Сыщик Бреннер - Шенгальц Игорь Александрович

— А разве вы не застрелили императора? — криво усмехнулся я.

— Застрелил, — легко согласился Кречетов, — но совершенно по другим мотивам. Понимаете, однажды мы с ним разошлись во взглядах на будущее нашей страны. Его методы показались мне… скажем так, неправильными. Но долгое время я ничего не мог с этим поделать. А потом стало поздно, и единственный способ хоть что-то исправить был до банальности примитивным — убийство. Поэтому я застрелил его сегодня, точнее, уже вчера — боже, какой длинный день! — без всяких угрызений совести. Но, к сожалению, немного опоздал. Процесс уже начался, и обратить его вспять не удалось. Боюсь, что в итоге все стало даже хуже, чем я планировал. Эти цветные энергокупола… вы знаете, что это такое?

— Да, Костас назвал их посольствами других миров.

— Понимаете, что случилось? Я не хотел допустить прихода одних чужаков к нам, считая, что еще рано, мы не готовы и не справимся, что нас подомнут под себя, а в итоге уничтожат или поработят. Так вот, стараясь избежать появления одних, я привел взамен четверых других.

Я не знал, что на это ответить. Встретив живьем подселенца, а позже побывав, пусть недолго, в его родном мире, я стал с опаской относиться ко всему чужому. А тут, прав Кречетов, сразу четыре посольства, четыре дорожки к чужим мирам, и никто не знает, куда они в итоге приведут.

— И наконец, главный мой работодатель — его высокопреосвященство. Именно он благословил меня на дальнюю дорогу. Именно ему я отчитывался. И только ему служил.

— Дело в том, — пояснил кардинал, — что Дитмар Васильевич пришел ко мне однажды в трудный для себя час. Пришел, чтобы исповедаться, но взамен получил новую цель в жизни. А человек без цели — это, как известно, только полчеловека. Ведь сам смысл существования — служение. Иначе теряется вкус к жизни, пропадает искра божья, и жизнь угасает. Кто-то служит Богу, другие — себе, а Дитмар Васильевич служит Родине.

Вступать в теологические споры я не собирался, но не мог не заметить:

— А убийство Карла Александровича вы тоже одобрили заранее, ваше высокопреосвященство? Или это был неудачный экспромт слуги?

— Поймите, Кирилл Бенедиктович, — мягко сказал Дунстан, — иногда светская власть берет на себя слишком много. И только церковь может стать той самой организацией, которая остановит правителя на гибельном для страны пути. А жизнь одного человека — ничто по сравнению с судьбой империи. Вот Дитмар Васильевич упомянул о дубликатах — копиях человека, которых выращивают искусственно. Это ли не грех?

— Насколько я знаю, дубликаты — вотчина «Механикс», а наш бедный император, мир его праху, не имел к ним никакого отношения.

— А как вы думаете, заинтересовался бы он этой технологией, попади она в его руки? И не воспользовался бы ею, чтобы создать армию солдат? А ведь создание человека — это прерогатива одного лишь Господа нашего, и никого более. В «Механикс» знали, чем заинтересовать Карла. Дубликаты были своего рода приманкой для того, чтобы вступить с ним в диалог. А дальше было бы больше. И гораздо больше, поверьте. Хотя Дитмару Васильевичу так и не удалось выяснить, с кем именно сотрудничала Организация — так они себя называют, — но совершенно очевидно, что за ней стоял кто-то из новых чужаков, и вовсе не «подселенцы». Технологии разнятся коренным образом. Возможно, кое-кто из тех, кто прячется сейчас в посольствах, уже давно нашел ход в наш мир и потихоньку подготавливал себе плацдарм для будущих операций. К счастью, инициализация прошла совсем не так, как было задумано. Все посольства появились сразу, и все у нас, во Фридрихсграде. Поверьте, скоро именно наш город станет столицей империи. Да что там, всего мира. Такой шанс нельзя упускать!

— Вы только что говорили, что чужаки — это зло. Вы сами себе противоречите.

— Молодой человек, если вы не можете остановить процесс, возглавьте его. Нам предстоят трудные дни, но именно церковь — единственная структура, способная в столь сложный момент руководить происходящим, направлять и подсказывать, помогать.

