Агония памяти моей (СИ) - "AdrianaDeimos"

Запомнила это слово, потому что по этой части мы с ним похожи… Может, поэтому Джон молчит? Я ведь всегда говорю всё, что думаю, но почти никогда то, что чувствую. А потом удивляюсь, почему меня считают холодной стервой. Стерва и есть, но зато правдивая. Терпеть не могу лесть, ложь во спасение и другие «коктейли» во благо. Лучше правда в лицо, может хоть что-то в голове щёлкнет. Если есть чему щелкать.

— Может ты и права… Знаешь, там, перед тем, как мне ввели тот препарат, я припоминаю один момент. Я вроде признался ей в любви, но не уверен — возможно, я бредил. Всё, о чем ты сказала, верно. Моя жизнь каруселью проносилась в голове перед взрывом в Архангельске. Один из моментов был связан с Лин, как незавершённое дело. Не успел сказать ей, как она дорога мне… Затем я вернулся, и мне казалось, что сейчас у меня вся жизнь впереди, но пока мой центр мира — Николь, а Лин всё поймёт… Мне ведь нужно разобраться с дочерью сначала, остальное — потом. И вот я в больнице и снова осознаю, что я не сказал самое важное, а уже не успеваю… А если скажу, то обреку Линдсей на страдания, и, может, промолчать будет лучше. Чёрт, не помню, сказал или нет…

— Так скажи снова! В чём проблема?

— Я поцеловал её перед тем, как она забрала Николь сегодня. Молча. Но я уже чувствовал, что внутри меня просыпается… — он замолкает, прикрывая глаза и качая головой. — Я не мог допустить…

Нет, они с Джоном всё же разные. Как и мы с Линдсей. У Джона тоже есть своя боль, но она связана с утратой ребёнка. А Коннор потерял себя несколько лет, и, кажется, больше всего он боится найти в своём сознании чужака и пробудить вытесненные кошмары. Я аккуратно касаюсь руки Дойла, он едва заметно вздрагивает и поднимает на меня взгляд.

— Коннор, я могу понять тебя. Понимаю, чего ты боишься. Просто дай себе и ей шанс. Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать. И после поцелуя ты точно должен действовать, а не молчать. Она будет ждать, это правда. Будет входить в твоё положение, всё понимать. Но внутри, через какое-то время, она начнёт сгорать. И в зависимости от того, насколько долгими будут твои «обстоятельства», искра может в ней потухнуть. Никто не заставляет тебя сейчас лететь к ней с цветами и конфетами, клясться в любви и преданности до гроба. Просто поговори с ней, скажи то, что хотел давно сказать…

Серые глаза смотрят на меня с неким сожалением. Наверное, Коннор понимает, что эти слова льются из меня, выражая мою личную боль… Нет, Дойл, оставь свою жалость при себе. Не могу это больше терпеть.

С лязгом ставлю чашку на стол и выхожу в коридор. Меня начинает трясти. Сначала взаимовыгодный обмен энергией, теперь слабостями? Надо было прокусить язык до крови, но не допустить этот разговор. Ну, может хоть Линдсей будет счастлива, я очень надеюсь, что профессор сможет решить эту задачу, а не отложит её снова в долгий ящик.

Слышу шаги за спиной, Коннор идёт за мной. Не дожидаясь его слов и не поворачиваясь, я начинаю говорить первой:

— Разговор окончен, Коннор. И если в ближайшие две-три недели я услышу от Джона то, что он меня любит, ты очень сильно пожалеешь, если до этого момента не признаешься Лин в своих чувствах. Не оставляй собственного ребёнка без отца… В третий раз тебе уже точно так не повезёт.

Я слышу его смех за спиной.

— Всё же ты удивительная женщина, Адриана Де Марко! Джону повезло с тобой…

Я поворачиваюсь и вижу ухмылку на его лице.

— И в чём же, стесняюсь спросить, заключается его везение?

— Ты как ледяной душ: отрезвляешь, вставляешь мозги, придаёшь бодрость.

Коннор оглядывается по сторонам, как будто в поисках какого-то предмета.

— Ты не видела, где я оставил свой телефон? Пора Лин звонить.

— Там, на тумбочке возле дивана, — махаю рукой, указывая направление, а затем смотрю на него очень серьёзно. — Только давай проясним один момент. Когда Доннер приедет сюда, я поеду в отель. И у меня есть желание забрать с собой Николь, на тот случай, если тебе вдруг захочется снова поспать одному! Надеюсь, ты понимаешь, о чём я?

— Останься… — он кладёт мне руку на плечо. — Мы оба вымотаны, тебе тоже нужно отдохнуть не меньше, чем мне. С Линдсей обстоятельно я поговорю после выходных, сегодня пусть лишь привезёт Николь. Мне нужно всё обдумать. А ты позвони пока Джону, — он замолкает на какое-то время, пристально глядя мне в глаза, а затем добавляет: — Думаю, он тебя любит… Почти уверен в этом.

Слёзы снова начинают душить. Почему я слышу сейчас «Останься» не от того, от кого хочу услышать это слово почти целую вечность? Почему Коннор уверен в том, что Джон меня любит, а я — нет?

Больше всего сейчас мне хочется броситься Дойлу на шею и громко разрыдаться, но я лишь пожимаю плечами и ухожу в комнату Адама — перевести дух и унять дрожь. Я не знаю, что сильнее повлияло на меня: близость или этот разговор, но меня лихорадит. Кажется, агония Коннора Дойла наконец-то закончилась, а вот моя лишь только начинается. И мне страшно даже подумать о том, что будет дальше. Кого я пытаюсь обмануть, говоря, что между нами ничего не изменится? Теперь мы с Коннором связаны, и как раньше уже не будет никогда. Вот только…

А как будет?

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…

(В примечании есть ссылка на следующую часть под названием «Персональный ад профессора Дойла»)

Комментарий к 7. Терапия