А отличники сдохли первыми... 4 (СИ) - "R. Renton"

— Он остался жив?

— Да, сбежал. Хотя я его ранил. Может и не выжил. Кто знает, как у них там с полевой хирургией.

— Жаль... — Доцент с досадой закусил редиской неутешительные новости. — Возможно у него тоже врождённый иммунитет, как и у тебя. Его образцы помогли бы улучшить состав. Разнообразить методы провокации иммунного ответа и замедлить адаптацию патогена...

— А может он тоже просто достаточно долго жил в полной изоляции и стерильности, как ты с Джоном. В любом случае, что-то мне подсказывает, что друзьями мы с ним точно не станем. Они изначально рассматривали нас как кормовую базу, а не союзников. Буквально.

— В смысле? — Слава поправил очки и недоуменно уставился на меня.

— В прямом. — Я сделал паузу и покосился на обедающую Алину — она тоже вспомнила результат осмотра лагеря «орды» и отложила вилку. — Когда мы после сражения осматривали их стоянку, нашли недоеденных пленников.

— Небесные тела... — Слава тоже перестал есть. — А может это жоры их? Ты же мясокомбинатовский улей на них натравил. Мясоедов.

— И степняки расколошматили его, как стаю котят. Красноглазых там, конечно, успело подойти немного. Но жоры не смогли сделать даже ни одного укуса.

— Вот почему они коней своих до сих пор не съели...

— И вот почему договариваться с ними никто из нас не горит желанием. Несмотря на возможную ценность этого их "Хана" для науки.

Некоторое время мои собеседники молчали. Алина, для которой шокирующий факт о каннибализме степняков всё же не был новостью, продолжила разговор первой, сменив тему на более позитивную.

— А ведь где-то же этот вертолётчик берёт специальный бензин? Где-то недалеко же?

— Вот и я думаю — где? — Я согласно кивнул. — Все аэродромы, где могли быть запасы... И которые были рядом — разорены. Кроме Энгельса. В области есть ещё несколько небольших. Военных. Только я не помню, какие из них ещё работали, а какие уже были расформированы. Да и им ничего не мешало пасть жертвой мародёров в первые же дни катастрофы. Все они располагаются недалеко от населённых пунктов.

Эти вопросы снова поставили всех присутствующих в тупик и повисла пауза, заполненная хрустом окружающих нас едоков. На сей раз беседу продолжил я, стараясь всё-таки вернуться к обсуждению вариантов решения нашей медицинской проблемы:

— Слав. А вы не искали в НИИ какие-нибудь следы проекта «Автоном», о котором говорится в записке фээсбэшника? Улей же оттуда ушёл. Есть идеи — что это вообще такое?

- Кстати, да! Мупсиба оказалась очень полезной штукой! — Алина живо подключилась к теме. — Может и этот «Автоном» тоже как-то сможет нам помочь?

— Искали. — Доцент покачал головой. — Ничего особенного не нашли. Документацию офицер, похоже, уничтожил. Я уж не знаю, зачем... Помните же, я рассказывал?

Мы с Алиной согласно кивнули.

— Ну и вот... А какие-нибудь прототипы, образцы... В общем, в лабораториях мы со студентами не нашли ничего такого, что я не видел бы там раньше.

Снова повисла небольшая пауза, в течение которой я присмотрелся к подозрительным пацанам. И, поймав их взгляд, резко нахмурился. Спешно похватав свои тарелки, они не сговариваясь соскочили со скамей и убежали в сторону кухни. Странные какие-то...

— Но на один момент я обратил внимание... Дело в том, что мы, к тому же, не обнаружили никаких следов кое-какого другого проекта. — Слава неожиданно прервал молчание. — Вообще, я давал подписку о неразглашении... Но если уж мы пустили на стратегическую авиабазу фактического президента США, то, думаю, что и об этих формальностях тоже можно забыть.

Многозначительно замолчав, он с улыбкой наблюдал, как меняется лицо Алины — от любопытства она всё шире и шире открывала глаза. Видимо, опасаясь, что сейчас они попросту выскочат из орбит, доцент торопливо продолжил:

— В ноябре к нам в институт привезли несколько штаммов очень любопытных представителей микрофлоры. Их обнаружили мои коллеги из ААНИИ... — Последив за нашей реакцией, учёный понял, что аббревиатура нам не знакома. — Это Арктический и антарктический научно-исследовательский институт. В Петербурге.

