Горец. Оружейный барон - Старицкий Дмитрий

Председателем правления мануфактуры был сам маркграф — кто бы сомневался? Я так нет. Он же владел и контрольным паем в пятьдесят четыре процента, от которого и откусил мою долю. Не такую уж и маленькую, если приглядеться. В реестре пайщиков только один (не считая самого маркграфа, разумеется) имел семь процентов. Остальные же довольствовались одним, двумя или тремя паями. В основном это были владельцы крупных винодельческих хозяйств — славы Реции.

Один пай равнялся одному проценту и составлял пятьсот золотых кройцеров. Объявленный капитал с моей доли, таким образом, составлял тысячу, с которых я, пока нахожусь на военной службе, не плачу никаких налогов. А гражданские лица за объявленный капитал отстегивали в казну по полтора процента в год. Один процент империи. Полпроцента Реции. Сделали это так, чтобы не было в государстве соблазна грюндерства пустышек, через которые легко проводить разные мошенничества.

Это еще по-божески, учитывая, что я отдал «Рецкому стеклу» только все заявки, относящиеся к оптике. За остальные патентные заявки я вчера честно заплатил поверенному, взяв с него письменное обязательство не отдавать мои лицензии в одни руки. Минимум в четыре-пять компаний, чтобы была конкуренция за качество среди них. И обязательно хоть одна такая фирма должна располагаться в Реции.

Сговорились на десяти процентах его куртажа. Ох, и дам я все же в глаз тому поверенному в Будвице…

А вообще, чувствую, что становлюсь просто акулой капитализма. Совладелец я уже двух промышленных предприятий.

Заводчик.

Фабрикант.

А ведь только год прошел с того момента, когда я с гор на равнины спустился.

Увидев, что я украдкой смотрю на часы, скучающий маркграф заметил:

— Не суетись, Савва. Успеешь ты на поезд.

— Да я, ваша светлость, и билет еще не приобрел, — пояснил я свою проблему.

— На литерном составе поедешь… по войсковому литеру, — скаламбурил маркграф. — Отправление поезда… как скажем сами машинисту, — хохотнул он собственной шутке. — Так что опоздать на этот поезд ты в принципе не сможешь.

— Да я хотел еще доплатить за первый класс… ехать долго, — промямлил я.

— Будет тебе первый класс, Савва. И без доплаты, — заверил меня правитель земли рецкой.

И обманул.

Не первый класс оказался, а люкс.

Таких салон-вагонов всего два десятка на всю империю бегало. Роскошь неимоверная. Мой денщик и от первого класса тут балдеет до головокружения, а в салон-вагоне так вообще в ступор впал.

— Живут же люди… — только и смог он выдохнуть.

За нами в салон вошел личный адъютант маркграфа, моложавый блондин в майорском чине.

— У вас все в порядке, господа?

— Пока да… Благодарю, — ответил я. — Осваиваемся.

— Как только соберетесь отправляться, не сочтите за труд — маякните мне на перрон. Я дам команду машинисту трогаться.

Поезд стучал колесами на стыках. Паровоз время от времени повизгивал свистком. За окном проплывали знакомые пейзажи, только в обратную сторону. И с большей скоростью. На маленьких станциях нас вообще не останавливали — пролетали их со свистом. В прямом смысле этого слова. Причем свистели оба паровоза.

Обычного паровозного дыма видно не было.

— На рецком горючем камне идут, — объяснил стюард.

В вагоне нас было шестеро.

Я с денщиком в салоне.

Девочки с сыном в купе.

Стюард, он же проводник салон-вагона, который с полотенцем через локоть наливал нам в резные лиловые хрустальные стаканы выдержанное красное вино.

— Ох, командир, вижу, судьба тебя балует, и ты все ликом ее любуешься, — с завистью сказал денщик, поставив пустой стакан на стол.

— Да нет. Разок она мне тут и задницу показала, — промолвил я.

— И как? — поднял брови Тавор.

— Как показала, так и раком встала, — засмеялся я. — Сам же меня из тюрьмы забирал.

И отправив стюарда к себе, задал я захмелевшему денщику давно занимающий меня вопрос:

— Тавор, ты на меня самому Бисеру стучишь или помельче кому рангом? — и пристально посмотрел ему в глаза.

