Злая. Сказка о ведьме Запада - Грегори Магуайр

Нессароза вспыхнула и отпила глоток вина.

– Но ведь со мной он всегда возился из-за моей… особенности, – возразила она, – а ты покоряла его сердце, когда пела.

– Покоряла его сердце? Ха. Ты хочешь сказать, я просто делала то, что от меня требовалось.

Но остальные загалдели:

– О, ты, оказывается, поёшь? Ну так давай! Спой нам, спой, непременно спой! Ещё бутылку, ещё по бокальчику, отодвиньте стулья – прежде чем мы разойдёмся, ты просто обязана спеть!

– Только если остальные тоже споют, – упёрлась Эльфаба. – Бок? Какой-нибудь манникинский народный спиндль? Аварик, гилликинскую балладу? Глинда? Няня, колыбельную?

– Мы знаем пару непристойных куплетов, можем спеть сразу после тебя, если ты начнёшь, – заявили Кроуп и Тиббет.

– А я спою охотничью песнь Винкуса, – предложил Фиеро.

Все радостно загомонили и захлопали его по спине. И тогда у Эльфабы не осталось путей к отступлению: она встала, отодвинула стул, прокашлялась, сложила ладони чашечкой и взяла первую пробную ноту. Как будто она снова пела для отца – после стольких лет.

Хозяйка трактира шлёпнула мокрой тряпкой по стойке, усмиряя шумных завсегдатаев; игроки в дартс опустили руки. В зале стало тихо. Эльфаба запела. Она на ходу сочиняла несложную песню – о тоске и непохожести на других, о далёких землях и днях грядущих. Незнакомцы в зале слушали её, прикрыв глаза.

Бок тоже последовал их примеру. У Эльфабы оказался вполне неплохой голос. Мысленно он без труда увидел мир, вызванный к жизни её воображением: землю, где несправедливость, повседневная жестокость, деспотическое правление и нищета – прямое следствие засухи – не сжимались на шее народа железной хваткой. Нет, Бок зря её принизил – голос у Эльфабы был хороший. Она пела уверенно, с чувством, но не наигранно. Бок внимательно слушал до конца, и наконец последняя нота растворилась в почтительной тишине трактира. Позже он вспоминал об этом так: мелодия угасла, как радуга после грозы или стихший ветер; остались только покой, облегчение и надежда.

– Теперь ты, ты обещал! – воскликнула Эльфаба, указывая на Фиеро.

Но никто больше не стал петь – настолько хорошо выступила она. Нессароза кивком попросила няню вытереть ей слезу с уголка глаза.

– Эльфаба утверждает, что не религиозна, но только послушайте, как проникновенно она поёт о загробной жизни, – сказала Нессароза, и на этот раз ни у кого не возникло желания с ней спорить.

Ранним утром, когда весь мир был седым от инея, Громметик принёс записку для Глинды. Матушка Клатч, похоже, была при смерти. Глинда с соседками поспешили в лазарет.

Там их встретила Глава и проводила в глухой альков без окон. Матушка Клатч металась в постели и разговаривала с наволочкой.

– Нечего мне потворствовать, – лихорадочно выговаривала она куску ткани, – что ты хорошего от меня увидишь? Буду пользоваться твоей добротой, голубушка, укладывать свои засаленные патлы на твою плотную ткань, мусолить зубами твою прекрасную кружевную отделку! Нет, глупая ты надоеда, нельзя такое позволять, я говорю тебе! И не лепечи мне тут о служении! Всё это чушь, я тебе говорю, чушь!

– Матушка Клатч, матушка Клатч, это я! – воскликнула Глинда. – Послушай же, дорогая, это я, твоя маленькая Галинда!

Матушка Клатч помотала головой из стороны в сторону.

– Протестами ты оскорбляешь своих предков! – продолжила она, снова закатив глаза в сторону наволочки. – Разве кусты хлопка на берегах Тихого озера допустили к себе сборщика, чтобы ты валялась тут, точно жалкий половик, и позволяла любому мерзавцу слюнявить тебя во сне? Это же бессмысленно!

