловимого движения перстов было довольно… Хриплый, лающий кашель разносившего ужин тюремщика прервал мысли Стрепета. Сейчас знакомо стукнет засов, потом заскрипит дверь…

Засов стукнул словно бы мягче и глуше обычного, зато дверь, кажется, заскрипела особенно отвратительно. Узник зажмурился: шагнувший в камеру Деряба внес и укрепил — взамен сгоревшего несколько часов назад — факел, затем снова вышел в коридор и вернулся с дымящейся миской.

Стрепет приуныл: у вонючей тюремной похлебки еще был шанс угодить заключенному в желудок, но только не у нормальной человеческой пищи. В этом переяславлец не сомневался, поэтому, ощутив на языке вкус настоящего наваристого бульона, сначала даже не поверил.