Вероника Рот - Аллигент

- Привет, говорю я. - Я Трис. Мне кажется вы знали мою мать. Он слегка подскакивает, но в итоге улыбается мне. Я скрещиваю руки. Чувствую себе так же, как и когда Питер жестоко стянул с меня полотенце во время Посвящения: беззащитной, смущённой и злой.

Может и нечестно спрашивать всё у Дэвида, но ничего не могу с собой поделать. Он лидер этого поселения, Бюро. - Да, конечно, говорит он. - Я помню тебя.

- Откуда? От жутких камер, которые следили за каждым моим шагом? Я еще сильнее скрещиваю руки на груди.

- Правильно. - Я делаю паузу затем говорю, - Я должна узнать о моей матери. Зои дала мне ее фотографию, и там вы стояли прямо рядом с ней, так что я решила, что вы сможете помочь.

- Ах, - говорит он. - Могу ли я увидеть фотографию?

Я достаю из кармана фотографию и протягиваю ему.

Он разглаживает ее пальцами, и пока он смотрит на нее, на его лице появляется странная улыбка, как будто он ласкает ее глазами. Я переминаюсь с ноги на ногу, чувствуя себя так, как будто нарушаю приватный момент.

- Она отправилась назад к нам однажды, - говорит он.

 - Пока она не стала матерью. Тогда мы и сделали эту фотографию.

- Назад к вам? - говор я. - Она была одной из вас?

- Да, просто говорит Дэвид, словно это слово не переворачивает весь мой мир. - Она отсюда. Мы послали её ещё молодой, чтобы решить некоторые проблемы с экспериментом. Так что, она знала.

Я говорю, и мой голос дрожит, но не знаю почему. - Она знала об этом месте, и о том, что находилось за забором.

Дэвид выглядит озадаченным, его кустистые брови нахмурены.

- Что ж, хорошо.

Дрожь опускается вниз по кистям к моим рукам, и вскоре все мое тело содрогается, как будто отвергая какой-то вид яда, который я проглотила, и этот яд - знание, знание этого места, и этих экранов, и всей лжи, на которой я строила свою жизнь.

- Она знала, что в каждый момент вы наблюдали за нами... смотрели, как она умирала, и как мой отец умирал, и как все начали убивать друг друга! И послали ли вы сюда кого-

нибудь, чтобы помочь ей, помочь мне? Нет! Нет, все, что вы делали, это лишь принимали к сведению.

- Трис...

Он пытается дотронуться до меня, но я отталкиваю его руку.

- Не называй меня так. Ты не должен знать это имя. Ты вообще не должен знать что-либо о нас.

Дрожа, я иду обратно в комнату. Внутри остальные уже упаковали свои кровати и поставили вещи вниз. Здесь только мы, никаких злоумышленников.

Я прислоняюсь к стене возле двери и опускаю ладони на штаны, чтобы вытереть пот.

Никто не выглядит в хорошем настроении. Питер лежит лицом к стене. Юрай и Кристина сидят бок о бок, вполголоса о чем-то переговариваясь. Калеб массирует виски кончиками пальцев.

Тобиас продолжает расхаживать, грызя свои ногти. А Кара сидит сама по себе, закрыв рукой лицо. В первый раз с того времени, как я ее встретила, она выглядит расстроенной.

Брони Эрудита больше нет.

Я сажусь напротив нее. - Ты выглядишь не так уж хорошо.

Ее волосы, обычно собранные в гладкий и идеальный узел, растрепаны. Она смотрит на меня с негодованием.

- Мило с твоей стороны говорить об этом.

- Прости, - говорю я. - Я не это имела в виду.

- Я знаю. Она вздыхает. Я....Я из Эрудиции, ты же знаешь. Я слегка улыбнулась. - Да, знаю.

- Нет, - Кара качает головой. - Это единственное, чем я являюсь. Эрудит. И теперь они сказали мне, что все это лишь результат изъяна в моих генах... и сами фракции - просто психологическая тюрьма, чтобы держать нас всех под контролем.

- Прямо как говорила Эвелин Джонсон с Афракционерами. - Она делает паузу. - Так зачем создавать Аллигент? Зачем волноваться о том, чтобы прийти сюда?

Я не понимала, насколько сильно Кара привязалась к идее быть Аллигентом, лояльным к системе фракций, лояльным к нашим основателям.

Для меня это было просто временным удостоверением, могущественным, потому что оно могло выпустить меня из города. Для нее эта привязанность должна быть намного глубже.

- То, что мы пришли сюда, это все еще хорошо, - говорю я. - Мы узнали правду. Разве это не ценно для тебя?

- Конечно, так и есть, - тихо отвечает Кара. - Но это значит, что мне нужны другие слова, чтобы выразить то, кем я являюсь.

