Новый мир. Книга 5. Возмездие (СИ) - Забудский Владимир

Там мы замерли, не сообразив, что делать дальше. В наши лица сразу же ударил луч прожектора, который после полумрака шахт резанул глаза, словно лезвие.

— Вы чего стали, недоумки?! — заорал усиленный аппаратурой бодрый голос интенданта Гриза, который, кажется, за время нашей смены успел отдохнуть и отоспаться.

— Он все, — еле сумел выдавить из себя Матео, кивнув на старика.

Слово «все» достаточно точно описывало остановку шестидесятилетнего сердцапримерно на восьмом часу непосильной работы. Достаточно точно как для человека, у которого больше нет сил ни на одно лишнее слово.

— Ну так киньте его где-то там! И вперед, живо! — велел Гриз, раздраженный тем, что такая мелочь, как очередная смерть каторжника в шахте, заставляет его тратить энергию и повышать голос.

Когда мы прошли первую секцию «выходного» коридора, положили кирки и сняли шлемы, я впервые начал понемногу осознавать, что следующие 12 часов смогу пролежать, как бревно — и эта мысль вначале привела меня в настоящее блаженство. Но поодаль маячила другая мысль, которая внушала тихий ужас — мысль о том, что уже через 12 часов все повторится снова. А потом снова. И снова. И снова…

Мы уже почти дошли до конца «выходного» коридора. Снаружи за турникетом я видел небольшую группу людей, которые поглядывали в мою сторону. Один из них нарочито закатил рукав робы, чтобы я мог увидеть красную татуировку в виде символа Сопротивления, и кивнул мне.

В этот момент лампочка на последнем турникете перед нами вдруг загорелась красным цветом. Тут же активировался другой турникет — ведущий куда-то в бок.

— Эх, а ведь правду говорят, что новичкам везет! Или, если хотите — Господь к ним милостив! — раздался наверху голос Гриза. — 102-ая, вы выиграли сегодня освежающий душ и перемену белья! Такое везение случается всего десятку бригад из больше чем сотни!

Несмотря на усталость, я не смог отделаться от тревожной мысли, что интендант смотрит именно на меня — как и утром, во время раздачи продпайков. Коротко посмотрев на человека с татуировкой, который ждал снаружи, я увидел на его лице и физиономиях его товарищей столь же тревожные гримасы.

Гриз, тем временем, глаголил дальше:

— Можете не благодарить! Будь моя воля, я пустил бы туда вместо воды мочу из туалета охраны! Вот была бы потеха! Но проблема в том, что тогда от вас будет разить даже сильнее, чем сейчас — и мы тут все ляжем от этой вони!

Каторжники были слишком исступлены адским трудом, чтобы воспринимать какие-либо намеки, насмешки или сарказм. Поэтому они продолжали молча толпиться, пока интендант не прикрикнул:

— Ну, давайте, топайте, мрази! Чего стали?! Или вам помочь?!

Напоминание о возможности простимулировать нас с помощью боли сразу подействовало. Зэки стали проходить через боковой турникет с таким же безразличием, с каким готовы были пройти через передний. Мысль о душе, пусть еще минуту никто из нас о такой роскоши и не чаял, не способна была пересилить и скрасить страдания, которые мы только что пережили. А может быть, мы временно потеряли способность испытывать эмоции вообще.

Душевой комплекс разместился сбоку от «предбанника». За очередным турникетом, у которого автомат выдал каждому по склизкому огрызку мыла, ждала раздевалка — обшарпанная и убогая, как и все в «Чистилище». Несколько «счастливых» бригад уже были тут.

Вокруг мы видели множество измученных людей, устало стаскивающих с бледных сопревших тел пропитанные потом пыльные робы, и таких же измученных, но голых и мокрых людей, возвращающихся из душа, откуда валил густой пар и шёл резкий запах вулканической серы. Перед глазами мелькали шрамы, ссадины, язвы, татуировки, мускулы, торчащие из-под кожи острые ребра, съежившиеся от холода яйца и члены, угрюмые осунувшиеся лица с черными кругами под глазами.