– Матушка! – расплакалась Глинда. – Пожалуйста! Ты бредишь!

– Ага, я вижу, возразить-то тебе и нечего, – с удовлетворением заключила матушка Клатч.

– Вернись, матушка, хотя бы на минуту, прежде чем уйдёшь навсегда!

– Ох, Лурлина милостивая, какой кошмар, – вздохнула няня. – Детки мои, если я когда-нибудь дойду до такого, вы уж лучше отравите меня, ладно?

– Она уходит, я это вижу, – вмешалась Эльфаба. – Я повидала такого в Краю Квадлингов, я помню признаки скорой смерти. Глинда, говори, что хочешь сказать, быстро.

– Мадам Моррибль, могу я остаться тут одна? – спросила Глинда.

– Я побуду рядом, чтобы поддержать тебя. Это мой долг перед моими студентками, – непреклонно заявила Глава, решительно уперев массивные руки в талию.

Но тут Эльфаба и няня поднялись на ноги, подхватили её под локти и вытолкали из алькова, дальше по проходу, а потом и за дверь, после чего заперли створку на замок. Няня всю дорогу суетливо приговаривала:

– Ах, как это мило с вашей стороны, мадам Глава, но нет нужды. Совсем нет нужды.

Глинда схватила матушку Клатч за руку. На лбу старой компаньонки выступили капли пота, белого, точно картофельный отвар. Она попыталась выдернуть руку, но силы её были на исходе.

– Матушка Клатч, ты умираешь, – вымолвила Глинда, – и это моя вина.

– Да брось, – отозвалась Эльфаба.

– Нет, правда! – яростно возразила Глинда. – Это так!

– Я не спорю, – сказала Эльфаба, – только предлагаю, чтобы ты поменьше говорила о себе; это её смерть, а не твоя исповедь перед Безымянным Богом. Давай, сделай хоть что-нибудь!

Глинда ещё крепче сжала обе руки несчастной матушки Клатч.

– Я верну тебя магией, – процедила она сквозь зубы. – Матушка Клатч, делай, как я говорю! Я всё ещё твоя хозяйка и госпожа, и ты обязана меня слушаться! Теперь вними этому заклинанию и снова стань собой!

Матушка Клатч заскрежетала зубами, закатила глаза, её заострившийся подбородок задрался вверх, точно пытался пронзить невидимого демона, повисшего в воздухе над кроватью. Глинда зажмурилась, дёрнула челюстью, и с её побелевших губ полился поток звуков, цепочка слогов, неразборчивых даже для неё самой.

– Надеюсь, ты не взорвёшь её, как тот сэндвич, – пробормотала Эльфаба.

Глинда пропустила её слова мимо ушей. Она бормотала и напевала, раскачивалась на кровати, тяжело дыша. Глазные яблоки так яростно двигались под веками матушки Клатч, что казалось, будто глазницы их жуют.

– Magicordium senssus ovinda clenx, – договорила формулу Глинда, – и, если это не поможет, я сдаюсь. Тогда, мне кажется, её не спасёт и высшая магия, и Безымянный Бог и все его присные.

Матушка Клатч откинулась на жёсткий тюфяк. Из уголков её глаз вытекло несколько капель крови. Но дикое расфокусированное вращение глазных яблок наконец прекратилось.

– Ох, дорогая моя, значит, с тобой всё в порядке? Или я уже умерла?

– Пока нет, – быстро отозвалась Глинда. – Да, милая матушка, да, я в порядке. Но, дорогая, кажется, ты правда умираешь.

– Конечно, умираю, слышите, куда Ветер дует? – удивилась матушка Клатч. – Впрочем, неважно. О, и Эльфи тоже здесь. Прощайте, птички мои. Берегитесь Ветра до поры до времени, иначе он унесёт вас совсем не туда.

– Матушка Клатч, – собралась с духом Глинда, – мне нужно тебе кое-что сказать… я должна извиниться… я…

Но Эльфаба подалась вперёд, закрывая матушке Клатч обзор, и с нажимом