Глаза войны - Алексей Адушев

что мне с ними будет очень трудно выйти к своим и выбраться из окружения. Я надеялся, что пока немцы окончательно не взяли Могилев, то всё внимание приковано к нему, кольцо окружения ещё может быть не плотное, не сплошное. Дорог каждый час, а с женщинами бродить по лесу скажу я вам то ещё удовольствие. То им в туалет (оправиться) надо, бегут в кусты, стесняются, то ногу подвернула, то веткой поцарапалась, то ревут от страха и всё в таком духе…С одной стороны рад был живому человеку и общению, с другой намаялся с ними.

Через сутки блужданий, по моим расчётам мы должны были выйти к дороге на Мстиславль и пересечь её. На нашем пути, невдалеке от проселочной дороги, была деревушка, девочки хотели попросить у местных воды и чего-нибудь поесть. Я хотел идти с ними, но живот так прихватило и загнуло пополам, что я остался в перелеске по нужде. Когда я уже собирался идти в деревню, то увидел, что девчата бегут в мою сторону. Понял сразу - в деревне немцы оказались.

Метров 50 девочки не успели добежать до спасительного леса, им наперерез выехал немецкий грузовик, которые как оказалось уже вовсю ездили по этой проселочной дороге. Немцы использовали любую пригодную для продвижения дорогу и наступали на пределе возможного. Пока одни штурмовали Могилев и добивали остатки сопротивления, другие силы уже рвались на Мстиславль и дальше на Рославль.

Только я увидел немцев, как мои ноги стали будто деревянные и приросли к земле. Немцы смеялись и орали: Хальт!!» (стоять по-ихнему), а потом как бабуины повыпрыгивали из кузова машины и давай девчонок лапать, вроде как обыскивать.

Срывали с них пилотки, у тех, у кого они были. Звёздочки с пилоток отрывали на сувениры, да трофеи. Девочки сбились в кучу, жались друг к другу и с надеждой смотрели в лес, смотрели в мою сторону, ждали, что я, что - то может быть придумаю или привлеку внимание немчуры. Рядом со мной лежали всё те же две «мосинских» винтовки, к которым я даже руку не тянул, боялся дышать, как будто даже легкое колебание воздуха могли услышать немцы.

В считанные секунды я представил, что случится, если я начну стрелять, представил, сколько времени немцам понадобится чтобы понять где я нахожусь и в несколько стволов изрешетить меня в клочья. Страх сковал все мои движения, я жить хотел, жить…

Когда уже все девочки стали смотреть в сторону леса, то старшая - Марина Долгушина показала им кулак (сейчас я понимаю, что она оценила обстановку и поняла, что все мои возможные действия ни к чему не приведут, будут бесполезны, она дала мне шанс выжить. Может я просто так себя успокаиваю все эти годы?).

Немцы потащили одну из девушек в кусты, она истошно закричала:

-Валера помоги!!!

А я всё также не мог пошевелиться, боялся выдать себя, боялся, как паршивый пёс, ненавидел себя за бездействие, но сидел, как парализованный. Долгушина вырвалась и побежала отбивать свою девчонку, её сразу сбили с ног и отшвырнули в сторону, внимание немцев переключилось на неё. Её пинали, били прикладом, таскали за волосы, пока она не стала вся красно - серой от пыли и крови. Немцы куражились над ней, а я смотрел и ничего не делал.

Тут подъехал мотоцикл и из люльки выпрыгнул немецкий офицер, увидел, что его подчиненные остановили движение и столпились возле русских женщин. Он понял, чем это чревато, незапланированная остановка, упадок дисциплины. Как я понимаю, у немцев был приказ, им нужно было безостановочно двигаться вперед, у их офицера был приказ и сроки, а этот бардак в его планы не входил. Ему нужно было срочно избавиться от лишних пленных, тем более женщин, на которых текут слюни у его солдат.

Он долго орал и давал распоряжения. Всех женщин опять сбили в кучу, подтащили к ним избитую Долгушину, а потом немец махнул рукой, и фрицы открыли огонь, девочки перед смертью всё также смотрели в сторону леса… Немцы стащили тела в кювет, сели по машинам и поехали дальше…

Через 3 дня скитаний вышел к своим. Я слышал, что моя 110-ая стрелковая дивизия, точнее её жалкие остатки, сотня с небольших человек прибилась к партизанам и горстка людей смогла перейти фронт и выйти к нашим лишь зимой.

А я вышел, я спасся… Я воевал дальше, воевал честно и больше никогда не малодушничал, и не трусил. Дважды был ранен, я искал смерти, но не нашёл.

Во сне ко мне приходили девочки, приходили не раз. После войны я видел их лица в толпе, я до сих пор их вижу, там, где их не может быть, когда бывал в магазине или поликлинике, их