Зима Гелликонии - Олдисс Брайан Уилсон

Мы здесь благодаря невероятной удаче. Забудем про Руку Бога, о которой так любят вспоминать гелликонцы. Это просто везение. Я не говорю о той удаче, благодаря которой нескольким людям удалось пережить ядерную зиму — хотя и это счастье. Я имею в виду, что удачей можно назвать ряд космических превращений, через которые прошла Земля. Подумайте о маленьких заводах-растениях, которые наполнили кислородом атмосферу, прежде непригодную для дыхания. Вспомните случай, благодаря которому у рыбы возник позвоночник. Вспомните случай, позволивший млекопитающим сформировать плаценту — нечто, во много раз более удивительное, чем яйцо, хотя и яйцо для своего времени было великим достижением. Подумайте о бомбардировке Земли метеоритами, в результате чего климат изменился так резко, что динозавры погибли, а млекопитающие получили свой шанс. Я могла бы продолжать.

— Тебе всегда есть что сказать, — подала голос ее сестра, почти восхищенно.

— Наши старые юные предки ужасно боялись катастроф. Они боялись жить, полагаясь на удачу. Отсюда боги, и заборы, и супружество, и ядерное оружие, и все остальное. Не одержимость собственничеством, а обычный страх перед случаем. Постепенно охвативший всех. И они сами претворяют свои страхи в жизнь.

— Логично. Да. Я соглашусь, если только ты готова признать, что собственничество — один из симптомов этого страха перед случаем.

— Хорошо, Трокерн, раз ты так легко со всем соглашаешься, я скажу несколько слов и о сексе.

Они снова рассмеялись. За окном вперевалку, неуклюже продолжал свое странствие кочевой поселок, приводимый в движение потоками эгоства, излучаемого белыми многогранниками.

Эрмин положила руку на плечо сестры и погладила ее по волосам.

— Вот ты говорил, что один человек стремится обладать другим; как я догадываюсь, ты имеешь в виду прежний институт брака, который, возможно, был устроен подобным образом. И тем не менее супружество до сих пор кажется мне довольно романтичным.

— Романтичными кажутся многие убогие вещи, если смотреть на них через годы, — сказала Шойшал. — И когда глаза застилает дымка... Но супружество — отличный пример любви как политического акта. Здесь любовь просто притворство или в лучшем случае иллюзия.

— Я не понимаю, о чем ты. Ведь мужчины и женщины не обязательно должны были вступать в брак, верно?

— В основном браки заключали на добровольной основе, но существовало и давление общества, принуждающее вступать в брак. Иногда моральное давление, иногда экономическое. Мужчине нужен был кто-то, кто делал бы для него домашнюю работу и с кем можно было бы заниматься сексом. Женщинам нужен был кто-то, кто зарабатывал бы для нее деньги. Таким образом они объединяли свои способности.

— Какой ужас!

— Прочее же — романтические позы, — продолжала Шойшал, явно наслаждаясь собой.

— А как же страсть, как же любовные песни, сладкая музыка, литература, которую так чтили, самоубийства, слезы, клятвы — все публичное действо ухаживания, все приманки для ловушек, которые люди сами расставляли и в которые сами же попадались?

— Как ужасно это у тебя звучит!

— Ох, Эрмин, на самом деле все обстояло гораздо хуже, уверяю тебя. Не удивительно, что столько женщин выбирали удел проститутки... я хочу сказать, что брак был просто еще одной формой борьбы за власть: жена и муж сражались за превосходство в семье. В руках мужчины находились кнут и пряник материальных благ, а сила женщины, ее тайное оружие, скрывалась у нее между ног.

Они не выдержали и рассмеялись. Немолодой человек в соседней комнате, которого, кстати, звали СарториИрвраш, громко захрапел — скорее всего специально, из самозащиты.

— Твое оружие давным-давно перестало быть тайным, — заметил Трокерн.

Когда кочевой поселок оказывался слишком перенаселенным на чей-нибудь вкус, ему было нетрудно сменить геонавта и отправиться в другую сторону. Вокруг дрейфовало множество подобных городков, выбор был огромен. Некоторые предпочитали путешествовать долгим световым днем; другие отдавали предпочтение странствованиям по красивейшим местам; некоторым нравились только виды моря или пустыни. Везде на земном шаре были свои удовольствия.