— Их на северном полюсе нашли? Эти штампы? — Алина уже справилась с обедом и улеглась на стол локтями, положив сверху подбородок. Похоже, начиналась та самая часть беседы, ради которой она и позвала Славу.

— Штаммы. Нет, на южном. Знаете про озеро Восток в Антарктиде?

— М-м-м... Нет. — Девочка призналась с лёгким смущением. — С географией у меня не очень. Я тогда, наверное, болела...

— Я знаю. — Если слушатели были благодарными, я тоже старался не упускать шанса поумничать. А более благодарного слушателя, чем Алина, было не найти. — Самое большое из сотен других озёр Антарктиды. Оно там глубоко подо льдом, на несколько километров. И очень давно. Фактически — миллионы лет в изоляции от внешней среды. И есть подозрения о том, что там в глубине может быть жизнь — такая же древняя, как и период изоляции.

— Блестяще, коллега! — Слава хлопнул в ладоши, чем привлёк внимание многих кадетов, сидевших поблизости. — Так вот подозрения оправдались. Микрофлору привезли именно оттуда. Я с ней не работал — не вполне моя специализация. Но при случае хотел ознакомиться. Так как её свойства, о которых сообщали коллеги, были просто удивительны. Настолько, что проект по их изучению был в итоге засекречен.

— И что же в них было такого удивительного? — Алина просто сгорала от нетерпения.

— Взять хотя бы сам факт их существования! Низкие температуры, давление раз в триста больше, чем атмосферное, отсутствие солнечного света, скудный рацион... А они — живы, несмотря на всё перечисленное. И умудряются находить в этом ледяном аду источники энергии назло всему. Ведь они там миллионы лет эволюционировали совершенно независимо от остальной земной биосферы! — Тот азарт, с каким лектор занимался просвещением, привлекал всё больше внимания. — Не знаю деталей. Повторюсь — я с ними не работал. Но знаю, что они могли использовать для питания... Ну то есть для генерации энергии, поддерживающих в них разные жизненные процессы — рост, движение, размножение — почти всё, что угодно.

— Так уж прямо и всё...

— Нет, ну на стерильном куске стекла они, конечно, жить не будут. Инкапсулируются. — Заметив вопрос на наших лицах, Слава тут же пояснил. — Ну, то есть выстроят вокруг себя дополнительную защитную мембрану... Оболочку. За счёт соседних особей. И как бы уйдут в спячку. Но, стоит туда попасть хоть пылинке... Да хотя бы крупице вещества, которое может участвовать экзотермической реакции... То они снова начинают жить! И с потрясающей скоростью адаптируют свой обмен веществ под тот источник энергии, который есть в их распоряжении в данный момент.

— Действительно, любопытно. Но какая в этом польза? — Я тоже закончил с поглощением доступных мне в данный момент питательных веществ. — Кроме развития фундаментальной науки, конечно.

— Вот это я и хотел узнать, когда искал результаты этих исследований. Их же засекретили — значит что-то значительное, всё-таки, получалось.

— И что же, прямо вообще ничего не нашлось? — Алина не теряла надежду. — Никаких записей, никаких следов?

— Вот это и подозрительно. — Кивнул Слава. — Как будто их не существовало. Ни документов, ни дневников, ни образцов... Вот поэтому я и подозреваю, что...

— Что эти ледяные бактерии и проект «Автоном» — это одно и то же? — Перебив его неспешную речь, я сделал напрашивающийся сам собой вывод.

Учёный торжествующе развёл руки в стороны, с улыбкой подтверждая мою догадку.

— А ты говорил, что этот... Эм... Подполковник Тихонов? Ну, папа Василисы... — Алина нахмурилась, припоминая наш старый разговор. — Что он только документы какие-то сжигал там в бункере. А больше у него ничего с собой не было? Вот то, что ты говоришь — образцы какие-то. Как они выглядят, не знаю...

— Кстати да, больше у него ничего с собой не было. И больше он при мне ничего не сжигал. — Согласился доцент. — Он только пальто накинул, когда уходил. И пиджак забыл. Может, в карманах пальто что-то было, конечно...