Только после смерти моей матери я ухватилась за свою Дивергенцию, как будто за руку, протянутую, чтобы спасти меня. Мне нужно было это слово, чтобы сказать себе, кем я была, когда все остальное вокруг меня рушилось. Но теперь мне интересно, нуждаюсь ли я в нем больше, нуждались ли мы когда-либо в этих словах - "Бесстрашный", "Эрудит", "Дивергент", "Аллигент", или мы можем быть просто друзьями, или любимыми, или братьями и сестрами, вместо этого определяя это выборами, которые мы принимаем, и любовью и верностью, которые связывают нас.

- Лучше проверь его, - говорит Кара, кивая на Тобиаса.

- Да, - говорю я.

Я пересекаю комнату и встаю напротив окон, таращась на то, что мы можем видеть из объединения, которое - просто больше того же самого стекла и стали, покрытия, травы и заборов. Когда он видит меня, он прекращает ходить и вместо этого встает рядом со мной.

- Ты в порядке? - говорю я ему.

- Да. - Он садится на подоконник, лицом ко мне, так что наши глаза находятся на одном уровне. - Я имею в виду, нет, не совсем. В данный момент я думаю о том, как бессмысленно все это было. Система фракций, я имею в виду.

Он потирает свою шею сзади, и мне интересно, думает ли он о татуировках на своей спине.

- Мы вложили в это все, что имели, - говорит он. - Все мы. Даже если и не понимали, что делаем это.

- Это то, о чем ты думаешь?

Я приподнимаю свои брови. - Тобиас, они наблюдали за нами. За всем, что происходило, за всем, что мы делали. Они не вмешивались, они просто вторгались в нашу приватную жизнь. Постоянно.

Он потирает пальцами виски. - Я догадываюсь. Но все же это не то, что беспокоит меня.

Должно быть, мой взгляд бессмыслен и недоверчив, потому что он качает головой.

- Трис, я работал в комнате контроля Бесстрашия. Там везде были камеры, все время.

- Я пытался предупредить тебя, что за тобой наблюдали во время твоей инициации, помнишь? - Я вспоминаю его глаза, направленные к потолку, в угол. Его загадочные предупреждения, которые он еле прошипел сквозь зубы. Я никогда не понимала, что он предупреждал меня о камерах - это просто никогда не происходило со мной раньше.

- Это беспокоило меня раньше, - говорит он. - Но я преодолел это уже долгое время назад.

Мы всегда думали, что мы были сами по себе, и теперь все повернулось так, что мы были правы - они оставили нас самих по себе. Так оно и есть.

- Мне кажется, что я не принимаю это, - говорю я.

- Если ты видишь кого-то в беде, ты должен помочь им. Эксперимент это или нет. И...

Боже. - Меня передергивает. - Все те вещи, которые они видели...

Он слегка улыбается мне.

- Что? - спрашиваю я.

- Я просто думал о некоторых вещах, которые они видели, - говорит он, кладя руку на мою талию.

Какой-то момент я сердито сверкаю на него глазами, но я не могу выдержать это, не сейчас, когда он так усмехается, глядя на меня. Не сейчас, когда я знаю, что он пытается сделать мне лучше. Я слегка улыбаюсь.

Я сажусь рядом с ним на подоконник, мои руки зажаты между ногами и деревом.

- Знаешь, Бюро, создавшее фракции, не сильно отличается от того, что мы ожидали увидеть.

Когда-то давно группа людей решила, что система фракций будет лучшим вариантом жизни - или вариантом заставить людей прожить жизнь наилучшим образом.

Сначала он не отвечает, только закусывает губу и смотрит на наши ноги, прижатые друг к другу на полу. Мои пальцы чиркают о землю, только чуть-чуть не доставая до нее.

- Это помогает, на самом деле, - говорит он. - Но тут так много всего, что было ложью, что трудно выяснить, что было правдой, что было настоящим, что имело значение.

Я беру его руку, проскальзывая своими пальцами между его. Он прислоняется своим лбом к моему.

Я ловлю себя на том, что по привычке думаю "слава Богу", и потом я понимаю, чем он так обеспокоен. Что, если Бог моих родителей, все, во что они верили, - просто что-то, придуманное кучкой ученых для того, чтобы держать нас под контролем?

И не только их верования о Боге и о чем бы то там ни было, но о добре и зле, о самоотверженности? Должны ли все эти вещи поменяться, потому что мы знаем, как был создан наш мир?

Я не знаю.

Эта мысль грохочет во мне. Так что я целую его - медленно, так что я могу чувствовать тепло его рта, и мягкое давление, и его дыхание, когда мы отстраняемся.

- Почему, - говорю я, - мы всегда находимся в окружении людей?

- Я не знаю, - говорит он. - Может, потому что мы просто глупы?

Я смеюсь, и это смех, а не свет, который изгоняет темноту здания внутри меня, который напоминает мне, что я все еще жива, даже в этом странном месте, где все, что я когда-

либо знала, рушится. Я знаю некоторые вещи - я знаю, что я не одна, что у меня есть друзья, что у меня есть любовь. Я знаю, откуда я пришла. Я знаю, что я не хочу умереть, и для меня это что-то - что-то большее, чем я могла бы сказать несколько недель назад.