— Командир, да я… — попытался денщик божиться.

— Не врать! — прикрикнул я.

— Адъютанту Бисера, — сознался Тавор.

— Так-то лучше. Молодец. Продолжай дальше.

— Что продолжать, командир? — округлил он глаза.

— Стучать. Мне скрывать нечего. Кстати, какое у тебя настоящее звание?

— Гвардии унтер-офицер, — сознался Тавор.

— Кем до меня служил?

— Денщиком у королевского адъютанта. Но с вами мне нравится больше.

— Генерал тебе не наливал? — усмехнулся я.

— Наливал, но… выглядело это так, будто он дворовому человеку великую милость оказывал. — Вы меня не прогоните, командир?

— Нет. Ни к чему это. Уберу тебя, пришлют другого. Те же яйца, только в профиль. А к тебе я уже привык. Но… залезешь на няньку — женю, и согласия твоего не спрошу, — постучал я пальцем по столешнице.

— Зачем?

— Она сирота. Так что я теперь ее опекун. И по нашим горским законам за нее я должен зарезать охальника. Женитьба не самый плохой способ убить собственную жизнь. Так что твое спальное место в купе проводника. Верхняя полка. Первое купе занимаю я с женой. Второе — нянька с моим сыном. В самом салоне никто ночевать не будет. Да, кстати, а почему на эту роль выбрали именно тебя?

— Наверное, потому что я знаю рецкий язык.

Мягко хлопнул дверью стюард.

— Ваши милости, горячая вода в душевую комнату подана.

— На всех хватит? — поинтересовался я.

— Должно.

— Тогда первыми моются девочки и моют ребенка, — сказал я Тавору. — Потом я. За мной ты.

И повернулся к стюарду:

— Оповестите госпожу Элику и проводите ее в душевую.

4

Ночь провел вдвоем с женой на шикарной графской кровати в просторном купе. На холодящих шелковых простынях. Ох, и устроила она мне благодарение за предоставленный комфорт. С подвизгом, чего она явно стеснялась проявлять дома, в горах. А теперь отвязалась… Благо, стены и дверь графской спальни предусмотрительно изнутри оббиты толстым слоем конского волоса под зеленой кожей.

— У меня настоящее свадебное путешествие, — томно промурлыкала Элика, зарываясь носом мне под мышку и шумно, с наслаждением вдыхая запах моего свежего пота. — Как в сказках. Я днем от окна не могла отлипнуть. Только на кормление сына и прерывалась. Это не поезд. Это какой-то сказочный дворец на колесах. Только мне не понравилось, как этот мужик готовит.

— Вставай к плите сама.

— А то. У меня всяко лучше получится, — заявила гордо.

Не знаю я, чем жена недовольна, железнодорожная еда в исполнении стюарда была вовсе даже не плоха.

— Начни с завтрака, — подначил я ее. — Поридж, тосты с джемом, яйца-пашот и кофе с кориандром.

— Че-э-э-э-го? — вскинула она голову.

— Меню на завтрак, уже утвержденное мной.

— А если я что другое захочу?

— Тогда за завтраком выдашь свои предпочтения стюарду на целый день. Он запишет и в точности исполнит.

— Все так сложно?..

— Ну а как же? Ему надо продукты подготовить, сама готовка занимает определенное время, и подать к заявленному сроку.

— Я так не привыкла.

— А ты как думала, что люди везде будут жить, как ты привыкла у себя на высокой горе? Не-э-э-эт… Это тебе придется менять свои привычки в соответствии с ожиданием нашего окружения. Так что после завтрака будешь с нянькой учиться пользоваться приборами, а то за ужином ложку держала в кулаке. И это жена королевского флигель-адъютанта? Да я со стыда сгорю.

— Неправда твоя, ложки не было! Зачем он надо мной издевается? Три ножа и три вилки положил. Как будто одной недостаточно.

— Три блюда в перемене. Каждое едят своей парой ножей и вилок.

— И ты их все знаешь?

— А то! Настоящий офицер его королевского величества лейб-гвардейской артиллерии всегда держит вилку в левой руке… а котлету в правой!

— Ты это знал раньше? В своем мире ушедших богов?