— Чьими же руками?

— Руками князя, если он останется жив, руками его сына, вашими руками, наконец! Поймите, сейчас решается будущее страны, и ни один истинный патриот не может оставаться в стороне. Если мы упустим момент, нас опередят другие, и тогда все, конец…

Кардинал говорил яростно, веря в свои слова и передавая свою убежденность остальным. Но у меня было столько вопросов, что я слушал его скептически.

— А вы знаете, что Костас — не совсем человек?

— Знаем. И это даже хорошо. У нас появляется возможность если не завербовать себе агента чужаков, то как минимум изучить их психологию, их повадки.

— Не боитесь так высоко пускать подселенцев? Если великий князь выживет, то Костас станет вторым лицом империи… а если скончается, то первым!

— Поверьте, Кирилл Бенедиктович, мы сможем его контролировать. Явного зла он не причинит. В нем больше человеческого, чем чужеродного. Он сумел взять свой разум под контроль.

Тут я был с ним не согласен. Сидя в башне, невозможно видеть все, даже если весь город у тебя как на ладони. Кардинал не был на дирижабле «Возрождение», не видел каюту с мертвыми людьми, убитыми с невероятной злобой и ненавистью, и при этом безо всякой особой необходимости. Кардинал не видел мир чужаков с его непонятной иерархией и прочими странностями. Пусть Костас и сумел обуздать в себе чужака, но кто мог дать гарантию, что рано или поздно тот вновь не вырвется на свободу? Нет, кардинал рассуждал, как теоретик, а тут нужен трезвый взгляд практика, видевшего все своими глазами, только так можно было понять, как поступить правильно.

Дунстан понял мои сомнения:

— Вы мне не верите? Думаете, я могу лишь кидаться громкими словами, сидя в кресле? Что ж, я покажу вам кое-что. Следуйте за мной…

Кардинал тяжело поднялся на ноги и сейчас уже не выглядел таким крепким, как мне показалось вначале, скорее, старым и больным человеком, взвалившим на свои плечи непосильную ношу. Я бы даже пожалел его, если бы не ненавидел всей душой, как и Кречетова, как и всех напрямую или косвенно причастных к гибели близняшек. Прощать я не собирался никого.

Мы прошли в опочивальню. Кардинал шел первым, следом — мы с Ястребом, замыкал шествие отец Климент, который за весь разговор не произнес ни слова и уже, возможно, жалел в глубине души, что не послушался совета и остался в кабинете. Но пути назад не существовало.

Спальня кардинала была обставлена столь же просто, как и его кабинет. Кровать, шкаф, пара сундуков у стен. Дунстан прошел к дальней части комнаты, отодвинул одну из портьер в сторону и отпер скрытую за ней тайную дверь.

— Мы сегодня надолго попрощаемся с вами, Бреннер, — негромко обратился ко мне Кречетов, пока кардинал занимался с замком. — Я отбываю обратно в колонию. Данные по гальваническим ваннам переданы его высокопреосвященству, так же как и все прочие технологии, к коим я имел доступ. Несколько дубликатов схвачены и надежно упрятаны для исследований, как и чертежи механизмов. У церкви много друзей и добровольных помощников, среди них есть и люди ученые, те, кто движет науку вперед семимильными шагами. Не все здесь так догматично, как кажется на первый взгляд. Моя миссия выполнена, а теперь я получил новое задание. Так что не держите зла, может быть, еще увидимся. Кто знает… И мой вам совет, прислушайтесь к словам его высокопреосвященства. Прислушайтесь и сердцем, и разумом. Если он предложит работу, ни в коем случае не отказывайтесь. Убить вас не убьют, но вы сами пожалеете об упущенных возможностях. Ведь такая работа вам по плечу. Быть в курсе всех новостей, двигать империю вперед, стать одним из тех людей, кто вершит историю, — это ли не дело всей жизни, как считаете?..

Вступать с ним в беседу я не стал, хотя мне и показалось, что впервые за все время он говорит искренне.

За потайной дверью оказалась витая лестница, которая начиналась на этом этаже и вела наверх.

— Прошу, господа…