Новый образ жизни этих людей и то, что доставляло им удовольствие, во многом отличало их от людей прежних. Новые земляне больше не были подвержены роковым страстям. Их гибкое и живое сознание подсказывало им, что правильно следовать скромным запросам, подчиняться без уступок Гайе, духу Земли, но не подчинять Гайю себе. Гайя тоже не желала властвовать над людьми, к чему некогда стремились их воображаемые боги. Люди стали частью этого земного духа. И еще приобрели способность к духовному прозрению.

Смерть перестала играть ведущую роль Инквизитора в людских делах, как это было когда-то. Теперь смерть стала лишь мелкой статьей в незначительной бухгалтерии, где стояло на балансе и человечество: Гайя была общей могилой, откуда регулярно вырастали новые всходы.

Было и измерение, где ощущалось влияние Гелликонии. Из зрителей мужчины и женщины постепенно превращались в участников. Картины чужой жизни поступали с Аверна все реже и гасли в похожих на воткнутые вертикально ракушки аудиториумах, а связи сопереживания крепли. В этом смысле человечество — человеческое сознание — преодолело пространство, чтобы стать глазами Всеобщей Прародительницы, позаимствовать силу у далеких собратьев на другой планете.

Что могло принести будущее этой форме духовного распространения человечеством своего сознания в космосе, трудно было предположить, оставалось только ждать.

Признав отведенную им роль удобной и достойной, земляне ступили в магический круг бытия. Они забыли свои старинные жадные желания. Весь мир принадлежал им, и они были частью этого мира.

Когда снаружи уже темнело, Эрмин сказала:

— Вот вы говорили о любви как о политическом акте. А ведь так мало нужно, чтобы привыкнуть к этому. Но было ли в укладе старого общества что-то, что страдало от разрушения брака? Кстати, как это называлось? ЯндолАнганол прошел через это? Ах да, развод. Такой удар по собственничеству, не правда ли?

— И по тем, кто считал себя обладателем детей, — прибавила Шойшал.

— Вот вам пример любви, заплутавшей в дебрях политики и экономики. Они просто не могли понять, что случайностей не избежать. Это был единственный каприз Гайи, в котором она решила проявить себя.

Трокерн выглянул к окошко и указал на геонавта.

— Я не удивлюсь, если Гайя прислала эти объекты для того, чтобы они завладели нами и вытеснили, сменив на лестнице эволюции, — сказал он с мрачной насмешкой. — В конце концов, эти существа много прекраснее и функциональнее нас — взять хотя бы их скорость размножения и невозмутимость.

На небе появились звезды, и троица выбралась из медленно движущегося домика и зашагала рядом. Эрмин взяла своих спутников за руки.

— Пример Гелликонии показывает нам, сколько жизней в прежние времена приносили в жертву жажде обладания территорией и собственничеству влюбленных. И никто не обращал внимания на то, что в конце концов это убивало любовь. Хватило одной-единственной ядерной зимы, чтобы раса людей избавилась от этого наваждения. Мы поднялись на высший уровень жизни.

— Интересно, что еще подстерегает нас впереди, о чем мы еще не знаем, какой наш недостаток? — спросил Трокерн и рассмеялся.

— Ну, с тобой все ясно, — язвительно сказала Эрмин. Мужчина куснул ее за ухо. В своей комнате заворочался СарториИрвраш и что-то проворчал, словно в знак одобрения, словно он и сам был не прочь отведать эту розовую мочку. Он проснулся час назад и уже почти решил выбраться наружу, чтобы насладиться тропическими сумерками.

— Вот о чем я подумала в этой связи, — сказала Шойшал, взглянув на звезды. — Если моя теория случайности хоть в чем-то верна, из нее можно понять, отчего в старые времена люди так и не сумели найти разумную жизнь нигде, кроме Гелликонии. Гелликония и Земля похожи, им просто повезло. Мы порождение цепочки случайностей. На других планетах все происходило на основе геофизического плана. В итоге ничего не случалось. Нет истории, рассказывать не о чем.