Восход Сириуса, часть 2 - Битва за хрустальный гроб - Людмила Владимировна Белаш

Мама, я за лётчика пойду!

Лётчик высоко летает,

Много денег получает…

– Я бы заморозилась. – Гугуай мечтательно закатила глаза. – В Австрии овец вербуют на долгую гибернацию. Двадцать лет спать… Откроешь глаза – всё другое, новое, а ты совсем не постарела.

– Если кладут спать суягную, ягнёнок выживет?

– Гугуай, выход к гостям, столик шесть.

– А сны в гибернации снятся?

– Рома, пришёл твой…

– В вечерней КП статья про немецкую овцу – убийство, таинственный младенец, интересно. – Джи колдовала с телефоном, пытаясь выцепить весь текст. – Тьфу, один анонс, основняк ещё не выложили.

– Джи, выход к гостям, столик десять!

Рома вылетела к Геру, как птичка на волю. Она смущалась целоваться с ним при всех; он это понимал и начал с подарка. Пока разворачиваешь, ахаешь, благодаришь, встреча начинается сама собой, и поцелуй не выглядит овечьим.

– О, замечательно! Спаси-и-ибо…

– По заказу, специально для тебя.

Это был росток воскового вечника на подставке, облитый прозрачной пластической смолой. Кораллово-розовый с жёлтыми прожилками, похож на канделябр. Сувенир на всю жизнь. Сама состаришься, а он не поблекнет.

– Я его поставлю на полку, над койкой. Он будет напоминать о тебе.

– Пойдём на галерею?

– Конечно! А туда пускают?

– Почему нет? Станция защищена, на галерее безопасно.

Кто спроектировал смотровые галереи на военной базе? Это был умный, добрый человек, вроде барана Ариеса. Он знал, что люди затоскуют в замкнутом пространстве коридоров и кабин, им захочется увидеть звёзды, солнце и планету. Здесь покрытие пола глушило шаги; вдоль прогулочной дорожки росли необычайно пышные земные растения.

Никого не было на галерее – скоро ночь.

От-Иньян, похожий на трёхмерный коптский крест, величественно скользил над ночным полушарием. Близился рубеж, где начинает сиять заря. Затем из-за линии терминатора вырвется алый свет Глиз.

Обнявшись, Рома с Гером шли по границе между тёплой жизнью и космической пустыней смерти. Их отделяла от небытия вогнутая прозрачная стена из множества слоёв.

«Если метеор ударит, мы умрём вместе», – возвышенно подумала она.

Конечно, этого не случится. Мощное силовое поле отразит и метеор, и выстрел сирианина. Но какой-то миг Роме хотелось умереть, с последним дыханием поцеловав Гера. Пусть их найдут обнявшихся, как мужа и жену. Навеки рядом, никогда не расставаться… А на могиле поставят вечник, обвязанный ленточкой.

– Ах!.. – вырвалось у неё.

– Что? – Гер приблизил лицо.

– Ничего. Я подумала – у нас может…

Она прикусила губу, глаза наполнились слезами. Кое-какие вещи очень трудно выговорить. Рома не решалась. Страшно – как тебя поймут, как примут?

«Наверное, Гер не захочет. Сегрегация, апартеид и всё такое… Или в Северном альянсе с этим проще? Страны бывают разные».

– …у нас может быть ребёнок? Только не записывать ягнёнком, – поспешила уточнить она. – Как делают в Швеции?

И внутренне замерла. Лишь бы не отверг.

– Легко! – ответил Гер, ласково погладив её по шее. – Брак третьего разряда.

– Я хочу церковный, первого разряда, – настаивала Рома, – со всеми правами. Я человек. Я это чувствую. Мы сможем доказать? Генная экспертиза или что-то другое…

– Главное – мы знаем, кто ты, а законы обойти несложно. Есть страны, где с происхождением не считаются.

– Фу, отстой.

– Да, там грязновато. Зато законы либеральные.

Станция вошла в сияние Глиз; прогулочную трубу залило алым потопом, затем слой светофильтров в прозрачной стене приглушил красную часть спектра. Засветились океаны на Иньяне, поплыли перья облаков, бурые пятна континентов, белая рябь айсбергов у лимба. Со стороны чёрного космоса подходили, мигая огнями, боевые корабли.

– Нам есть, что выбрать. – Гер смело строил планы на будущее. – Византия, Греция, Балканы… Там признают церковь Агнца.

Рома гнула своё:

– Мы будем венчаться под крестом. Я в овечью церковь не пойду.

– Но я в ней состою! Там тот же крест, анх 2. Что мне, одному идти?

Она примирилась и в знак согласия поцеловала Гера. Он такой замечательный! Ради него можно пойти на всё.

– Давай сделаем себе тату – анх, Агнец и наши имена переплетённые? Чтобы все видели: мы живём и умрём друг для друга.

– Идёт. После, когда уедем, в первом же тату-салоне.

– Я закажу красный рисунок.

– Цвет Амона – голубой.

– А почему – Амон?

– «Амон» значит Скрытый, Сокровенный. Говорят, его родит овечка от человека, и до поры он будет скрыт среди ягнят, а потом явится и спасёт мир. Он всегда возвращается в свой срок. Никто не знает, когда он придёт.

– О-о-о, как здорово! – восхитилась Рома от чудесного пророчества, а потом огорчилась. – Джи по анонсам вычитала: немцы овцу застрелили, пузатую от человека. Гнусно так делать; она была слабая и безоружная. Может, она Амона носила?

– Богов так просто не завалишь, – тоном опытного технаря заметил Гер, – для этого самому надо быть богом.

– В общем, в Германию я ни ногой, как бы ни манили, – решительно сказала Рома. – Если там убивают за происхождение… Фу!

– Тебя уже звали туда?– Гер осматривал Красный луч, хорошо видимый с галереи.

– Один немец приглашал. – Роме захотелось поглядеть, как Гер ревнует. – Конечно, я его отшила… Но он очень навязчивый. Прямо неотступный. Вчера у красных был женский день, так он прислал открытку: любовь-морковь, аля-улю, в ногах валяюсь…

– Кажется, немцы на Синем луче.

– Он служит у Сокола, в Троице. Скоро получит орден… Это он прислал робота, помнишь? Я тебе жаловалась. Зря боялась! Он перестал гонять ко мне железину с записками. Наверно, взгрели за прокат робота в личных целях.

– У тебя с ним серьёзно? – спросил Гер, как бы без интереса, а Рома насторожилась: «Ага, задело!»

– Нет, что ты! Просто гость. Скорей бы их забыть…

– Настанет срок, забудешь. Не отгоняй его. Веди себя, как обычно. Он интересный парень?

«Ты совсем не ревнивый?» – Рома опечалилась.

–