Сфера времени - Алёна Ершова

Год истончился. Солнце погибло и возродилось вновь с Рождеством Христовым. В святочную неделю гуляний, ближе к вечеру, на двор к сотнику на крепконогом жеребце прибыл Жирослав. На парне кафтан зелёный, мехом подбитый, шапка-оплеуха небрежно на бок сдвинута, рукавицы за поясом, сапоги красные, спереди гармошкой присобраны, в руках плётка с соколиной головой. Красавец, хоть и рожа в шрамах. Выскользнул из седла, словно рыба из рук. Давиду поклонился, Фросе кивнул, Ретке подмигнул.

— Мир дому вашему, — спрятав улыбку в усах, поздоровался боярин.

— И ты здрав будь, — ответил Давид. — За жеребцом обещанным приехал?

— За кобылкой, — поправил отрок и хитро взглянул на сотника. Давид удивленно приподнял брови.

— Кажется, я тебе жеребца необъезженного обещал?

— Правда? Запамятовал, но зимой, говорят, коней в стойлах лучше держать, а девиц у печи.

— Ах вот оно что! — начал понимать, о чем речь хозяин. — Ну что ж, зайди в дом, обсудим.

Но Жирослав не тронулся с места. Давид хмуро посмотрел на парня, чего он ждет?

— А Ефросинья Давыжая пригласит меня гостем быть?

Фрося удивилась: с чего бы ей отдельно от мужа боярина приглашать.

— Заходи, — тем не менее прозвучало в ответ.

Жирослав зашел, но раздеваться, разуваться не стал. Остался на пороге.

— Ну, что ты мнешься? — поторопила Фрося гостя. — Раздевайся, проходи, ужинать будем.

Гость разулыбался, как кот, залезший в подклеть, поклонился хозяйке в пол.

— Спасибо за дозволение, — буквально промурлыкал Жирослав и начал снимать кафтан да шапку. А Давид наконец понял, отчего гость ведет себя так, а главное, кого сегодня сватать будут. «Убью гаденыша!» — пришла и осталась здравая мысль.

Сели за стол. Во главе хозяин, Ефросинья справа, гость слева, Юрий подле гостя, Ретка рядом с матушкой крёстной. На лавке ёрзает, глаза в стол, сама пунцовая.

— Ну, что тебе на месте не сидится? — сурово посмотрел на девушку Давид. — А ну иди на кухню есть, не твоих ушей разговор.

Фрося недоуменно посмотрела на мужа, а потом на девочку: та вместо того, чтобы обидеться, расцвела. Схватила тарелку и вылетела из гридницы, только пятки сверкнули. Проводив ребёнка взглядом, Ефросинья вновь посмотрела на присутствующих. Давид хмурится, Жирослав улыбается, Юрий моргает удивлённо. Кажется, каждый в комнате понимает, что происходит. Кроме неё.

Некоторое время все молчали, ужиная кашей с мясом. А когда первый голод был утолён Давид, зарывшись пятерней в свои пепельные волосы, прокашлялся и начал вести разговор о хозяйстве:

— Ефросинья, мне Жирослав поведал, что у него дома гусь есть огромный да жирный. Такого славного гуся во всем Муроме нет. А у тебя в хлеву утица имеется молодая, здоровая, крепкая. Так вот я предлагаю гуся боярина и твою утицу вместе свести.

— Зачем? — ошалела от такого предложения Фрося. Нет, она понимала, что зимой скучно, и люд ищет, чем бы заняться, но чтоб боярский сын с сотником вопросы разведения уток с гусями решали, это перебор.

— А они вообще скрещиваются?

— Кто? — не понял Давид.

— Утки с гусями, мне-то не жалко, вроде семейство одно. Но потомство какое будет?

Юрий хрюкнул и постарался пониже опуститься к тарелке с кашей. Жирослав побледнел и перестал улыбаться. Давид задумчиво поскреб щеку.

— Семейства разные, поэтому думаю, потомство хорошее будет. К тому же та, твоя утица, все полы вытоптала, все лавки протёрла, зерна съела немерено.

Фрося хотела спросить, откуда супруг так подробно знает состояние дел в курятнике, как вдруг фраза, точнее культурный код, заложенный во фразе, показался ей смутно знакомым. Помолчала, вспоминая, где она нечто подобное читать могла. Решила проверить догадку:

— А так ли гусь хорош, как ты сейчас мне о нем говоришь? Может, хромой да облезлый? — спросила Фрося, мысленно молясь, чтобы речь всём-таки шла о птицах. Не повезло.

Давид шумно выдохнул и расслабился. Поняла наконец супруга, теперь самое главное, чтоб не прогнала взашей горе-жениха вместе со сватом.

— Так испытай его! — хлопнул сотник по колену, задавая новый виток беседе.

Фрося сощурилась.

— Да, конечно… Пусть завтра ваш «гусь» придет не верхом и не пешком, не голый и не одетый, не с подарком, но и не с пустыми руками. А после решетом колодец вычерпает! Что за безобразие вы тут устроили?

— Хоть не отказ, и на том спасибо, — усмехнулся Жирослав, вновь принимая вид балагура. А для тебя, любимая тёща, я прибуду завтра хоть на собаке верхом да в сетях и с голубем в руке, лишь бы согласие дала.

— Ты совсем с ума сошел?! Какая я тебе тёща?

— Будущая. Ты меня сразу не прогнала, в дом войти позволила, за стол посадила да разделила хлеб. А ещё задание дала. Так что начальное твоё разрешение я получил.

Фросе очень хотелось прибить обоих мужчин: одного — чтоб «разрешением» не успел воспользоваться, а второго за проворачивание матримониальных дел за спиной. Увы, муж у неё один, а отрок, хоть и дурак, но сирота, а сирот не обижают.

— Значит так, — успокоившись и собравшись с мыслями, начала Ефросинья. — Ретка не товар, а ты не купец, чтоб я за неё разрешения давала. С кем захочет жизнь свою связать, с тем пусть и связывает. К тому же маленькая она, рано ей ещё замуж.

Давид кашлянул, Жирослав удивленно посмотрел на хозяйку, а Юрий наконец смог похвастать знаниями:

— Ага, так рано, что скоро поздно будет. Весной, кажется, семнадцать исполнится.

Фрося который раз за вечер не знала, что сказать. Только глазами хлопала удивлённо. А ведь и правда, Ретка ей говорила, что девочки на испытание к Яге идут после первой крови, а это значит, что мелкая уже два года как на выданье. Выглядит она, правда, по сравнению с акселераторными девушками будущего сущим ребёнком, вот и обманулась Фрося. И вот что прям сейчас делать, не понятно. Три пары глаз ждут от нее решения, только какого?! И прогнать взашей парня — плохо, и быстро это всё да неожиданно.

— Ретка! — позвала Фрося, и девочка тотчас скользнула в гридницу. Стояла, значит, у дверей, слушала. — Ретка, тут боярин Жирослав свататься пришел, вот и скажи мне, гож он тебе или нет?

Будущая невеста коротко кивнула, и даже уши её заалели. Ефросинья подождала, но, так и не дождавшись ничего более вразумительного, отослала девочку обратно на кухню. Хлопнула дверь. В гриднице повисло молчание. Фрося смотрела на мужчин, те на неё. «Ладно, любишь кататься, люби и саночки возить» — решилась она наконец.

— Послушай Жирослав, чтоб ты Ретке женихом был, я не против. Но замуж за тебя этой осенью она не пойдет. Ты, насколько я знаю, лишь