Я молча разделся, снял ботинки, которые стали похожими на комки грунта, и прошел в душ. Кабинки, кабинки, еще кабинки — без дверец или шторок, лишь с боковыми перегородками выше человеческого роста. Старый кафель блекло-синего цвета местами потрескался, местами откололся. На вид тут могло уместиться человек тридцать, и почти все места были заполнены. Люди мылись, пританцовывая под струями горячей воды с острой примесью сероводорода. Под их босыми ногами хлюпало. В отличие от душевых, в которых я бывал — начиная от школы и заканчивая спортзалом — здесь не было слышно веселого трепа и смеха.

Лишь в дальнем конце душевой я приметил пустую кабинку. Я покрутил кран. Душ, несколько раз натужно булькнув, изверг на голову поток горячей сернистой воды. Несмотря на высокую температуру, вода была неприятной. Кожа покрылась мурашками. Я подставил под воду лицо, дал намокнуть голове и всему телу, и начал мылиться. Сердце забилось чаще. Мужское достоинство невольно сжалось.

Сзади явно что-то происходило. Я слышал шорох и шлепки ног, свидетельствующие, что несколько людей идут следом за мной. Они шептались о чем-то вполголоса. Но я проигнорировал это и не стал оборачиваться, стоя к ним задом. В глубине души я надеялся, что ничего не произойдет. Но логика подсказывала, что надежды напрасны.

Шум воды позади постепенно начал стихать. Сразу множество босых шлепков удалилось — все лишние люди, не желающие участвовать в том, что намечалось, поспешили скрыться.

— Димитрис! — вдруг услышал я сзади знакомый предостерегающий голос, переходящий в визг.

Круто обернувшись, сжав кулаки, изготовившись, я успел увидеть глаза Фрэнка, которые умоляюще смотрели прямо на меня. Сигал стоял у него за спиной, усмехаясь. Одной рукой он крепко сжимал свою жертву сзади в районе тощей волосатой груди, другой — держал острую заточку у распоротого кровоточащего горла. Вспомнились слова Ши, что заточку не получится пронести на смену без помощи охранников. Но на этот счет и так уже было все понятно.

Фрэнк вяло, в меру остатков своих сил, барахтался в объятиях у убийцы, хрипя и отчаянно хватая ртом воздух, который больше не способен был достичь его легких. Его глаза уставились на меня с мольбой, словно он ждал, что герой Сопротивления, почему-то отрицающий свою к нему причастность, великий разоблачитель зла Димитрис Войцеховский, сейчас протянет руку и спасет его. Но где-то в глубине этого взгляда уже читалось понимание необратимости случившегося.

Мне не суждено было узнать, какие мысли успели его посетить. Вспоминал ли он о своей Эмми? Жалел ли о пути, который привел его к этому месту? Можно было с уверенностью сказать лишь одно — на его бледном лице определенно не было написано ни грамма гордости из-за той скромной роли, которую история отвела ему в деле Революции.

— Я же говорил, что ты слишком много звездишь, — прошептал ему на ухо Сигал, и без малейшего почтения бросил его на пол.

Голое тело грузно и безвольно шлепнулось о мокрую плитку. Еще какое-то время казалось, что в его глазах отражается понимание происходящего, жуткая тоска и неописуемый страх. Но уже очень скоро глаза остекленели, стали неосмысленными. И некогда живой человек с мыслями и мечтами стал всего лишь тушей с кишками, на которую лилась с потолка вода, окрашивая пол в цвет разбавленной крови.

— Этот идиот не мог окончить иначе, — удовлетворенно молвил убийца.

За его спиной уже столпились остальные — Хейз, Билли, «яйцеголовый» и «боцман». Все были сутулые, покосившиеся от непосильной работы. Но они вынули из закромов крохотные остатки своих сил, чтобы выполнить еще одну работу. Покрытые татуировками тела были мокрыми, гениталии сжаты в комок от струй воды, от чего казались крохотными, кулаки — плотно сжаты. Взгляды были очень красноречивы, и не нуждались в пояснениях.

— Что пообещали? Перевести на работенку полегче? — догадался я.

Сразу вспомнился странный взгляд Гриза. Было понятно, что «везение» с душем для 102-ой бригады не было ни случайностью, ни волей Всевышнего. Так же, как не было случайностью и отсутствие в числе «счастливых» бригад одной из тех, где работали сторонники Сопротивления. В сущности, понятно было все. Ну или почти все.