Пятый подвиг Геракла - Юлия Маркова

Стэйси замолчала. Женщины молчали тоже. Потом кто-то спросил:

— И что потом?

— А потом сон закончился, настало утро, и я проснулась… — Стэйси вздохнула. — И я подумала: вот приснится же такое… Ну мне вообще часто странные сны снятся… А вам разве нет? Мамочка Молли, а что тебе снилось в ту ночь?

— Ничего, — ответила та. — Я вообще не могла заснуть. Я разговаривала…

— С кем? — воскликнула Стэйси, и все взгляды сразу перекинулись на мамашу Молли.

— С ним. — Она указала на свой живот.

Удивленный ропот пронесся по толпе.

А мамаша Молли в этот момент думала, что, пожалуй, стоит рассказать им об этом. Поделиться ТЕМИ своими мыслями…

— Ты разговаривала с животом? — выкрикнул кто-то.

— Нет. Не с животом. А с тем, кто там, внутри…

Некоторое время царило изумленное молчание, а потом кто-то сказал:

— Ты сошла с ума!

— Нет! Я не сошла с ума! — твёрдо и громко сказала мамаша Молли. — Он, конечно, не мог мне ответить, но… я просто высказывала ему то, что я думаю. А я думала о том, что было бы, если бы мы не умирали…

Гомон в толпе тотчас стих. Впервые эти женщины задумались о том, что никогда не приходило в их головы…

Няньки в этот день долго не появлялись. И вот наконец пришла одна из них. Ронга была маленькая, крепко сбитая; ходила она немного неуклюжей, косолапой походкой. Когда она вошла в барак, стало видно, что выражение её лица сильно отличается от обычного. Оно было чрезвычайно взволнованным, и удивление маской застыло на нём.

Остановившись у порога, Ронга начала говорить, и голос её, обычно громкий и уверенный, звучал сейчас несколько растерянно.

— Эээ… — таким было начало речи; она явно не знала, с чего начать. — Значит, так. Мне поручено сказать вам, что вы отныне свободны. То есть вас никто больше не будет держать здесь насильно и заставлять рожать. Никто не станет бить вас плетью, и никого из вас больше не отправят на бойню… То есть вообще никого и никогда. Боен больше не существует, и все воины света мертвы или вроде того… И Великому Пророку тоже каюк. Наш новый Большой Хозяин мистер Серегин оторвал ему голову и закинул куда подальше. Да… Вот, значит… Ну а те из вас, кому не нравится новое положение вещей, пусть выходит за ворота и идет на все четыре стороны, никто их удерживать не будет… Вас отпускают. Всех. Ну а остальным, кто не захочет уходить, обещано самое уважительное отношение, кров, постель, хорошее питание и настоящая медицинская помощь, чтобы вы все снова стали здоровыми и молодыми. Это распоряжение нового наивысшего начальства мистера Серегина, выше которого для нас только сам Бог. Вам понятно?

Несколько секунд женщины переваривали информацию, а потом зашумели…

— Мисс Ронга, это правда, что боен больше нет? — спросила одна из маток среднего возраста.

— Да, правда!

— Точно? — переспросили сразу несколько голосов.

— Абсолютно точно! — ответила Ронга. — Этот мистер Серегин и сам не убивает женщин, ни белых, ни чёрных, и другим не дает. А если кто его не послушается, тому он оторвет голову, как Великому Пророку. Был, мол, такой, и вот его уже нету.

Ронга явно ощущала себя не в своей тарелке среди этих белых женщин, отныне свободных. Выполнив то что ей было поручено, она как бы стала не нужна… Немного помявшись, она добавила:

— Ну, в общем, я все сказала…

И тут же на неё снова обрушился шквал самых разных вопросов, причём некоторые были такими, как будто эти глупые матки вовсе не слушали, что им говорят:

— Мисс Ронга, скажите, что нам делать теперь? Куда идти? И скажите, будут ли нас теперь кормить?

От всех этих дурацких вопросов к няньке вернулось чувство собственной важности. Этих больших беспомощных белых мамочек ещё долго надо будет водить за ручку, прежде чем в этом отпадет необходимость… А это Ронга умеет.

— Сейчас мы идем в столовую! — сообщила она. — Завтрак по расписанию. А чуть позже к вам придёт… эээ… доктор. Он вам все и объяснит.

— Доктор Митчелл? — воскликнула мамаша Молли.

— Нет, не он. Другой, — ответила Ронга. — Доктор Митчелл уже три дня в яме для мусора кормит червяков, как и все «воины света». Я же уже говорила вам, глупые белые матки, что нету теперь больше у нас таких, все кончились!

Женщины отправились в столовую, по пути оживлённо обсуждая то, что узнали от Ронги. Они, привыкшие всю жизнь быть безропотным стадом, теперь совершенно не знали, что делать с этой свободой. Ведь он о ней даже и не мечтали никогда, а потому и не представляли, как можно ею воспользоваться. Прежде все было ясно и просто, и всякие неожиданности были исключены. Их жизненный путь представлял несложный цикл: рождение, репродукция, бойня. А теперь? Что делать теперь? Женщины пребывали в растерянности, и лишь надеялись, что визит нового доктора хоть что-то прояснит.

В столовой на раздаче стояли все те же негритянки из обслуги… Они и раньше не особо общались с обитательницами бараков, а сейчас и вовсе не смотрели на них, и уж тем более не отвечали на вопросы, которые им пытались задавать.

Ну а потом вереница беременных потянулась из столовой обратно к своему бараку… Внутрь женщинам заходить не хотелось, и они стояли под открытым небом и разговаривали, разговаривали друг с другом… Как будто хотели наговориться перед чем-то неизбежным, что окончательно изменит их жизнь.

Стэйси по-прежнему не отлипала от мамаши Молли.

— Ну правда же, неспроста мне тот сон приснился, а, мамочка Молли? — назойливо спрашивала она. — Ну скажи, правда же?

— Я пока не вижу тут никакой связи! — сурово отвечала та. — И вообще, ты понимаешь, что, если мы пойдём на все четыре стороны, мы просто не выживем, а если не пойдём, то это не будет свобода! И зачем нам нужен какой-то доктор, если мы свободны? Странно это все… Что это за доктор такой ещё?

И тут — хлоп! — и прямо на крылечке барака, словно на трибуне, возникла девочка в белом халате, как у доктора Митчелла. Кроме халата, на ней была кокетливая белая шапочка с блестящим кругляшком посередине.

— Самый обыкновенный доктор! — заявила она и, водрузив на нос взявшиеся прямо из воздуха огромные очки в чёрной оправе, оглядела стоявших перед ней женщин, только что переживших ещё одно потрясение от того, что человек так внезапно появился перед ними. — Но я не такой врач, как